Кролик Вудбайн стряхнул член и гордо вышел из туалета, поскрипывая армейскими ботинками по мокрому полу.
День памяти павших в войнах[21] — один из трех в году, когда Финчи спускали свой техасский флаг с невысокого флагштока на гараже, а вместо него поднимали флаг Соединенных Штатов. Расти Торино, Имперэйторы и Галлахеры тоже вывешивали флаги на крыльце. Если на Университетских Горах дюжина соседей делает одно и то же, это становится правилом для всех.
— А где ваш флаг? — спросила Мэдж Финч, встретив Джулию в супермаркете. После ужасного телефонного разговора о Маркусе это были ее первые слова, обращенные к Джулии.
— Мой флаг? — Джулия удивленно моргнула.
— Вы же не хотите, чтобы во всем квартале один ваш дом остался без флага?
Даже Химмели прилепили к почтовому ящику маленький флажок. Увидев это, Джулия выудила из шкафа платок и нацепила на парадную дверь.
Это был большой квадратный британский флаг.
— Подавитесь вашим флагом, — буркнула она.
Через час Уилл доложил, что машины замедляют ход возле их дома.
Тут в дверь постучали.
— Я заметил ваш флаг, — сказал Расти Торино. Вот уже несколько недель солнце не показывалось, но он по-прежнему щеголял бронзовым загаром; на его гавайской рубашке были нарисованы крошечные белоголовые орланы с американскими флагами в когтях. — Вот что я вам принес, — Расти достал флажок размером с носовой платок, — на случай, если вы вдруг не смогли купить флаг в магазине.
Джулия слабо улыбнулась:
— Хотите, чтобы я вместо нашего флага повесила этот?
— Иначе вас неправильно поймут. Все мы здесь как одна семья.
— Да, конечно, — согласилась Джулия. — Но в День памяти павших вспоминают солдат, погибших в войнах, в том числе британцев.
— Понимаю, Джулия. — Расти сочувственно приложил руку к сердцу. — Но флаги вывешивают не для этого.
— Разве? — вспыхнула Джулия. — Так для чего же?
— Вот что, Джулия, — сказал Расти мягко, — все мы здесь разные, спору нет. Галлахеры считают себя ирландцами, Имперэйторы гордятся своей верой… а еще Фрэнк со своим техасским флагом, и я… ни жены, ни детей, ни подружки, только песик. — Расти умолк, заглянул Джулии в глаза. — Я знаю, какие слухи обо мне ходят. Но я хочу сказать, что флаг — всего лишь способ напомнить всем о том, что у нас общего. Разве не так?
— Да, понимаю, Расти. Но я не стану вывешивать флаг лишь затем, чтобы быть как все. К тому же этот день придуман в память о мертвых, а не в угоду живым.
— Джулия, — предостерег Расти, — вы очень расстроите всех.
Джулия поняла намек, но продолжала храбро улыбаться.
— Мне очень жаль, Расти, — сказала она тихо, — но если я пытаюсь всем угодить, то в итоге остаюсь недовольна собой.
Весь день под окнами Ламентов возмущенно сигналили машины. Джулия и Говард были солидарны друг с другом, но Уилла при каждом гудке передергивало. Для подростка, мечтающего найти друзей, упрямство родителей граничило с безумием.
— Хочешь, чтобы все нас ненавидели? — спросил он Джулию.
— Ненавидели? Упаси бог. Просто хочу немного расширить их взгляды на мир. Не должны все дома быть на одно лицо, даже если так задумал архитектор.
— Но со мной никто не станет дружить!
В глазах Джулии мелькнуло раскаяние.
— Незачем стараться всем угодить, Уилл. Это важно для…
Маркус забарабанил протезом по оконной раме:
— На нас пялится какой-то пацан!
— И ругается, — добавил Джулиус.
— О-ох! — простонал Уилл. — Да это же Кролик Вудбайн!
— Твой друг? — спросила Джулия.
— Нет. Он меня терпеть не может.
— За что?
— Этот придурок решил, что я обозвал Отцов-основателей жуликами!
Джулия подошла к окну. Кролик, в черных ботинках и футболке с надписью «Моя страна, права она или не права», гонял кругами на оранжевом велосипеде, не сводя воспаленных глаз с возмутительного британского флага.
— Ботинки у него начищены, — заметила Джулия. — Ты когда свои туфли в последний раз чистил?
— Мама, — отрезал Уилл, — я ношу кроссовки…
Но Джулия, не дослушав его, поспешила на улицу.
— Ох, — Уилл схватился за голову, — куда ее понесло?
Через минуту Джулия ввела в дом сконфуженного Кролика.
— Пообедаешь с нами, — сказала она.
— Зачем это? — буркнул Кролик.
— Я хочу, чтобы ты подружился с моим сыном, — ответила Джулия. — Прошу, пообедай с нами.
— Не могу!
— Мама! — вмешался Уилл. — Видишь же, он не хочет! — Он глянул на Кролика и сам удивился, что защищает его.
— Ну пожалуйста, Кролик, пожалуйста! — упрашивала Джулия, ведя гостя по лестнице в столовую, где уже ждал Говард, а близнецы по-прежнему глазели в окно.
— Это Говард, Уилла ты знаешь, а это Джулиус и Маркус!
Кролик тут же уставился на Маркуса, в знак приветствия поднявшего протез, а потом стал разглядывать руки остальных Ламентов: а вдруг это у них семейное?
Джулиус ухмыльнулся:
— Привет, Кролик!
— Я не Кролик, а Эрнест! — возмутился тот.
— Эрнест? Замечательное имя, — сказала Джулия. — Кто дал тебе эту глупую кличку?
— Я не знал, что меня так прозвали! — процедил Кролик.
— Вот как. — Джулия смерила Уилла недовольным взглядом. — Так вы с моим сыном и вправду враги, Эрнест?
— Нет, мадам, — выдохнул Кролик.
— Он набросился на меня на уроке! — выпалил Уилл.
— Я тебе возразил, — поправил Эрнест. — Здесь Америка. Я могу высказывать свое мнение.
— Конечно! — сказала Джулия (на взгляд Уилла, слишком сочувственно).
— Неправда! — крикнул Уилл.
— Хватит, Уилл, — одернула сына Джулия. — По-моему, все проголодались. Ребята, пойдем мыть руки.
За обедом Кролик Вудбайн отвечал на расспросы Джулии с головокружительной радостью ребенка, которому у себя дома редко разрешается говорить. Уилл назло не притронулся к еде. Заметив, что у Кролика гноятся глаза, Джулия вздумала полечить его раствором йодида серебра, который недавно прописали Джулиусу. Несмотря на враждебность сыновей, она решила исцелить этого мальчика во что бы то ни стало — это ведь несчастный ребенок, которому нужно помочь.
Что до Уилла, то одно дело — соперничать с тенью потерянного брата, другое — делить материнскую любовь с близнецами, но внимание Джулии к Кролику он счел настоящим предательством. Оскорбленный до глубины души, он ушел из дома и спрятался в густых зарослях папоротника на заднем дворе. Сердце его ныло от незаслуженной обиды.
— Нравится мне ваш флаг, — сказал кто-то.
Из-под кроны цветущей юкки во дворе у Химмелей выглянула Марина. Она сидела под деревом с надкусанным яблоком в руке.
— А-а, — отозвался Уилл. — Это мама повесила.
— Молодчина.
— Она спятила.
Марина передернула плечами:
— Мой папа побоялся вешать немецкий флаг. Я предлагала, ведь столько немцев погибло на войне. А он сказал, что никому нет дела до погибших немцев.
Уилл стал разглядывать Маринино яблоко. Вообще-то он не любил этот сорт, слишком уж терпкие. Но теперь он жалел, что отказался от обеда. Рот у него наполнился слюной.
Марина поймала его взгляд.
— Есть хочешь?
— Да.
Она протянула яблоко. Уилл потянулся в ответ. Марина, дразня его, слегка отпрянула.
— Да ты и вправду голодный. — Она с опаской глянула на темные силуэты родителей на веранде. — Пойдем.
И Марина увела Уилла в глубь двора, в буйные заросли папоротников. Нераскрытые молодые стебли закручивались, словно грифы скрипок. Настоящий первобытный лес. Уилл и Марина уселись в самой гуще.
— Держи. — Марина куснула яблоко и передала Уиллу.
Уилл вгрызся в яблоко, следом Марина откусила кусочек. Так они и кусали по очереди, и тут Уилл заметил, что Марина игриво улыбается, а к губе ее пристала крошка влажной мякоти. Уилл наклонился и слизнул крошку. Поцелуй вышел с кислинкой, как яблоки. Уилла окликнули из дома, но он не услышал.
Ночь проказ
Мать Кролика, Патти Вудбайн, работала на мясокомбинате в Трентоне. В следующую субботу она поручила сыну передать Джулии килограмм бекона в благодарность за лечение.
Кролик стал наведываться к Ламентам каждые выходные; Джулия терпеливо его выслушивала, чего никогда не делала родная мать.
— Глаза ты ему вылечила, зачем же он к нам таскается? — спросил у матери Уилл.
— Потому что ему не хватает внимания, — объяснила Джулия.
— А твоим детям хватает внимания? — заорал Уилл и вылетел из дверей, столкнувшись нос к носу с Кроликом.
Говард начал искать работу. Несколько раз в неделю по утрам он надевал темно-серый костюм в тонкую полоску и уезжал на машине в город на собеседования. Возвращался он шесть часов спустя, с безнадежной улыбкой.
