третий? А теперь, – добавил он, – если ты закончила на меня кричать, будь любезна, выйди из моей комнаты и оставь меня в покое.
Мой мозг услышал этот приказ, но не обратил на него внимания. Я осталась стоять, глядя, как он наклоняется, чтобы поднять книгу. Каждый мускул его тела в эту минуту выражал безмерную ярость. Он был потрясающе хорош даже в ярости. Мне вдруг пришла в голову робкая мысль подойти к нему, поцеловать и попросить прощения, но его враждебная поза и ярость в глазах давали понять, что приближаться не стоит.
В эту минуту нас разделяло не менее километра. Увы, мой Адрик оказался совсем не моим. Этот злобный, ненавидящий, саркастичный и мрачный Адрик каким-то чудом растопил тот черный камень, в который превратилось мое сердце. Я хотела его – хотела так, как человек хочет съесть кусок пиццы, пусть от нее и толстеют; как хочет читать текст на компьютере, хоть от этого и слепнут; как хочет пить пиво, после которого три дня мается похмельем; как девушка хочет просматривать аккаунт бросившего ее парня, пусть ей и причиняют страдания фотографии с новой пассией.
Но он ничего этого не знал, а я не могла ему сказать. Он вновь закрылся в ледяном панцире безразличия, который мне уже никогда не разбить.
Вот я и уничтожила его – и при этом уничтожила себя.
Как драматично! Но, увы, такова жизнь.
Прежде чем уйти, я захотела еще что-то добавить.
– Конечно, ты прав во всем, – согласилась я.
Он поднялся, взял со стула книгу и посмотрел на меня без особого интереса, сурово и удрученно, словно хотел сказать:
«Ну что за чушь ты несешь? Когда же ты наконец уберешься?»
– Я полная дура, – начала я, – и полностью заслуживаю такого отношения. Я не имела права ничего у тебя требовать, а тем более кричать на тебя. Мне очень жаль, что так вышло. Мне не следовало сюда приходить. Единственное, что мне было нужно, – это узнать, сказал он правду или нет. Даже хорошо, что ты не хочешь отвечать. Очень хорошо.
С этими словами я решила уже уйти, но его мрачный безрадостный голос остановил меня.
– А если я приду к тебе домой и спрошу, сколько раз ты спала с Эганом, что ты ответишь? – ухмыльнулся он.
Он явно давал понять: «Я не намерен тебе ничего говорить, но ведь и ты ничего мне не скажешь». Однако он ошибся, потому что я не стала лгать.
– Нисколько, – ответила я.
– В смысле? – растерялся Адрик. Он явно ожидал, что я скажу «Не твое дело», но услышал нечто прямо противоположное. – Что, прости?
Я вздернула подбородок. Его признание меня крайне разозлило, но мне вдруг захотелось сказать ему правду. Уж здесь мне точно не в чем было оправдываться.
– Нисколько, – твердо пояснила я. – Мы никогда не спали.
Вот тебе, получай!
– Ты врешь, – сказал он, глядя на меня с прищуром.
– Я еще должна извиняться за то, что не имею желания спать со своим парнем, потому что на самом деле мне нравится его брат?
Я выпалила это с той же злостью и сарказмом, с какими говорил он. Но, услышав это, он, похоже, был настолько потрясен, что просто не поверил своим ушам.
– Вот черт, как ужасно это звучит! – страдальчески прошептала я. – Я пойду, – покачала головой я, повернувшись к двери.
Но он тут же бросился ко мне и схватил за запястье. Я боялась, что его пальцы почувствуют, как учащенно бьется мой пульс, и он поймет, насколько я взволнована, но он держал мою руку осторожно, не сжимая. Он ласково провел большим пальцем по ложбинке у меня между грудей. Гнев в его глазах угас; казалось, он решил сдать все свои бастионы. Нахмуренные брови теперь удивленно изогнулись.
– Ни единого раза? – спросил он, и в его голосе больше не было прежней суровости; теперь в нем звучали мягкость и недоверие.
Для него это действительно важно? Я могла бы сказать что-то вроде: «Я могу спать с кем захочу», но дело в том, что Адрик не был ни собственником, ни ревнивцем, ни одним из тех мачо из романов, склонных к садомазохизму. Он просто был замкнутым, молчаливым и к тому же почти никогда не показывал, что его интересует, прикасался ли ко мне Эган, поэтому я считала, что он думает обо мне не больше, чем раньше.
А ему это было важно.
Я правда ему нужна.
Итак, я решилась. Сердце мое грохотало, как тяжелый молот, пальцы и ноги дрожали, а в голове стучало: «Я люблю тебя, но собираюсь уничтожить».
– Мы с ним ни разу не спали, я тебе уже сказала. – Я сглотнула, потому что в горле пересохло, и пришлось вдохнуть воздуха – я вдруг начала задыхаться. – Ты же знаешь, как действуешь на меня, знаешь… что… ты мне нравишься, что… что я к тебе испытываю… Поэтому я хочу знать и снова спрашиваю, правда это или нет. Потому что, если Эган прав, я намерена прекратить все это, пока не поздно. Так это правда? Или ты врешь?
На этот раз он не отвел взгляд, не занял оборонительную позицию и придержал ненавистный сарказм. Он ответил быстро, четко и без дрожи в голосе:
– Как мне ответить? Обычным образом, в нескольких словах, или по-моему?
– По-твоему.
Не сказав больше ни слова, он захлопнул дверь, обхватил меня и поцеловал. Я крепко обняла его за талию, прижавшись к нему, так что нас не разделяло ни единого миллиметра. Мои руки оказались прижаты к его груди, твердой и обнаженной. Его полуоткрытые губы поймали мои, но я не приоткрыла свои для поцелуя. Я крепко зажмурилась и вдруг отшатнулась от него, как от крутого обрыва; это было не презрение, не отвращение. А страх.
Адрик почувствовал мою дрожь. Прикусив мою нижнюю губу, он на миг прижался губами к моим. Он ждал, что я расслаблюсь, отвечу на поцелуй, позволю ему взять верх надо мной, а я сопротивлялась изо всех сил, иными словами – не желала падать к его ногам. «На тебя не действуют его поцелуи, – твердила я себе. – На тебя не действуют его поцелуи, на тебя ничего не действует, он тебе не нравится».
Я думала, что он отстранится, но он словно ничего не замечал; его рука поползла от моей талии вверх, пока не коснулась линии подбородка и крепко сжала, чтобы я не вырывалась и было удобнее меня целовать.
Сначала он целовал медленно, осторожными движениями, перебираясь сверху вниз буквально по миллиметру. Прикосновение
