а рядом с ним — как подросток! Что же делать?
Неожиданно ему вспомнились слова отца и его довольный смех: «Если не знаешь, что сказать, не говори ничего. Нет слова — нет дела!» Видимо, последняя мысль принесла решение, и легат, не произнеся ни единого звука, с каменным лицом и впечатывая в землю каждый шаг прошел мимо варваров и двинулся дальше, в сторону белых палаток имперской пехоты. Свита также в полной тишине поплелась следом. Комит первой когорты, из уха которого тоненькой струйкой сочилась кровь, все еще буравил испепеляющим взглядом Лаву, но прославленная железная дисциплина имперской пехоты все же взяла верх, и он, сняв руку с рукояти меча и понурив голову, зашагал вслед за остальными.
Ранди провел рукой по ребрам и, морщась от боли, улыбнулся своему командиру:
— Хороший удар, Лава! Помнишь, года два назад на празднике весны ты таким же ударом свалил на спор годовалого бычка! — Сплюнув и посмотрев на кровавый сгусток у своих ног, рыжий изобразил глубокомысленный вздох: — Эх, и откуда у людей столько злобы?
В ответ Лава недобро ухмыльнулся:
— Видать, Кот, головой тебя хорошо приложили. Смотри, куда понесло — вопросы умные стал задавать! Может, тебя в сортир поразмышлять отправить? Ты там заодно и дерьмо все вычерпаешь. — Задумавшись и уже немного успокоившись, он добавил: — А удар да, знатный тогда получился!
Перекинувшись понимающими взглядами, они вдруг оба рассмеялись общим воспоминаниям. Ранди хотел еще что-то добавить, но резкий звук оборвал его на полуслове. Внезапно по всему лагерю трубы запели общий сбор.
Лава повернулся в сторону белых палаток императорской пехоты:
— Хотелось бы мне знать, по какому поводу столько шума?
Задавая вопрос, сотник и не думал получить вразумительный ответ от своего друга, да и Ранди никакого ответа давать не собирался — он лишь равнодушно пожал плечами и поморщился, перестав надеяться, что трубы когда-нибудь заткнутся.
В этот момент Лава подумал о том, что второй день его не покидает предчувствие беды. А предчувствиям своим он привык доверять. Вглядевшись в лицо Ранди, он произнес вслух, но опять же, скорее, для себя:
— Что-то мы с тобой, брат, явно пропустили. — И тут же, оставив панибратство, рявкнул: — Ну и что ты стоишь? Давай мухой сотню в седло!
Сотник для ускорения отвесил затрещину своему неадекватному подчиненному. Кот неодобрительно посмотрел сверху вниз на командира, но дожидаться продолжения не стал и бодренько потрусил к палаткам сотни.
Глава 26
Сотня вендов заходила на плац довольно ровным квадратом. Рядом строились такие же квадраты гавелинов и фаргов. Напротив, сверкая начищенным железом, уже замерли идеальные шеренги имперских легионов. Замолчали трубы, отрокотали барабаны. Трибуны отсчитали удары: ровно на триста одиннадцатом стройные линии туринских когорт были выстроены. Конница, конечно же, припозднилась, за что была награждена презрительными взглядами. Варвары есть варвары, что с них возьмешь!
Лава Быстрый никогда на это не обижался. Наоборот, когда его бойцы жаловались на чванство легионеров, он с усмешкой говаривал им: «Вы видели этих ребят в бою? Вот научитесь воевать так же, как они, тогда тоже сможете себе позволить глядеть на других свысока».
Заняв, как положено, свое место справа от выстроенной квадратом сотни, Лава расслабился в седле, зная, что это «веселье» быстро не закончится. Его прогноз оказался верным: минута шла за минутой, а ничего не менялось. Стоящие слева суровые неразговорчивые фарги терпеливо держали квадрат, тогда как строй гавелинов слева потихонечку начал рассыпаться, превращая квадрат в бесформенное пятно.
Войска томились в ожидании. Стоял самый разгар дня, и солнце палило немилосердно. Броня раскалилась, а пот из-под шлемов заливал глаза.
Лава еле слышно пробормотал, едва шевеля губами:
— По всему видать, завтра штурм.
Стоящий рядом Кот все же услышал:
— Ну и ладно. Не наше это дело. Пусть пехота разомнется, а то вон ряхи какие наела!
Снедаемый дурным предчувствием сотник вздохнул:
— Так-то оно так, да всяко бывает.
Наконец показались носилки стратилата. По когортам и схолам пронеслось: «Смирно!» Паланкин Навруса остановился у первого легиона. Фесалиец довольно бойко соскочил на землю и в сопровождении свиты двинулся вдоль строя, внимательно всматриваясь в выправку, обмундирование и выражение лиц легионеров. Гениальность Навруса заключалась в том, что многие свои недостатки он умел использовать как достоинства. Зная, что у него тонкий писклявый голос, он никогда не обращался к армии с трибуны — чем больше стараешься, тем смешнее выглядишь. Наврус не гнушался пройтись по рядам. С его исключительной памятью он помнил очень многих легионеров в лицо и по именам. Обращаясь к ветеранам, а именно они всегда стояли в первых шеренгах, он говорил тихо и отчетливо. Получалось очень уважительно. Маленький круглый человечек рядом с гигантом в броне — тут и тоненький голосок звучал абсолютно к месту. Армия уважение ценила. Ну а чтобы не забывались и помнили, кто есть кто, стратилат частенько, как и сегодня, заставлял их попотеть на плацу.
— А, Нестор!
Фесалиец остановился перед хмурым крепышом с квадратными плечами и безобразным шрамом через все лицо.
— Говорят, ты женился?
Лицо монстра исказила гримаса, слабо напоминающая улыбку:
— Есть такое дело, мой господин.
— А что скажет Фатима?
Если лицо Нестора и могло выражать эмоции, то сейчас был его звездный час. Всем своим видом скалоподобный солдат выказывал удивление:
— Откуда… Вы…
— Ну и хитрожопая ты бестия, Нестор!
Под хохот нескольких десятков воинов, слышавших разговор, Наврус, погрозив ветерану пальцем, зашагал дальше.
Полный обход двух имперских легионов мог занимать до двух часов в зависимости от настроения Фесалийца. Сегодня было слишком жарко, да и настроение стратилата было безнадежно испорчено, поэтому, сделав ряд замечаний, Наврус закончил довольно быстро. И это было не единственное исключение. Завершив осмотр легионеров, он не отправился, как обычно, к носилкам, а, изменив традиции, повернул к вспомогательным схолам. Пройдя перед лошадиными мордами под удивленными взглядами не только свиты, но и самих варваров, он остановился у вендской сотни.
— Хорошие лошади. Быстрые?
Наврус стоял напротив лошади сотника, но вопрос его прозвучал так, словно он обращается ко всем сразу и ни к кому конкретно. Лава тоже ответил, глядя куда-то поверх головы полководца:
— Лучшие!
Фесалиец поднял взгляд, и, посмотрев с прищуром прямо в глаза всаднику, медленно произнес:
— Лава Быстрый, комит вспомогательной схолы первого императорского легиона. Все верно?
Лава не отвел взгляд:
— Абсолютно, мой господин!
— Наслышан… Что, действительно можешь положить три стрелы одну в другую? — Спрашивая, Наврус не отпускал глаза собеседника, его в первую очередь интересовала реакция сотника.
Лава улыбнулся:
— Те, кто видел, говорят,