– К тому, что твой брат кажется не совсем уверенным человеком, но, однако сумел привлечь внимание Лизаветы и начать с ней роман. Как пошло! Ты знаешь, что она умерла на днях?
– От чего умерла? – насторожившись, уточнила Анна.
– Говорят, ее кто-то отравил. Подсыпали немного яда в еду, но этого хватило, чтобы развратница умерла в страшных муках! – прошептала Наталья Петровна с таким видом, словно была свидетельницей преступления. Она не скрывала радости по поводу смерти бывшей служанки, изобразив облегчение и приподнятое настроение.
Анне не давали покоя мысли о причине семейного эмоционального всплеска, напоминающего бурю в засушливом болоте, но задавать навязчивые вопросы, которые могли бы выбить из колеи рыжеволосую даму с неустойчивой психикой, Анна постеснялась и пошла издалека, осторожно задав вопрос:
– Он не обидел тебя вчера?
– Кто? – безразлично произнесла собеседница, наблюдая за Марьей, перемещающей посуду для завтрака с подноса.
– Брат.
– Ваня не первый раз называет меня сумасшедшей, если ты об этом… Мы ссоримся, это бывает. Вот предпоследний раз говорили с ним об измене… с покойницей Лизаветой. Он плакал и сказал, что был слаб плотью. Странно видеть слезы мужа, но мне был сладок их вкус… Он искренне раскаивался – нет ничего важнее искреннего раскаянья. Я ему сказала: «Бог тебя простит, и я тебя прощаю!» – разоткровенничалась Наталья Петровна.
Анну не устраивал ответ, ей почему-то казалось, что ее внимание хотят отвлечь от чего-то более важного.
– Эти халаты такие удобные! – нервно усмехнулась хозяйка усадьбы. – Ваня не хотел мне его давать, поэтому мы ругались вчера. Вот тебе и причина. Если бы ты была замужем, то знала бы, что семейные ссоры могут возникнуть из-за пустяков с головку спички. Глупо, правда? Ругаться из-за какого-то халата!
«Все ложь!» – хотела воскликнуть Анна в ответ на эти фальшивые слова, но она нашла в себе силы воздерживаться от комментариев, и лишь безразлично пожала плечами, шутливо заметив, что жене от мужа достался халат поновее и покрасивее.
– Что ты чувствуешь внутри? – с неподдельным интересом спросила Наталья Петровна, кивнув на почти незаметный, но уже увеличившийся живот.
– Ничего… Постоянно хочу есть и спать! – вяло отозвалась Анна. Не в силах больше терпеть компанию «родственницы» и сославшись на утомление, девушка поторопилась покинуть столовую. По пути она стянула булку с блюда, которое внесла румяная и сдобная Марья, после чего, пожелав хорошего дня, направилась в свою комнату.
– Ты по-прежнему лелеешь надежду убрать ребенка из своей жизни? – бросила ей в спину Наталья Петровна. Анна замерла, сделала глубокий вдох и робко кивнула, не оборачиваясь.
– Что ж, – бодро заметила жена «брата», – я тебе в этом помогу.
– Спасибо, спасибо, родненькая Наташенька, за то, что ты, наконец, на моей стороне! – выдохнула Анна с облегчением, бросившись к ногам сидящей на одном из плетеных стульев благодетельницы.
– Не надо так ластиться, Анна, я это делаю не для тебя! А для невинной души – малыша, которому ты желаешь смерти. Какая же из тебя выйдет мать?
Эти слова больно ранили Цыпу, она с трудом заставила себя подняться с пола и побрела в свою комнату. Девица ошиблась, Натали не была союзником, эта женщина что-то задумала и неведение пугало Анну. В любых словах Натальи Петровны предназначающихся для «родственницы» сквозил холодок неприязни, словно между ними выросла непреодолимая стена из стекла, благодаря которой они больше не имели возможности сблизиться.
От Козыря по-прежнему не было никаких вестей. Первая волна гнева и обиды отступила и теперь будущая мать ждала хоть какого-то шага от мужчины, которого продолжала любить. Обстановка в доме стала невыносимой. Иван Феклистович избегал «сестру», он не сидел с ней больше за одним столом во время завтраков и ужинов, предпочитая питаться отдельно – у себя в кабинете, а если Анна попадалась ему на глаза, то стремительно ретировался, как от чумной. Устав от его беготни, она обратилась к Наталье Петровне:
– Я чувствую себя в чем-то виноватой и не знаю, как мне себя вести. Признайся, вы желаете, чтобы я уехала?
– Напротив, Аннушка, лично я жажду, чтобы ты была рядом! – с волнением произнесла женщина, понимая, что в последнее время вела себя отстраненно и напугала беременную и очень мнительную гостью. В то самое мгновение в ней словно что-то включилось, она подобрела и стала излишне вежливой и внимательной.
В доме время от времени начал появляться чужой мужчина, как выяснилось, это был супруг кухарки Марьи. Суровый человек с тяжелым взглядом с почтением кланялся молодой женщине в мужском халате, не произнося при этом ни единого слова.
Незнакомец приходил утром и закрывался в загадочной дальней комнате на втором этаже, а поздно вечером покидал усадьбу. Несколько раз в день буквально на четверть часа стук и возня замирали, но затем шум возобновлялся. Анна не знала, куда себя деть от раздражающего звука, сводящего с ума, ей приходилось много времени проводить на улице – гулять по саду. Наталью Петровну дома было не застать, она постоянно куда-то исчезала. «Уж не завела ли любовника?» – размышляла от скуки Анна. Конечно, эта версия казалась ей глупой, но как говорится: в тихом омуте черти водятся… Анна терпеливо ждала инициативы от хозяев дома, объявления ближайших планов, ведь она заручилась поддержкой Натальи Петровны, пообещавшей помочь в избавлении от ребенка.
– Идем, Анна, – произнес голос Ивана Феклистовича. Рано утром он вошел в комнату «сестры» без предупреждения. Анна удивленно уставилось на мужчину, поднялась с кровати и последовала за ним. Он направился к таинственной комнате, в которой много дней подряд пропадал муж кухарки Марии. На первый взгляд там было светло и красиво: новые обои, большая кровать с новым матрацем, кресло-качалка, изящный столик, на котором можно писать или питаться, уголок для умывания. Помещение казалось приветливым до того момента, пока она не заметила решетку на окне.
– Для кого эта комната? – спросила Анна, дрогнувшим голосом.
– Для тебя, – добродушно произнесла Наталья Петровна.
Больше это помещение не вызывало умиления, на кровати Цыпа рассмотрела ремни, предназначавшиеся для того, чтобы насильно удерживать человека в лежачем положении, а дверь изнутри была металлической, без ручек дабы узник не имел возможности выбраться из убежища.
– А как же мои мечты… о свободе и независимости… о счастливом и спокойном будущем… Зачем вы обращаетесь со мной, как с игрушкой? Это жестоко! Проклятие матери так и будет висеть над моей головой, пока я не умру? – шептала Анна с ужасом. – Я всегда буду чьей-то пленницей!
