Как сказал когда-то Говарду доктор Андерберг, жизнь поровну раздает и радости, и беды. Если бы не пикник, Уилл не познакомился бы с Мариной Химмель, и пусть она вовсе не походила на Салли Берд, именно она была ему нужна. От ее шепота у него мурашки бежали по коже. Может, всему виной ее голос, тихий, вкрадчивый: «Шпион». Марина сказала правду. Он и был шпион. Она видела его насквозь, потому что тоже была чужой среди других ребят.
Но мешало одно препятствие.
После того как Маркус упал с качелей, Уилла терзало жгучее чувство вины. Если бы не Марина, не ее глубокие серые глаза и нежный рот, он мог бы спасти брата. Но чем сильней его мучила совесть, тем больше он думал о ней. Два чувства, раскаяние и влюбленность, слились в одно. И вместе с виной росло и желание.
Чего он желал? Этому пылкому влюбленному было всего тринадцать. Пределом его мечтаний был поцелуй. Зайти дальше означало бы для него погибнуть сладкой смертью.
Мисс Байонар
Уилл открыл дверь в класс, и в носу у него защипало. От запаха духов в воздухе словно стоял туман, аромат перебивал даже затхлый дух старых учебников. Опомнился Уилл уже за партой: он следил за учительницей, направлявшейся к своему столу, — смотрел на ее бедра, на подол абрикосового мини-платья.
— Ребята, это Уилл Ламент. Он из Англии. Думаю, от него можно узнать много интересного, — сказала учительница математики Франсина Байонар.
От ее улыбки сердце Уилла застучало, как мотор «Харли Дэвидсона». Ее каштановые волосы были причесаны на прямой пробор, длинным наманикюренным ноготком она то и дело поправляла выбившуюся прядь. Когда она рассказывала об обратных величинах, ее матово поблескивавшие губы слегка улыбались Уиллу. И, хотя в классе не было душно, Уиллу не хватало воздуха — его обдавало жаром, когда мисс Байонар перемножала дроби. Марина, сидевшая сзади Уилла, потянулась к нему и шепнула:
— Я за тобой слежу, Ламент.
Марина шептала ему на ухо колкости, мисс Байонар разжигала огонь в его чреслах — словом, Уилл не находил себе места.
— Что с тобой, Уилл? — забеспокоилась учительница.
— А?
— Должно быть, слишком много впечатлений — другая страна, новый класс.
— Да, мисс Байонар, — выдохнул Уилл. — Много всего.
В конце дня мисс Байонар отвела Уилла в сторонку и предложила несколько недель заниматься после уроков математикой.
— С вами? — выдавил Уилл.
— Да, со мной.
Два месяца пролетело с тех пор, как Говард вышел на работу, а Чэпмен Фэй все не возвращался. Из Индонезии от него пришла радиограмма, но сведения были обрывочны. Яхта нуждалась в ремонте. Он просил выслать денег. Судя по всему, он собирался продолжить кругосветное плавание, прежде чем вернуться в «Фэй-Бернхард». Это займет еще месяц-другой.
— Говард, за свою работу не беспокойтесь, — заверил Дик Бернхард, со времени их последней встречи отрастивший козлиную бородку. — Пока Чэпмена нет, собирайте новые идеи! Когда он вернется, будете во всеоружии.
С этими мыслями Говард изложил на бумаге свои теории по орошению Сахары. Затем разработал проект механического сердца с несколькими клапанами и крохотным источником питания. Говард задумал его еще после смерти отца, когда пересадку сердца делать не умели. Инженер из нижнего этажа «Фэй-Бернхард» собрал для него макет — чудесный прибор из прозрачной пластмассы и нержавеющей стали. Но Дик Бернхард отказался взглянуть на него:
— Знаете ли, я веду дела компании, а новыми проектами не занимаюсь. Подождите, пока вернется Чэпмен.
Говард начал опасаться, что Чэпмен Фэй — призрак, иллюзия, дразнящая его пылкое воображение. За обедом он старался увильнуть от разговоров о работе.
— Как тебе учительница? — спросил он Уилла.
— Ничего, — отвечал Уилл тем же жалким тоном, что и когда-то Говард на расспросы о «Пан-Европе».
Джулия выведала бы у него правду, если бы не беспокойство за Маркуса, который пытался положить себе на тарелку горошка, орудуя протезом. Всякий раз, когда он рассыпал горошек, Джулия рвалась помочь, хотя доктор велел не поднимать суеты вокруг Маркуса. Ужин превратился в мучение. Стряпня, неуклюжие попытки Маркуса обслужить себя, ревность Джулиуса — Джулия выбивалась из сил и ни от кого не чувствовала благодарности.
— Ой! — Маркус рассыпал ложку горошка, чуть не попав в Джулиуса.
— Ты нарочно! — крикнул Джулиус. — Он нарочно в меня кидался! Нарочно!
— Джулиус, хватит! — прикрикнула Джулия, метнув сердитый взгляд на Маркуса.
— Я не виноват, — оправдывался Маркус с блаженной улыбкой.
— Как зовут учительницу? — спросил Говард.
— Байонар. Мисс Байонар, — ответил Уилл.
— Хорошая? — спросила Джулия.
Уилл, чуть помедлив, кивнул, вспомнив, как мисс Байонар забирается в свою маленькую серую «Карманн-Гиа». Она приподнимала мини-юбку и, ерзая, устраивалась на низком сиденье. Задача была не из легких: ногой приходилось отталкиваться от тротуара, из-под юбки выглядывало персиковое белье, машина раскачивалась из стороны в сторону. Другим мальчишкам нравилось смотреть, как экскаватор роет посреди улицы канаву; Уилл хоть целую вечность готов был смотреть, как мисс Байонар залезает в спортивную машину.
Но грезы его были прерваны: новый град гороха полетел через стол.
— Это все крюк виноват — ничего не могу с ним поделать! — воскликнул Маркус.
— Перестань! — пригрозил ему Говард.
— Почему ему все прощается, а мне — нет? — Джулиус вытряхивал горошины из-за воротника рубашки.
— Потому что я несчастненький, — злорадно улыбнулся Маркус.
— Ешь, — велел Говард.
— Ох! — взвыл Джулиус, когда крючья на руке Маркуса сомкнулись у него между ног.
— Ну что с ними будешь делать! — Маркус беспомощно улыбнулся. — Вытворяют что им вздумается.
— Может, поужинаем, как нормальная семья? — крикнул Говард, но тут в дверь позвонили.
На пороге стояла незнакомка — молодая, с пучком на затылке и добрыми лучистыми глазами; в руках — пачка листовок и блокнот.
— Здравствуйте, меня зовут Марта. Я собираю деньги в помощь жертвам домашнего насилия.
— Мне очень жаль, но я не… — начала Джулия.
— Жалеть вам не о чем, — бодро отозвалась Марта, — если только вы не жертва семейного насилия. — Тогда вам стоит себя пожалеть.
— Никакая я не жертва насилия, — ответила Джулия, поправив блузку и подумав, что ей и впрямь жаль себя, — и стало еще жальче.
Марта мельком увидела, как Маркус и Джулиус ползают под столом, кусая друг друга за ноги.
— Не жертва, а просто устали, слегка измучились, да?
— Пожалуй, — призналась Джулия.
Глядя на веселое лицо гостьи, она гадала, кто эта женщина — сумасшедшая, наивная дурочка или, дай-то бог, родная душа, в которой она, Джулия, так нуждалась.
Марта объяснила, что собирает деньги для Женского конгресса, помогающего жертвам насилия подыскивать жилье; еще она состояла в женском клубе, собиравшемся раз в неделю.
— Маловато во мне злости, чтобы стать феминисткой, — отвечала Джулия.
— Никакие мы не феминистки, — улыбнулась Марта. — Мы разговариваем, обсуждаем проблемы, поддерживаем друг друга. Загляните к нам как-нибудь. — Марта оставила Джулии свой номер телефона и, уходя, прибавила: — Мы встречаемся по четвергам.
— Долго ты пропадала, — вздохнул Говард, выходя навстречу Джулии из ванной, где купались близнецы.
— Совсем замаялся с детьми?
— Родная, на несколько минут ты можешь смело оставить их на меня, — засмеялся Говард. — Справляешься же ты с ними весь день!
Джулия услышала, как на пол в ванной обрушился поток воды.
— Я в тебе не сомневаюсь, — сказала она, глядя, как по ковру расползается лужа, подступает к ногам Говарда. — Слушай, Говард, ты не против, если я раз в неделю по вечерам буду ходить в женский клуб? Так, поболтать.
— Неплохая мысль, — одобрил Говард, не ведая, что четверги никогда больше не будут для него прежними.
Марта увлекалась керамикой. Ее крохотный, обшитый досками домик украшали изящные вазочки и неумелые рисунки ее пятилетнего сына Леннона. Со своим мужем Джейком она познакомилась в коммуне хиппи в Пенобскот-Бэй.
Все женщины по очереди поздоровались с Джулией. Филлис Минетти, изящная и нервная, сказала, что у нее нет детей.
— Зато мой муж — известный пластический хирург в Нью-Йорке, и я живу полной жизнью.
Слова ее вызвали усмешку у Эви Браун, крупной женщины с конским хвостом и густо подведенными бровями — как на картинах художников-примитивистов. Эви, мать четырех сыновей, не окончила даже среднюю школу.
— Расскажи про свои дипломы, Филлис! — фыркнула она.
— Не люблю хвастаться, — отозвалась та.
Эви шепнула Джулии:
