– О, черт возьми, я почти забыла обо всем этом. – Она затянулась, и огонек ее сигареты ярко вспыхнул в темноте. – Вы так мне и не рассказали, что вам удалось вытянуть из этого доктора.
– Он сказал, что вы – единственная, кто мог убить мисс Тарди.
Мертвое молчание было ему ответом, и Кадоган отчаянно клял себя за эти слова. Но сказанного не воротишь…
– Что он имел в виду? – тихо спросила Салли. – У него должна была быть какая-то причина так сказать.
Кадоган рассказал ей про неувязку со временем смерти.
– Но доктор мог и соврать, – заключил он.
– Вы правда так думаете?
– Если честно, нет, – ответил он после некоторого колебания. – Но это не должно вас тревожить. Должно быть, там оставалась какая-то лазейка. Если бы только знать… Или же он просто ошибся. – Но Кадоган и сам не верил в то, что говорил.
Последовала еще одна пауза.
– Понимаете, это совпадает с тем, что рассказали Россетер и эта Уинкворт, – продолжил он наконец. – Про «невозможное убийство» и про те слова Хейверинга, сказанные тогда, на месте: что, дескать, никто из присутствующих не мог этого сделать.
– Но ведь он и им мог солгать.
– Зачем?
– Потому что… Ну, предположим, потому, что он сам убил ее и знал, что истинное время смерти его выдаст.
– Но в таком случае зачем говорить, будто никто не мог совершить это убийство? В конце концов, в то время он не знал, что вы были внизу.
– Может быть, он кого-нибудь покрывал.
– Что ж, и это не вполне исключается. Но, ради всего святого, кого? – ответил Кадоган, глубоко вздохнув.
– Может быть, ту женщину? Вы сказали, что он знаком с ней.
– Да, но если бы вы ее видели… И, кроме того, она оставалась в одиночестве, только пока Россетер находился в комнате с мисс Тарди. Как она могла сделать это?
– Может быть, все они врут?
– И опять же зачем? Дело в том, что, если вы собираетесь отвести от себя или от кого-то еще подозрения в убийстве, вы не будете специально подстраивать, чтобы убийство казалось невозможным…
– А вам не кажется, что они могли сочинить эту историю после того, как узнали, что я была там?
Кадоган застыл на месте. Это и в самом деле казалось возможным. Но немедленно ему представилось очевидное возражение:
– В таком случае они не пытались бы избавиться от вас.
– Нет, пытались бы, потому что безопаснее для них было бы, чтобы никто вообще ничего не узнал, чем прибегать к выдумкам о том, будто это сделала я.
– Понимаю, но я все же думаю, что Хейверинг сказал правду.
Он так увлекся рассуждениями, что не понимал, что методически разрушает ее оборону. Но слезы, послышавшиеся в ее голосе, заставили его внезапно осознать это.
– Господи, – сказала Салли, – ну я и угодила…
– Чепуха! – энергично начал Кадоган, стараясь загладить сказанное. – Никуда вы не угодили. Мы знаем, что вы этого не совершали, и найти виновного – всего лишь вопрос времени. – Желая успокоить Салли, он положил руку ей на ногу, но опомнился и поспешно ее отдернул.
– Ну и осел вы! Не беспокойтесь, вы годитесь мне в отцы, – полусмеясь, выдохнула Салли сквозь слезы.
– Ну уж нет, не гожусь! – И они оба рассмеялись.
– Так-то лучше, – сказал он.
– Ох, я веду себя как ребенок. Не обращайте внимания. Ненавижу плачущих женщин.
– Ну, пудря нос в темноте, делу не поможешь.
– Нет уж, без этого никак нельзя. Но если я буду выглядеть так, словно вылезла из мешка с мукой, когда мы выйдем отсюда, вы ведь скажете мне, правда?
Кадоган обещал.
– Знаете, мне пора идти домой, – сказала она, – мама, наверное, волнуется, куда же я запропастилась.
– Нет, не уходите пока. Позвоните ей и останьтесь этим вечером с нами. К тому времени, как мы войдем в дом, Джервейс уже будет знать, кто убийца.
– Черт возьми, хотелось бы верить. Он странный человек, вам не кажется?
– Да, он может показаться таким, если вы привыкли к обычному типу дона. Но под этой маской… Ох, никому не пожелаешь такого врага. В нем есть нечто необыкновенное, что на первый взгляд, конечно, незаметно. Фен будто бы обезоруживающе наивен. Но если кто и может докопаться до сути этого дела, так это именно он.
– Но он знает о том, что произошло ночью, не больше, чем вы.
– Он лучше меня может свести концы с концами. Эта задача не для моего слабого интеллекта.
– И все же, как по-вашему, кто сделал это?
Кадоган задумался, вызывая в памяти скорее лица, чем факты. Россетер, с желтым восточным лицом, с выступающим вперед подбородком, с его профессиональной непринужденностью в манерах; Шарман, робкий, закутанный в шарфы, пьяный и ничтожный; мисс Уинкворт, с ее усиками и поросячьими глазками; Хейверинг, нервный, худой, неуступчивый, напуганный. Юрист и школьный учитель, мошенница, притворяющаяся медиумом, и доктор. Это в их руки та вздорная старуха передала свои дела и жизнь своей племянницы. Но, конечно, существовал и другой – загадочный Уэст. Заявлял ли он когда-либо свои права на наследство? Был ли он той силой, которая контролировала все эти махинации? Кадоган покачал головой.
– Многое в этой истории ясно, – произнес он вслух. – В ней прослеживаются три нити: план запугать мисс Тарди, план Россетера убить ее и еще чей-то план сделать то же самое. Две первых ни к чему не привели, и нет ничего, что может помочь найти решение в третьем случае. Честно говоря, у меня нет никакой идеи. Кажется, что решение состоит в выборе между Хейверингом, Шарманом и женщиной, так как никто другой не мог зайти в магазин. Но на этом исчерпывается то, что мне известно. И, как вы и сказали, всегда остается возможность, что они все лгут. Тогда все безнадежно, и мы можем попросту оставить эту затею.
В наступившей тишине они поняли, что дождь прекратился.
– Что ж, – сказала Салли, – вернемся и посмотрим, нет ли чего-нибудь новенького.
Не возобновляя разговора, они пересекли мокрую лужайку по направлению к колледжу и освещенному окну комнаты Фена.
Однако на пути их ожидала остановка. В проходе, который вел из сада в задний дворик, освещенном единственным фонарем под сводчатой крышей, они натолкнулись на пухлую маленькую фигуру мистера Споуда, направлявшегося туда же, что и они. Его лицо просветлело, когда он увидел Кадогана.
– А, вот вы где, старина, – приветствовал он их. – Вот удача!
– Послушайте, Эрвин, – строго сказал Кадоган, – не знаю, за каким чертом вы приехали в Оксфорд, но считаю, что очень бессердечно, когда я уехал на каникулы, преследовать меня, как привидение, и требовать, чтобы я читал лекции американцам по предмету, к которому они явно не питают никакого интереса.
Привидение моргнуло и кашлянуло.
– Это будет очень хорошая поездка, – пробормотало оно, – Йель, Гарвард, Брин-Мор…[128] Вы знаете, что в Америке полно красивых женщин?
– Какое, господи помилуй, это имеет отношение к делу? Я не хочу ехать в Америку и не хочу читать там лекции… Ради бога, или поднимайтесь по этой лестнице, или уйдите и дайте нам пройти.
– Вы идете к профессору Фену?
– А вы как думали куда? В зоопарк Риджентс-парка?[129]
– У меня с собой корректура вашей новой книги.
– Давно пора! Не сомневаюсь, что там полно опечаток. Пошли, Эрвин. Пойдем выпьем. Мы на пороге решения важного уголовного дела.
Мистера Споуда, который слабо протестовал, указывая на то, что подобное вторжение неприлично с его стороны, проводили обратно вверх по лестнице. Когда они вошли, Фен разговаривал по телефону (он сделал им знак, чтобы они соблюдали тишину), а Уилкс и мистер Хоскинс, заметно повеселевшие от виски, вольготно расположились в двух креслах. Высокий торшер, бросавший мягкий отблеск возле камина, был единственным источником света в комнате. Пистолет Фена лежал на письменном столе, свет отражался на его коротком стволе, блестя, словно тонкая полоска ртути. Атмосфера в комнате неуловимо изменилась: это была смесь напряжения и удовлетворенности, и Кадоган с удивлением перехватил обращенные на мистера Споуда быстрые, любопытные взгляды всех присутствующих.
– Да, – говорил Фен по телефону, – да, мистер Барнеби, как можно больше. Они пьяны, говорите? Ну, покуда они держатся на ногах, ничего. Да, все правильно. И, ради бога, не позволяйте им поднимать шум. Дело предстоит нешуточное. Да, мы скоро придем, и я обещаю, что это последний раз. Хорошо. До свиданья.
Он обернулся, чтобы поздороваться с вошедшими.
– Итак, – приветливо сказал он, – очень приятно видеть всех вас снова. Вы поспели как раз к последнему акту.
– Я хочу пообедать, – заявил Кадоган.
– «Всякий, кому охоты нет сражаться, может, – продекламировал Фен, – уйти домой»[130]. Включая тебя.
– Я полагаю, – нелюбезно откликнулся Кадоган, – что ты решил, что знаешь, кто убийца.
– Это очень просто, – ответил Фен, – Sancta simplicitas[131]. Этот твой мистер Споуд…
Для Кадогана это было уж слишком.
– Эрвин? – вскричал он. – Эрвин – убийца? Что за ерунда, – с этими словами он повернулся к мистеру Споуду, вытаращившему глаза от изумления.
