Таня продолжала игру. Сделала вид, будто хочет подняться, снова шлепнулась, заболтала валенками в воздухе и, по-прежнему подгоняя лошадь, кричала пронзительно: «Стой! Стой! Да остановите же ее!»
Немцы смеялись. Видно, девчонка, которая не умела править лошадьми, но пыталась остановить подводу, здорово их развлекла. Они уже не требовали остановиться, и лошадь трусила по дороге все дальше и дальше от вражеского секрета.
Но тут один из солдат — и как углядел! — заметил следы крови на полозьях саней. Рано утром в них везли раненых, второпях забыли отмыть кровь.
— Хальт! — Солдат, заподозривший, неладное, вскинул винтовку.
Но теперь Таня уже изо всех сил стегнула лошадь. Та понеслась во весь опор.
— Хлопцы, ложитесь! — крикнула Таня. — Стреляют!
Стрельба усилилась. Таня, правившая лошадью, выпустила вожжи и, охнув, опустилась на дно саней.
От погони они ушли, но вражеская пуля впилась девушке в правую лопатку. Таня попросила доставить ее к Павлу Михайловичу. Здесь два хирурга, тайком от всех жильцов дома приглашенные Кучеровым, извлекли пулю. Давние помощники партизан, они много раз поздними вечерами заходили в квартиру управдома, осматривали Танину рану, меняли повязки.
И никто из живших вокруг людей не узнал о раненой девушке, которую партизаны доставили однажды ночью сюда, на улицу Горького.
Когда Таня начала выздоравливать, Павел Михайлович наконец заговорил:
— Понимаешь, беда большая…
Таня приподнялась на локте, преодолевая боль, спросила в упор:
— Наташа?..
Кучеров молча кивнул, начал рассказывать.
Таня молча встретила горькую весть об аресте Наташи. Бедняга! Что ее ожидает? Сумеет ли она перенести пытки?
Сумеет. Она волевая. Она сильная.
Таня повторяла это мысленно, потому что не могла себе представить, что арест Наташи может нарушить их планы, общие планы.
Сама она уйти из Минска не могла. Пока есть возможность добывать новые сведения, ее место разведчицы только здесь. И Наташа знает это так же хорошо, как она. Наташа будет помогать ей своей стойкостью. Своим умением молчать.
Таня долго лежала, отвернувшись к стене.
Поздно вечером, впервые после долгих дней болезни, Таня сняла повязки, попрощалась с семьей Кучерова и вышла на улицу. Она чувствовала себя окрепшей. Придала ей сил и добрая весть, что пришла сегодня из леса: план фашистов провалился. Блокада сорвалась, и партизаны передавали Тане свою благодарность.
Чтобы не вызвать подозрений у патрулей и полицаев, Таня шла с пустыми руками. Мелочишки, которые передала Кучерову Тереза Францевна, рассовала по карманам. Второе свое платье, кофточку надела на себя.
Она шла, с наслаждением вдыхала чистый морозный воздух, с болью и нежностью думала о Наташе. Мысленно посылала ей свое спасибо. Наташа помогала издали: никого из знакомых ей подпольщиков не тронули.
БЕСПРОВАЛЬНАЯ РАЗВЕДЧИЦА
— Да что вы, ничего со мной не случилось. Простыла немного, пришлось полежать, — отвечала Таня каждому, кто справлялся о причине долгого ее отсутствия.
Так сказала она фрау Зонбаум, когда пришла к ней за новым аусвайсом.
Послушать со стороны их беседу — могло показаться, что беззаботно разговаривают между собой две немки. Но в этот раз фрау Зонбаум внимательно посмотрела на девушку и тихо сказала:
— Я тревожилась о вас, Таня. Очень.
И вдруг добавила торопливо, будто мимоходом, в то время как рука ее уверенно выписывала документ:
— Я такая же немка, как и вы… Может быть, вы не скоро об этом узнаете, а может, и никогда. Мы с вами делаем одно дело…
Подняла глаза, сказала с легкой ироничной усмешкой:
— Таких случайностей, как наше знакомство, мне кажется, не бывает, не правда ли?..
Таня и сама не однажды задумывалась о чудесной случайности, которая свела ее с этой педантичной и на вид такой сдержанно-строгой женщиной. Но, значит, это было не случайно? Помимо ее друзей, ее помощников, были неведомые ей добрые силы, принимавшие участие в ее судьбе. Потому-то и оказалась на ее пути фрау Зонбаум. Не Таня ее нашла, а она нашла Таню, и не сразу, а после длительной проверки.
Странно: женщина эта вдруг остро напомнила о родном доме, об отце, его друзьях… Но лицо фрау Зонбаум уже вновь было непроницаемо.
— Да, Таня, я надеюсь, вы опять немного поможете мне в этих канцелярских делах. Даже не в канцелярских: я знаю, вы услужливая девушка. Помогите мне, пожалуйста, вынести этот мусор…
Они вместе проносили через двор корзину с мусором — фрау Зонбаум никто не мог упрекнуть в небрежном отношении к бумагам: она собственноручно сжигала их в печке. Между тем Таня благодаря ей уже не первый месяц своевременно извещала своих о смене номера на печатях, о формах различных документов и о том, как правильно заполнять их. Иногда фрау Зонбаум давала Тане сведения о дислокации воинских частей, сообщала их нумерацию, предстоящее продвижение по железной дороге.
По просьбе Андрея эти сведения проверяла разведка партизан, действовавшая в Минске, Заславле и Шимково. Они всегда подтверждались. Узнавать больше о фрау Зонбаум не пытались ни Таня, ни Андрей, ни Наташа…
Впрочем, теперь Наташа при всем желании уже не могла бы этого сделать. Юзеф Басти пытался разузнать о ней. В Минске девушки не было: из гестапо ее отправили в Освенцим. Значит, она молчала до последнего, не выдала никого из своих товарищей.
Хотя в последнее время девушки виделись редко, Таня болезненно ощутила, как недостает ей Наташи — пусть бы не встречались месяцами, пусть бы лишь изредка доходила через кого-нибудь добрая весточка, только бы знать, что Наташа, милая Наташа жива, здорова, действует!
Но Наташи не было, и тосковавшая Таня с особенной, почти материнской нежностью привязалась к осиротевшей Леночке Ильиной, племяннице Тамары Синицы, той самой девочке, которую вместе с ее братом Таня и Тамара спасли от гибели.
Лене шел тогда двенадцатый год. Глядя на нее, Таня могла видеть, как от месяца к месяцу меняются на войне ребята, становятся ершистыми, готовыми к отпору, как пробуждается в них та человеческая гордость, которая сильнее страха.
Леночка многое пережила, многое знала. Иногда они шли куда-нибудь с Таней вместе, и, прежде чем войти в нужный дом, Таня посылала на разведку девочку, которая вряд ли могла вызвать подозрения.
Да и вообще вместе им было безопаснее ходить по городу.
Однажды Лена получила от Тани и самостоятельное боевое задание. Как-то, когда Тамара Синица была уже у партизан, к ней на квартиру пришли двое солдат из украинского батальона, давно решивших уйти к партизанам. Тамара и Таня знали их, обещали помочь, но Таня поставила условие: если переходить, то непременно раздобыв оружие. Как можно больше оружия. И они принесли его с собой. А дальше?
Ни солдат, ни оружие оставлять в Тамариной квартире было нельзя. Возможно, в батальоне уже хватились беглецов, ищут. Им угрожает смертельная опасность, а вместе с ними — всей Тамариной семье. Мешкать было нельзя…
Тане теперь не с кем было посоветоваться в Минске: пришлось самой принимать ответственное решение. И она решила отвести солдат в партизанскую зону.
Однако она не имела права подвергать себя риску, появившись с этими парнями в Минске или его окрестностях. И Таня кликнула на помощь Лену.
Все было сделано молниеносно. Оружие спрятал Кучеров, он же помог солдатам переодеться в гражданское платье, пока Таня раздобывала у фрау Зонбаум пропуска для них.
Теперь Лену отправили с солдатами в качестве провожатой.
— Ты доведи их только до совхоза Вишневка, — строго наказала девочке Таня. — По главным улицам старайся не идти. От патрулей держись подальше. А я вас опережу и буду ждать в совхозе.
Лена кивнула молча, серьезно. Она все поняла, пусть Таня не тревожится. Поведет солдат по самым задворкам, а до совхоза не так уж далеко, около десяти километров.
Но Таня была неспокойна за Лену, снова и снова учила ее, как себя вести. Гестапо знало, что в оккупированной Белоруссии дети — тоже враги фашистов, а Лене придется идти одной, впереди, чтобы переодетые солдаты следовали за ней на отдалении.
Случиться могло всякое: солдат могли опознать патрульные из охранного батальона, могли остановить и Лену, поинтересоваться, куда это она задумала одна уходить из Минска — уж не к партизанам ли?
Но девочка шагала решительно, смело, счастливая тем, что ей поручили такое большое, настоящее задание.
Таня ждала их в совхозе, пришла раньше на несколько минут. Она «приняла» от Лены обоих солдат и приказала девочке немедленно возвращаться домой. Лена неохотно простилась и ушла…
Теперь уже она волновалась за Таню: дойдут ли? Не опознают ли их враги?
Спустя неделю Таня вернулась в город, взбежала на крыльцо, обняла Лену, которая, как старшая, читала книгу Светлане и Игорьку. Обняла, крепко поцеловала в щеку, шепнула на ухо:
