Муж Муры всегда резко высказывался о существующих порядках, в доме у Бирк часто собирался народ, люди сидели на кухне и вели весьма откровенные разговоры. Правда, дальше болтовни не шли, русской интеллигенции свойственно принимать словесные излияния за дело – потрепали языком, значит, можно расходиться по домам, считая себя спасителями России. Матвей, как лучший приятель Феликса, был вхож в этот круг, правда, он в основном помалкивал, больше слушал, чем говорил. А потом вдруг получил предложение о повышении.
Первым, кто узнал эту новость, оказался Феликс.
– Ты с ума сошел! – возмутился он.
– Я смогу сделать на посту начальника много хорошего, – протянул Матвей.
– Превратишься в одного из «голубчиков»! – попер на друга Феликс. – Я тебе руки не подам!
– Ну и будешь дурак, – не обиделся Матвей. – На себя посмотри! Спрятался дома, революционер кухонного формата! Борец под одеялом! Смешно! Иди с плакатом «Долой КПСС» на Красную площадь! Выстрели в Брежнева! Взорви Кремль!
Присутствовавшая при разговоре Мура перепугалась, выдернула из стены телефонный шнур и зашипела:
– Мотя! С ума сошел!!! Подобные заявления – это уж слишком!
– Ха! Сами вы трусы! – понесло Матвея. – Он меня обвиняет в ренегатстве, обзывает конформистом, и что? В отличие от дорогого Феликса я не гонюсь за дешевой популярностью у коллег. Мы живем при социализме, нам систему не сломать, следовательно, надо приспособиться. Мне представилась возможность помочь людям, и я ее использую. А Феликс пусть либо заткнется, либо идет драться с диктатором, третьего не дано. Да, я конформист, соглашатель, а Бирк болтун и надутый идиот!
Поругались приятели в тот день насмерть, Феликс не выдержал и заорал:
– Знаю, почему тебе ректорское место предложили, хотя в коллективе более достойные кандидатуры имелись! Ты стукач! Сидел у нас на кухне молча, а потом в первый отдел бежал!
– Под более достойной кандидатурой, наверное, ты имеешь в виду себя, – ринулся в бой Матвей, – завидовать нехорошо. Кстати, в отличие от тебя, болтуна, я уже защитил докторскую, а ты все о великих исследованиях разглагольствуешь!
Феликс кинулся на Матвея, Колосков не был слабаком, завязалась нешуточная драка, которая прекратилась лишь после того, как Мура вылила на мужа и приятеля ведро воды.
Матвей ушел, отказавшись вытираться поданным полотенцем, Феликс не спал всю ночь, кричал о предателях, а потом вдруг затих и сел к столу.
Мура легла спать, решив, что утро вечера мудренее. В шесть часов зазвенел будильник, Бирк вскочила и поняла, что Феликс не приходил в спальню. Супруг был в кабинете, он маялся над рукописью.
– Так нельзя, – укорила мужа Мура, – организм должен отдыхать!
– Я вчера слишком бурно отреагировал на Матвея, – сказал Феликс и вдруг добавил: – А знаешь, он прав!
Мура удивилась.
– Да, да, – продолжил Бирк, – абсолютно верно он отметил: я глупый, наивный болтун. Каждый в жизни выбирает свой путь и отвечает за совершенные поступки. Я налетел на Матвея, а ведь он не побоялся принять решение, на мой взгляд, отвратительное, неправильное, но решение. Мотя действует, а я жонглирую словами! Даже диссер никак не допишу! Но теперь все будет иначе!
Мура тогда лишь вздохнула. Она великолепно знала: Феликс талантлив, намного умнее, чем Матвей, но тот трудолюбив, а Бирк не способен заставить себя сесть за докторскую. Мура испробовала разные способы, пытаясь приковать Феликса к столу, но ему больше нравилось читать лекции, чем кропать труды. Навряд ли все станет иначе после драки с другом.
Но, очевидно, тягостная беседа с Колосковым возымела свое действие. В рекордно короткий срок Феликс защитил докторскую, принялся писать монографию, и Мура была очень благодарна Матвею за это.
Дружба между учеными охладела – Колосков более не приходил к Бирк, участия в диссидентских разговорах не принимал. Но Мура понимала: именно Матвей сумел сподвигнуть ее мужа на работу. Впрочем, формально хорошие отношения у них сохранились. Если Мура сталкивалась с Матвеем в коридорах института, ректор всегда нежно обнимал ее и с неподдельным интересом спрашивал:
– Как дела?
Один раз Мура честно ответила:
– Не очень.
– Что случилось? – насторожился Матвей.
– Алевтине поставили диагноз: астма, – рассказала Бирк о проблеме с дочерью.
– Она же совсем маленькая, еще в школу не ходит! – изумился Матвей.
Мура кивнула.
– Верно. Только болезнь возраста не различает. Наверное, будем менять городское жилье на Подмосковье – Але нужен свежий воздух. Конечно, зимой можно было бы оставаться в Москве, а на летние месяцы вывозить девочку за город. Денег-то у нас на дачу нет!
– Почему сразу ко мне не пришла? – возмутился ректор. – Столько лет дружим! Алевтина и нам с Антониной как дочь!
– Ты же ей новые легкие не подаришь, – справедливо заметила Мура.
– Ничего не предпринимай с квартирой, – приказал Матвей.
Через десять дней Муру вызвали в местком и вручили ключи от дома в Подмосковье. Матвей, наверное, приложил огромные усилия, чтобы добыть в рекордно короткий срок дачу для семейства Бирк. Более того, вечером того же дня он позвонил Муре и сказал:
– Хотел устроить вас вместе со всеми в Евстигнеевке, но там готового дома не нашлось, одни земельные участки. Подумал, что вы не захотите тратить годы на стройку, поэтому и подсуетился с Палашовкой. Она рядом, в паре километров, думаю, скоро деревни сольются в одну.
– Спасибо! – горячо поблагодарила его Мура. – И от Феликса тоже!
– Ерунда, – засмеялся Матвей. – Я уже объяснял: специально согласился на ректорский пост, чтобы помогать людям…
Рассказчица замолчала.
– Пока все, что вы поведали, характеризует Матвея только с лучшей стороны, – отметила я.
– Это присказка, – мрачно протянула Мура, – сказка впереди.
…Первые годы ректорства Матвей сыпал добрыми делами, а потом начал постепенно требовать от людей благодарности. Мура очень хорошо помнила день, когда Феликс, придя домой, схватился за валокордин.
– Милый, что случилось? – напряглась жена.
– Ученый совет проголосовал за присуждение докторской степени Полине Гореловой, – возмущенно ответил муж.
– Постой-ка… – забормотала Мура. – Она любовница Маркова, чиновника из Министерства просвещения. Как же так? Ты говорил – девица полный ноль.
– Да, – кивнул муж. – И тем не менее она будет доктором наук. В коридоре все над Полиной посмеивались, мол, оказывается, что путь в науку лежит не только через мозг, но через иные, чисто женские органы. Но все проголосовали «за». В урне нашелся лишь один черный шар, мой.
– Невероятно! – подскочила Мура. – Это же девальвирует научное звание, низводит его до уровня плинтуса! Ты не ошибся? Только один голос «против»?
– Да, – буркнул Феликс.
– А Вадим Семенович? – не успокаивалась Мура. – Неужели Прошкин тоже присоединился к большинству?
– Именно так! – подтвердил Бирк.
– Он заболел, – отрезала Мура. – Наверное, у него грипп, он не соображал, что делает.
– Выглядел здоровее прочих, – рассердился Феликс, – даже улыбался.
– И ты к нему не подошел после совета? Не спросил, в чем дело?
Супруг снова взялся за пузырек с лекарством и неохотно признался:
– Я поймал Вадима на лестнице, говорю: «Ты понимаешь, что происходит? Этак скоро пропадет необходимость заниматься наукой и писать труды! Приноси в канцелярию справку со словами: «Сплю с начальником отдела» и получай регалии в зависимости от служебного положения любовника».
– А он что?
– Сначала молчал.
– А ты?
– Я продолжил его стыдить, воскликнул: «Из-за таких, как ты, советская наука превращается в помойку!»
– Ну и?
Феликс выпил вторую порцию капель.
– Прошкин схватил меня за пиджак и зашептал: «Прекрати. Биологии хуже от присутствия Гореловой не станет! Она вполне вменяемая тетка, в исследования не лезет, докторская нужна ей лишь для карьеры». Ну я и не выдержал…
– Ты тоже с Полиной спишь? – взвился Бирк. – Дама у нас общего пользования?
– Идиот! – крякнул Вадим. – Ладно, если хочешь знать, меня Матвей просил. Ему звонили из министерства, а у института крыша течет.
– Не понимаю связи!
– Проще некуда: Горелова становится доктором наук – Колосков получает финансирование на кровлю, – пояснил Вадим. – Я его понял и проголосовал «за». И потом… не мог же я отказать ректору.
– Ага, значит, ты с ним спишь, – глупо пошутил Бирк.
– Кретин, – зашептал коллега, – поосторожней с подобными оскорблениями! Матвей для моей больной мамы лекарство из-за границы привез, бесплатно. Спас старуху! И что теперь? На его маленькую просьбу ответить «нет»? Я в отличие от тебя не принадлежу к семье Джорджано Бруно, особо за чистоту науки не страдаю!
Вот такой у них состоялся «научный спор». А потом Феликс хватался за сердце и пил лекарство.
