из-под шкафа меня, снова затейливо выругался и под музыку вдохновенной нецензурщины окончательно победил могучий шкаф, аккуратно уложив его на лопатки.
– Михаландреич! – обрадовался Эмма. – Надо же, как вы вовремя!
– И как это ты так вовремя? – подозрительно прищурилась я.
– Как чувствовал, что придется снова тебя спасать! – гордо высясь над поверженным шкафом, повернулся ко мне Караваев. И протянул руку: – Вставай уже, горюшко мое!
– Нет, погоди, сначала объясни мне! Ты же должен быть в Турции, на переговорах, с красоткой Эллой!
– Из-за тебя, Люся, Элла осталась на турецком фронте одна!
– Из-за меня?!
– А из-за кого же?!
Я не приняла протянутую руку, но Караваев меня все-таки поднял, бесцеремонно вздернув за шиворот, и мы застыли лицом к лицу, как готовые к бою боксеры.
– Брейк! – объявил Петрик и отважно втиснулся между нами. – Мишель, ты очень вовремя! Люся, скажи Мишелю спасибо, он снова спас тебя, как верный рыцарь.
– Точно верный?
– Ну, раз он здесь, а Элла там… Кстати, а почему ты здесь? – Петрик обернулся к Караваеву.
– Потому что у Люси появилась новая дурная привычка – собирать мужиков по помойкам!
– А как ты об этом узнал?
Караваев осекся. Мы с Эммой переглянулись.
– Это не я! – помотал головой брат.
– Водитель Костя настучал, – догадалась я. – Узнал-таки приметные хозяйские тряпки!
– Не настучал, а посигналил, – проворчал Караваев. – Проявил похвальную бдительность.
– А ты все бросил и прилетел? Отелло, мавр венецианский! – умилился Петрик. – Что ж, дальше можешь не рассказывать.
– Нет, пусть рассказывает! – возмутилась я.
– Расскажет в именьице, сначала закончим со шкафом, – предложил Эмма и заторопился, распоряжаясь: – Так, нас пятеро, самые сильные я и Михаландреич, мы будем тянуть, а остальные – толкать. Давайте, раз, два – взяли!
В маневренности и скорости шкаф-буфет на скатерке значительно проигрывал роялю, транспортированному аналогичным способом и по тому же маршруту «свалка – именьице» чуть раньше. Рояль скользил по траве со свистом, а шкаф-буфет полз со скрипом и стонами. Скрип издавал сам шкаф, стоны – надрывающиеся бурлаки.
– Неужели вот это имеют в виду, когда желают кому-то «Скатертью дорога!»? – пробурчал Караваев, когда мы в очередной раз остановились, чтобы отдышаться.
– Наверное, у нас неправильная скатерть, – предположил Петрик.
– И уж точно неправильная дорога, – заметил Артур.
– И они делают неправильный мед, – пробормотала я, потому что оно само напрашивалось.
– Где мед, Люся? – не понял Эмма.
– Нигде. Наша жизнь – точно не мед. Моя, во всяком случае.
– Дотащим шкаф – расскажешь про свою жизнь со всеми подробностями. – Караваев снова взялся за гуж: – Эй, ухнем!
Ухнули мы буквально через пару секунд – в глубокую колдобину. Шкаф, продолжая оказывать пассивное, но упорное сопротивление, засел в нее, как в окоп, и даже объединенными силами всех тянущих и толкающих не получалось сдвинуть его с места.
– Люся, нам нужны еще рабы, – сказал Караваев и искательно огляделся.
– Можно позвать Брэда Питта, – предложил Эмма. – Используем его как ездовую собаку.
– Нам бы лучше ездового слона, – высказался Петрик.
– Нет у нас слона, – проговорила я с сожалением. – Давайте попробуем перегруппироваться. Отставить тянуть, всем зайти шкафу в тыл и толкать его, пока он не вылезет из ямы.
– Генералюссимус Суворова! – уважительно поднял палец Петрик. – Мальчики, делаем так, как сказала Люся.
Так называемые мальчики и я с ними сгрудились в тылу непобедимого шкафа, распределились по его широкой корме, уперлись и подтолкнули, взбивая ногами клубы пыли.
– Чуть-чуть не хватает, – досадливо молвил Артур, когда шкаф-вражина почти выполз из окопа и тут же сполз обратно.
– Навались-ка, братушки! Приналяжем! – призвала я: проснувшиеся гены генералиссимуса Суворова тяготели к архаичной лексике.
– Не посрамим Люсь-матушку, Люсь великую! – ехидно поддакнул Караваев, но послушно навалился и приналег.
Все остальные сделали то же самое, и шкаф пополз, медленно вылез из ямы, на миг застыл на краю…
– Пусти меня!
Я отлетела в сторону, отброшенная могучей рукой, а шкаф, получив вдруг ускорение, резво прянул вперед и уже через пару секунд покорно лег под воротами именьица.
Из пыльного облака выступили, чихая, богатыри земли Люсиной: Караваев, Эмма, Петрик, Артур и… «как бы Игорь»!
– Сегодня день случайных встреч, неожиданных, но своевременных! – поправив локон, игриво молвил Петрик. – Как ты нашел нас, противный?
– Вы не заметали следы. – Бывший узник рояля кивнул на проселок, который выглядел так, словно по нему прополз гигантский удав.
– Я жшшшше ссссказал: держшшшисссссь подальшшшше! – точно в тему пресмыкающихся сердитой змеей зашипел Караваев.
Я не могла не узнать это злобное шипение. А еще черная бейсболка…
– Караваев! – Я уперла руки в бока. – Так это ты сегодня отирался в нашем подъезде?!
– Где хочу, там и отираюсь! – огрызнулся любимый.
– А мне, значит, так нельзя! – съязвил Игорь.
– А тебе русским языком было сказано: чтобы я тебя рядом с Люсей не видел! – Караваев сжал кулаки.
– Тихо, мальчики, тихо! – Петрик, вечный миротворец, вклинился между ними. – Не будем омрачать кровопролитием такой прекрасный вечер. Сейчас зайдем в именьице, сядем за столик под яблонькой, выпьем чайку с… Люся, что у тебя тут есть к чаю?
– Эмма, что у нас есть к чаю? – Я переадресовала вопрос.
– Варенья еще полно и печенья! – Эмма всегда в курсе актуального состояния наших провиантских складов.
– Во-от, бочка варенья и ящик печенья, самое то для мальчишей-плохишей! – Петрик продолжал заговаривать зубы Караваеву и Игорю. – Ну-ка, Эммочка, открой калиточку, мы сядем на лавочку…
– А я, наверное, пойду? – замялся Артур.
– Ни в коем случае! – Петрик поочередно затолкал в калиточку Караваева, меня и Игоря – я, видимо, выступала в роли буфера, – и потащил во двор освобожденного узника буфета. – Вы тоже приглашены, чай будет сервирован на шесть персон, как заведено в благородных семействах, Люся, ставь чайник…
– Гав! – материализовался рыжий пес.
– На семь персон. – Я приняла поправку.
– Люсь, Люсь! – подергал меня за полу майки озадаченный Эмма. – Мы же обойдемся без скатерти? Я знаю, в благородных семействах так не принято, но клеенка осталась под шкафом, а законы гостеприимства…
– Тащи варенье с печеньем и тушенку, – распорядилась я. – И бабушкину вишневую наливку из погреба. Не знаю, как другие благородные семейства, а мы свое гостеприимство измеряем в килограммах и литрах.
– То есть вишневки минимум две бутылки тащить? – правильно понял Эмма.
Домашний ликер по бабулиному рецепту мы разливаем в обычные пивные бутылки – пол-литровые.
Братец унесся в погреб, а я пошла в домик за посудой.
Когда я вернулась, во дворе уже никто ни с кем не ругался, но атмосфера по-прежнему была напряженная. Петрик рассадил Караваева, Артура и Игоря за столом под яблоней и что-то радостно щебетал, притворяясь, будто не замечает, что эти трое сидят надутые и зыркают друг на друга без симпатии и приязни.
– Эмма, вишневки четыре
