играет свою роль, господин, — наконец сказал он, — но не в этот момент. Мы должны действовать. Иначе всё, что мы строим, исчезнет в мгновение ока.
И ещё знаете, господин… — Имит начал дражать. — Мне так не привычно видеть вас в форме юноши, я еле сдерживаю смех.
Ксанар безмолвно наблюдал за Имитом, его фиолетовые глаза не выражали ни малейших эмоций, но его тень слегка пошевелилась, словно зловещая предвестница того, что может последовать. Внезапно пространство вокруг них искажалось, словно невидимая рука давила на воздух, сжимая всё вокруг.
— Ты слишком остри́л, Имит, — произнёс Ксанар, его голос стал глубоким и тяжелым, как гул молнии. — Я не позволю себе быть объектом твоих шуток, тем более, когда ставки так высоки. Ты не можешь себе позволить этого.
Имит сдержал ответный взгляд, но в его голосе всё же проскользнуло лёгкое смущение. Он знал, что за каждое слово, сказанное в присутствии Ксанара, может последовать что-то большее, чем просто наказание. Тень Ксанара растянулась по земле, будто сама земля отступала перед его могуществом.
— Прошу прощения, господин, — сказал Имит, его тон теперь был более уважительным. — Я осознаю, насколько важен этот момент. Но всё же… эта форма, она слишком… необычна для вас.
Ксанар не ответил, его взгляд оставался острым и проницательным, а тень всё глубже охватывала пространство, как предвестие того, что они оба скоро окажутся перед лицом неизбежного.
— Ты же в курсе того, что произошло… — продолжил Ксанар, его голос стал менее властным, но не менее угрожающим. Тень его движения словно затягивала пространство вокруг, сжимая воздух. Он шагнул ближе, и его присутствие стало ощутимым, как тяжёлое бремя.
Имит не отступил, его глаза оставались холодными и решительными. Он знал, что эти слова означают не просто разговор, а предупреждение.
— Да, господин, я в курсе, — ответил он, несмотря на атмосферу напряжения.
— Тогда почему ты, Безликий, даже не появился на месте сражения?
Слова Ксанара пробили тишину, как остриё меча. В воздухе витала напряжённость, и каждый момент становился всё более тяжёлым.
Имит ощутил, как внутри всё напряглось. Безликий — это не просто титул. Это было всё, что скрывало его настоящее лицо, его истинную сущность. Он редко использовал это имя, и каждый раз, когда оно звучало, это было напоминанием о том, чего он лишён.
— Я… не был уверен, что мне стоит вмешиваться, — ответил Имит, его голос стал немного глухим, как будто он сам был не до конца уверен в своих словах. — Сражение… было частью плана, который вы, господин, мне поручили. Я не мог позволить себе рисковать преждевременно. У вас были другие цели, и вмешательство могло бы всё разрушить.
Ксанар замолчал, его взгляд был острым, как лезвие, и тень вокруг него казалась живой, ждущей приказа. Он внимательно наблюдал за Имитом, и его молчание было более опасным, чем любой упрёк.
— Ты слишком много говоришь, Безликий. И слишком мало делаешь, — его слова были спокойными, но в них звучала угроза. — В следующий раз, когда мы окажемся на поле боя, не рассчитывай на то, что я буду прощать твою небрежность.
— Что с остальными?
Ксанар сделал шаг вперёд, его тень, казалось, поглощала всё вокруг. Вопрос был коротким, но остриё его был острым, как лезвие. Имит знал, что это не просто любопытство, а тест — проверка того, насколько он способен держать ситуацию под контролем.
— Что с остальными? — повторил Ксанар, и его взгляд оставался непреклонным.
Имит задумался на мгновение, его разум быстро восстанавливал картину того, что происходило после сражения. Он знал, что не может скрыть правду, но одновременно не хотел раскрывать слишком много.
— Остальные до сих пор на своих позициях, выполняют свою работу, как и положено, — сказал Имит, его голос был уверенным, хотя взгляд всё же оставался напряжённым.
Ксанар продолжал молчать, его взгляд был холодным и проницательным, как будто он пытался разглядеть каждое слово Имита, каждую деталь, скрытую за его ответом.
— На своих позициях… — повторил он, слегка наклоняя голову, как бы размышляя над сказанным. — Ты уверен в этом, Безликий? Ты уверен, что они способны выполнять свои задачи? Нет-ли среди них предателя?
Имит почувствовал, как воздух между ними стал плотным, как сжимающая сила, готовая раздавить любое слово. Ксанар был беспощаден в своих вопросах, и каждый его взгляд был как остриё ножа, пронизывающее душу.
— Нет, господин, — ответил Имит, его голос был твёрдым, но в глубине глаз промелькнуло сомнение, которое он стремился скрыть. — Я не допускаю предателей в наших рядах. Все, кто остался, знают, что на кону не только их жизни, но и судьба всего нашего дела.
Ксанар продолжал смотреть, его взгляд не ослабевал, словно пытался раскусить каждое слово, каждую эмоцию, скрытую за этим ответом. Тень вокруг него стала ещё более густой и темной.
— Ты уверен, что они все так же преданы? — спросил он, его голос не изменился, но в нём ощущалась угроза. — Предатель может быть скрыт под маской верности. Даже те, кого ты считаешь своими сильнейшими.
Имит молчал несколько секунд, сдерживая бурю мыслей. Он знал, что Ксанар был прав — даже самые преданные могут скрывать свои истинные намерения. Но он был уверен, что сейчас у него есть контроль.
— Я не позволю предателю среди них, — сказал он, и в его голосе звучала решимость. — Если кто-то нарушит клятву, он умрёт.
Ксанар внимательно посмотрел на Имита, его взгляд стал ещё более проницательным, как если бы он пытался оценить каждое слово, каждое движение его подчинённого. Тень вокруг него растянулась, обвивая пространство, как живое существо.
— Хорошо, — произнёс он, его голос был холодным, но в нём ощущалась тонкая угроза. — Но помни, Безликий, что обещания не всегда сдерживаются. Даже у самых преданных может случиться момент сомнения. И если ты ошибёшься… это будет на твоей совести.
Имит почувствовал, как напряжение между ними возрастает. Он знал, что для Ксанара не существует второй попытки, не существует прощения. Вопрос был не в том, что он говорил, а в том, насколько уверен он был в своих словах.
— Я не ошибусь, господин, — сказал он, уверенно смотря в глаза Ксанара. — Я использовал заклинание Фидес.
Ксанар шагнул назад, его тень утихла, но его взгляд остался таким же острым.
— Что на кону?
Имит