понимали: это не пройдёт никогда. Любые слова прозвучат наигранно и обманчиво. Они навеки потеряли ребёнка, который всегда улыбался как дурачок.
Лу Яньсюэ плакала навзрыд, ей вторили тихие всхлипы И Маньманя.
Жуань Наньчжу вышел из комнаты и спустился на первый этаж, а Линь Цюши съёжился в углу и застыл, словно каменная статуя.
Ему столько раз приходилось видеть смерть, и всё же он не смог к этому привыкнуть. Даже спящий внизу Тост, похоже, что-то почувствовал: словно взбесившийся, прибежал наверх по лестнице, а поняв, что его хозяин больше не шевелится, издал такой горестный вой, будто хотел разбудить Чэн Цяньли ото сна.
Но это был не сон. А даже если и сон, то кошмар, от которого не пробудиться.
Линь Цюши от боли не мог вздохнуть полной грудью, что уж говорить о Чэн Исе, который потерял своего близнеца. Страшно даже представить, что он переживал.
Как прошёл тот день, Линь Цюши помнил очень смутно.
В его голове будто сработал защитный механизм, рефлекторно стирающий особенно болезненные воспоминания. Но бледное лицо Чэн Цяньли навсегда запечатлелось в памяти Линь Цюши. Он помнил младшего из близнецов слишком хорошо, настолько, что очень долгое время не мог уснуть.
Потом прошли похороны.
Родители близнецов тоже приехали. Они хотели забрать тело Чэн Цяньли домой, но Чэн Исе отказался.
Он объяснил, что хотел бы, чтобы Чэн Цяньли остался с ним, и родители, поняв, что уговорить не удастся, согласились.
Всего за несколько дней Чэн Исе похудел до неузнаваемости, на висках выступила проседь.
Ему не исполнилось и семнадцати — возраст, когда он должен был благоухать как цветок.
Чэн Исе поставил погребальную урну с прахом Чэн Цяньли в маленькую могилу, разделённую на две половины.
Слева на надгробии значилось «Чэн Исе», справа — «Чэн Цяньли». Вероятно, Чэн Исе предполагал, что умрёт первым, даже успел выгравировать своё имя золотыми иероглифами, однако в реальности всё вышло совсем наоборот.
— Я был таким эгоистом, — сказал Чэн Исе на похоронах, не отводя взгляда от могилы. — Я хотел уйти первым, оставив его одного.
Ведь куда больше мучений достаётся именно тому, кто остался. Юноша вдруг усмехнулся:
— По крайней мере, ему не пришлось проходить через всё это.
Линь Цюши, посмотрев на его улыбку, хотел бы попросить Чэн Исе не улыбаться так больше, но не смог произнести этого вслух. За несколько дней он почти ничего не говорил, все сказанные им слова можно было по пальцам сосчитать.
После похорон Чэн Исе пропал.
В его комнате всё осталось по-прежнему, исчезла только кое-какая одежда и чемодан.
Линь Цюши заметил это первым; он спросил Жуань Наньчжу, куда отправился Чэн Исе, но тот ответил:
— Я не знаю.
Линь Цюши замолчал.
— Я не знаю, ни куда он отправился, ни куда он мог отправиться, — спокойным тоном добавил Жуань Наньчжу. — Он с самого первого похода за дверь вступил в Обсидиан. Обсидиан всегда будет его домом.
Линь Цюши поднял на Жуань Наньчжу потерянный взгляд.
Тот тихо вздохнул и заключил его в объятия, запечатлев на лбу утешительный поцелуй.
— Некоторые вещи предопределены заранее.
— Даже смерть? — пробормотал Линь Цюши.
— Разумеется, и смерть тоже, — ответил Жуань Наньчжу. — Все умирают, рано или поздно.
— Но к ним смерть… пришла так рано, — они были ещё совсем молоды, почти ничего не увидели в этой жизни, у них должно было быть больше времени.
— Небеса несправедливы.
Если бы близнецы Чэн родились здоровыми, не попали бы за дверь. Двери — это испытание, которое подарило им немного больше времени, чтобы они смогли ещё насладиться этим миром. Но милосердию приходит конец, и нет ничего больнее, чем падать с небес на землю, из рая в ад.
Тем вечером Жуань Наньчжу с Линь Цюши спали вместе, и Линь Цюши спросил его:
— Чэн Исе добыл ту, другую, подсказку?
— Да.
Линь Цюши замолчал.
— За некоторые вещи рано или поздно придётся расплачиваться, — вздохнул Жуань Наньчжу. — И цена будет намного страшнее, чем ты можешь себе представить.
Линь Цюши хотел добавить что-то ещё, но Жуань Наньчжу вдруг положил конфету ему в рот. Тогда он спросил, с конфетой во рту:
— Как твои успехи в отказе от сигарет?
— Прекрасно.
Линь Цюши не знал, что ещё сказать. В последнее время он молчал всё дольше и всё чаще.
Жуань Наньчжу, будто чувствуя его беспомощность, прижал Линь Цюши покрепче и прошептал:
— Спи.
Закрыв глаза, Линь Цюши погрузился в глубокий сон.
Смерть Чэн Цяньли будто бы разрушила царящую в коттедже иллюзию спокойствия, ей на смену пришла тяжёлая атмосфера безысходности.
Лу Яньсюэ стала часто плакать за приготовлением еды, наверное, вид каких-то блюд напоминал ей о человеке, который их любил.
Когда Тост понял, что хозяина не стало, он долгое время не мог прийти в себя, и только в компании Каштана нашёл утешение.
Сам Линь Цюши до сих пор не мог поверить, что близнецы ушли. Ему всё казалось, что он зайдёт в гостиную и увидит сидящего на диване Чэн Цяньли, который смотрит телевизор и смеётся. Но однажды вечером и эта иллюзия разбилась вдребезги.
В тот день Линь Цюши спустился по лестнице и заметил, что по телевизору идёт фильм ужасов, а на диване, завернувшись в плед, сидит кто-то явно очень напуганный. При виде этой картины у Линь Цюши вырвалось:
— Цяньли?!
Но из пледа показалось лицо Е Няо, который тихо позвал:
— Цюши?
Стоило тому повернуться, и Линь Цюши наконец осознал, что больше никогда не увидит Чэн Цяньли. Это чувство невозможно описать словами, как будто кто-то лопнул пузырь, которым он пытался себя обмануть, и пришлось столкнуться со страшной, кровоточащей реальностью.
— Нет, ничего, — Линь Цюши развернулся.
Е Няо позвал его ещё раз, но тот сразу отправился на второй этаж, и на лице парня так и застыло беспокойство. Потому что он разглядел, как по щекам Линь Цюши покатились слёзы в тот момент, когда он увидел лицо Е Няо. Наверное, Линь Цюши почему-то принял его за Чэн Цяньли… В душе Е Няо с сожалением вздохнул. Если бы он пораньше присоединился к Обсидиану, может быть, сейчас переживал бы случившуюся трагедию вместе со всеми и не оказался бы в некой эмоциональной изоляции.
Только вернувшись в комнату, Линь Цюши заметил, что плачет. Когда Чэн Цяньли не стало, он не проронил ни слезинки, но теперь не смог
