Статья в «Московских новостях» была выдержана в духе высочайшего уважения к творчеству писателя, его личности, но никак не вязалась с коммунистическим представлением о писателе-диссиденте.
Текст заметки был подробно проанализирован Лигачевым. При этом он заявил о том, что публикация – ошибка газеты. Она возникла не случайно, ибо такова линия газеты, это чувствуется и по другим публикациям, и, как ему стало известно, заметка появилась, несмотря на то что редактор газеты Егор Яковлев был предупрежден о нецелесообразности такой публикации.
Но тут же встал Егор Яковлев и отверг такое утверждение. Он заявил, что действительно был звонок от работников идеологического отдела ЦК с предупреждением о нецелесообразности публикации, но после этого он, главный редактор, связался с Александром Николаевичем Яковлевым, тоже членом политбюро, и публикация заметки была разрешена.
Лигачев тут же заметил, что это неправда, Яковлев не мог давать такое согласие. Вопрос отношения средств массовой информации к кончине Виктора Некрасова накануне обсуждался в политбюро, было принято единодушное решение «отмолчаться» по этому поводу, и Яковлев не высказал там иной точки зрения.
Однако главный редактор под честное слово снова подтвердил участие Яковлева в согласовании публикации. На это Лигачев в довольно жесткой форме заявил: «Ну что ж, тогда это личное дело товарища Яковлева. А я вам делаю замечание и предупреждение от имени политбюро. Другие члены политбюро имеют такую же, как у меня, точку зрения».
Нам, может быть впервые, тогда стало ясно, что между двумя лидерами перестройки, Лигачевым и Яковлевым, возникли, нарастали, обострялись противоречия, которые рано или поздно могли привести к полному разрыву отношений. И если Александр Яковлев позволил себе занять такую откровенную, обнаженную позицию, значит, он мог это сделать, только рассчитывая на поддержку Горбачева.
Противостояние нарастало. Порой доходило до абсурда. На одном совещании слышишь одно, на другом – другое. Иногда на одном совещании, если там выступали оба – Лигачев и Яковлев, приходилось выслушивать полярно противоположные точки зрения на одну и ту же проблему. Журналисты в редакциях стали делиться по признаку ориентированности на тот или иной курс. Это был очень сложный период для нашей журналистики. Но тем не менее, если вернуться к тому, что происходило в Гостелерадио, то телевидение продолжало оставаться, как мне кажется, в авангарде процессов гласности и демократизации. Лигачев был официальным идеологом партии. А с Яковлевым мне было интересно работать. Его подходы к нашим телевизионным делам были более творческими. Взять, к примеру, «Прожектор перестройки» – передачу, которая вызвала шумный переполох в стране. Эту передачу мы придумали с Яковлевым. Даже название ее, изобразительное решение заглавного титра придумали вместе. Одно время она была самой популярной на ТВ. И писем больше всего приходило на ее выпуски, потому что все видели – это боевая, жесткая, с принципиальной позицией передача. Она полностью соответствовала моим представлениям о том, каким должно быть телевидение.
Эта передача нравилась и Лигачеву своим резко критическим вмешательством в проблемы экономические, социальные, пока мы не затронули сферы идеологии. Однажды, помнится, сделали передачу о наглядной агитации. Она сразу вызвала негативную реакцию. В ней была критика громадных плакатов, развешанных по всей стране. Даже подсчитали, во сколько миллионов ежегодно обходится казне такая агитация, которую никто не читает. В общем, был довольно жесткий взгляд на постановку плакатной уличной агитации. Но вместо «спасибо» нам учинили разнос.
Кстати, Лигачева в значительной степени роднят с Ельциным именно организаторские способности, напор, решительность, целеустремленность. Это люди, которые в свое время сильно поссорились (известное:
«Борис, ты не прав!»), но ведь было и так, что они уважали друг друга, долго работали рядом: один – в Свердловске, другой – в Томске. И не зря Лигачев, уже будучи в Москве, выдвинул Ельцина, позвал его работать в Москву.
Многое изменилось, когда ускорились демократические процессы в средствах массовой информации, когда последние получили полную свободу, в том числе и свободу критиковать партию, социализм, коммунизм и т. д. Этого никак не мог перенести Лигачев, он этому резко противостоял. И он пытался как член политбюро, как человек, который стоял над Яковлевым, оказывать влияние на него и на идеологическую работу.
Я говорил о музыке. Рок Лигачев не переносил. То есть он, конечно, понимал, что есть современные жанры, что ничего с этим не поделаешь, но чтобы вдруг это звучало на государственном ТВ и радио в таком количестве и такой форме – с этим он примириться не мог. Вспоминаю несколько заседаний коллегии по запискам Лигачева, где он протестует против засилья рок-музыки. А с другой стороны, как без популярной молодежной музыки построить утренние и поздние вечерние программы, которые должны были отвлечь молодых телезрителей и радиослушателей от западных радиоголосов? Яковлев это понимал. А Лигачев и его сторонники утром включают телевизор, смотрят передачу «90 минут», а там много музыкантов, представляющих авангард… Возникали постоянные столкновения, которые неизбежно должны были привести к взаимному отчуждению, что в итоге и произошло.
Вскоре на одном из ближайших пленумов ЦК КПСС Горбачев предложил упразднить секретариат ЦК, что, по существу, означало лишение Лигачева ранга второго секретаря Центрального комитета, а следовательно, лишало его возможности оказывать влияние на принятие тех или иных решений секретариатом ЦК.
Горбачев предложил создать вместо секретариата комиссии. Егор Лигачев возглавил комиссию по аграрным вопросам, а Александр Яковлев – по международным и по внешней политике СССР. Председателем идеологической комиссии стал Вадим Медведев. Таким образом, как шутили тогда журналисты, Горбачев развел по углам Лигачева и Яковлева. Поста второго, весьма влиятельного, секретаря партии не стало. В то же время роль Яковлева не была утрачена. Напротив, практически возросла, учитывая его близость к Горбачеву в ходе осуществления крупных международных дел, визитов, поездок, приемов зарубежных гостей, в том числе и на очень высоком уровне, участие в подготовке различных документов, докладов. Он, по существу, оказался правой рукой Горбачева в проведении международной политики Советского государства, а Лигачев стал уходить в тень.
Было ясно, что его работа на посту председателя комиссии по аграрным вопросам бесперспективна, потому что никому до сих пор, в том числе и Горбачеву в его бытность секретарем ЦК по вопросам сельского хозяйства, не удалось сколько-нибудь явно улучшить дела в этой сложной области народного хозяйства. Прозорливые политики могли тогда прогнозировать, что это назначение наверняка означало конец политической карьеры Лигачева.
Последняя попытка вернуть утраченную власть была предпринята Лигачевым на XXVIII съезде КПСС. Как известно, альтернативно на пост заместителя генерального секретаря КПСС была выдвинута кандидатура Ивашко, которого горячо и решительно поддерживал Горбачев. На съезде развернулась острейшая борьба, в ходе дискуссии складывалось впечатление, что большинство делегатов съезда поддерживает все-таки Лигачева. И Горбачеву пришлось приложить немало усилий, используя в том числе и закулисную работу с делегатами, чтобы не допустить избрания Лигачева.
Но Егор Лигачев до последнего часа верил в свою звезду и упорно не снимал свою кандидатуру. Он стоял до конца. Но этот последний раунд в политической битве он проиграл и был вынужден уйти в отставку.
Многие факты, однако, свидетельствовали, что великое противостояние двух разнонаправленных политических сил, во главе которых оказались яркие, одаренные личности, только входит в свою критическую фазу. Следовательно, до сих пор и я видел только цветочки. Ягодки же были впереди.
Глава 22
Бойкот
Вспоминаю об одном публичном письме, на которое нельзя было не обратить внимания. Оно, как выяснится позднее, преследовало далекоидущие цели.
9 января 1991 года ленинградская газета «Смена» опубликовала открытое письмо, адресованное Комитету Верховного Совета СССР по вопросам гласности, прав и обращений граждан, подписанное некоторыми народными депутатами РСФСР и Ленсовета, а также писателями.
В письме, в частности, говорилось:
«В своем предновогоднем выступлении руководитель Центрального телевидения Леонид Кравченко объявил на весь Союз, что народу отныне требуются развлекательные и спортивные передачи, а также телевикторины, но не политика, поскольку от политики народ устал. Это означает, что руководство ЦТ разработало и намерено проводить в жизнь новую программу действий, являющуюся, на наш взгляд, программой умышленного оглупления телезрителей…
