Уже с первых же минут матча игроки советской сборной прочно захватили инициативу и практически не упускали ее до финальной сирены. Шайбы посыпались в ворота чехословаков одна за другой. Первым отличился на 7-й минуте игры Александр Голиков. Через три минуты Сергей Макаров увеличил разрыв. На 15-й минуте у гостей последовало удаление, которым наши игроки тут же воспользовались: гол забил Хельмут Балдерис. Прошло всего лишь 20 секунд, и уже Зинатулла Билялетдинов вновь зажег красную лампочку за воротами гостей — 4:0. После этого в воротах чехословаков место Кралика занял другой вратарь — Сакач. Но и он оказался бессилен перед натиском нашей сборной. Шла третья минута второго периода, когда Виктор Жлуктов «распечатал» и Сакача — забил пятую шайбу в ворота гостей. К концу второй двадцатиминутки гости уже проигрывали с позорным счетом 9:1. А общий итог игры — 10:1 в пользу сборной СССР. Так крупно чехословаки нам еще никогда не проигрывали.
Брежнев уехал из Лужников в прекрасном расположении духа, чему его соратники были несказанно рады. Дело в том; что незадолго до этого матча, на заседании Политбюро Брежнев внезапно завел разговор о том, что собирается… уйти в отставку. Он сообщил ошарашенным соратникам, что в последнее время ему все труднее и труднее справляться с его обязанностями, что и дикция у него стала плохой, и ноги не слушают. Однако едва он закончил говорить, как члены Политбюро, перебивая друг друга, бросились уговаривать его остаться. Аргументы приводились убойные: мол, без вас может резко осложниться обстановка внутри страны, возникнут проблемы и у международного коммунистического движения. «Вы же наше знамя, Леонид Ильич!» — в сердцах воскликнул кто-то из членов Политбюро. «Но ведь здоровье…» — вновь попытался возразить Брежнев. «О вашем здоровье мы позаботимся, — последовал немедленный ответ. — Политбюро примет решение, что вы будете работать в Кремле не более трех-четырех часов в день, а остальное время можете проводить у себя на даче». Брежнева это предложение вполне устроило.
Между тем победа национальной сборной по хоккею оказалась не последней радостью для Брежнева. 22 апреля, в день 109-й годовщины со дня рождения Ленина, в советских СМИ появилось сообщение, что ему присуждена Ленинская премия в области литературы и искусства за создание мемуарной трилогии. Эту новость народ встретил без всякого энтузиазма, зато придворные писатели, как пел Высоцкий, «извертелись на пупе». Главный редактор журнала «Новый мир» Сергей Наровчатов, к примеру, заявил: мол, нельзя себе представить художественное произведение, которое будет написано в ближайшие годы и не отразит опыт Л. И. Брежнева.
23 апреля Театр на Таганке справлял свой 15-й день рождения. Как всегда в таких случаях, состоялся веселый «капустник», поставленный самими актерами театра-юбиляра. Выступал на нем и Владимир Высоцкий, спевший несколько куплетов, которые он написал специально по этому случаю. Все действо снималось на любительскую кинокамеру, чтобы потом быть показанным участникам «капустника».
24 апреля газета «Советская культура» долбанула по певцу Александру Градскому. На ее страницах было опубликовано письмо заместителя секретаря комитета ВЛКСМ объединения «Химпром» города Усолье-Сибирское Иркутской области В. Апаликова, где тот недобрым словом поминал недавние гастроли певца в их городе. Приведу несколько отрывков из этого послания:
«Впечатление, которое произвел Александр Градский, трудно поддается описанию. Зал в нашем Дворце культуры химиков самый современный, хорошо технически оснащен… Но электронно-акустическую аппаратуру запустили на такую мощность, что у всех сидящих в зале барабанные перепонки напряглись до предела.
Но больше всего поразило отношение артиста к зрителям. В манере поведения Градского сквозили пренебрежение к публике, высокомерие. Программа Александра Градского, мягко говоря, нуждалась в более тщательном подборе песен. Среди них некоторые показались нам малосодержательными и даже бессмысленными. На просьбу из зала спеть популярную песню «Как молоды мы были» артист заявил: «Вот еще один отравлен телевидением». А ведь эту песню мы узнали и полюбили именно в его исполнении. В конце творческого вечера артист стал играть на гитаре и просить, чтобы ему в такт аплодировали. Зал сначала не понял, что от него требуется, на что Градский заявил: «Я подожду, когда вы будете хлопать, у меня терпения хватит».
В течение полутора часов из зала все время выходили люди, разочарованные тем, что они увидели… Сейчас можно с уверенностью сказать, что популярности и славе Александра Градского в нашем городе нанесен ощутимый удар самим Градским».
Вечером того же дня, 24 апреля, Владимир Высоцкий давал концерт в ДК «Москворечье», что на Каширском шоссе. Хорошо помню это событие, поскольку жил я в тех краях и, проезжая мимо ДК, видел эту афишу. Желание попасть на концерт было огромным, но достать билет туда оказалось не в моих силах. Поэтому о том, как проходил концерт, лучше послушать рассказ очевидца событий — Виктории Горы (еще в начале 70-х она устраивала концерты Высоцкого):
«Я жила в Орехово-Борисове, и вдруг подруга сказала, что планируется концерт Высоцкого в ДК «Москворечье». Я решила непременно пойти. День был прекрасный. Подошла к служебному входу, жду, что Володя подъедет на машине. И вдруг подкатывает совершенно допотопный автобус, оттуда вылетает Володя и, радостный, бросается ко мне: «Ой, Виточка, ты что здесь делаешь?» «На концерт к тебе пришла», — говорю. Он пообещал, что проведет меня, и сообщает: «Сегодня я привел много родственников».
А попасть было невозможно! Нас с подругами на контроле долго не пускали, но Высоцкий что-то сделал, и мы все-таки прошли. На выступлении Володя выглядел превосходно. Там я впервые услышала «Письмо другу из Парижа» («Ах, милый Ваня…»). — Из зала пришла записка: «Владимир Семенович, как вы себя чувствуете?» Он ответил: «Разве вы не видите, как я выгляжу прекрасно — вот так же себя и чувствую».
Концерт был камерный какой-то, но не в плохом смысле, все было превосходно. Я заметила, что это уже было выступление несколько другого типа по сравнению с прежними. И публика как-то изменилась, да и его окружали люди солидные, хорошо одетые… Поговорили мы с ним: как, чего, туда-сюда… Обычные вопросы, житейские. После концерта распрощались очень мило и разошлись…»
Через день в Театре на Таганке состоялся просмотр пленки с записью недавнего «капустника». Пришли все «таганковцы», в том числе и Высоцкий. Однако ему этот просмотр ничего хорошего не принес. Все актеры громко реагировали на появление друг друга на экране — смеялись, шутили, — но как только появлялся Высоцкий, в зале устанавливалась гробовая тишина. Придя после просмотра домой, Высоцкий пожаловался гостившему у него Вадиму Туманову: «За что они меня так? Я у них что,
Луну украл?» Луну не Луну, но коллеги по театру завидовали Высоцкому дико: и славе его, и возможности выезжать за границу.
А теперь вновь перенесемся в Свердловск, где вот уже почти месяц город охвачен паникой — там свирепствует сибирская язва. Слухи об этом, естественно, докатились до Москвы, и туда немедленно была отправлена высокая комиссия, в состав которой входил начальник 15-го управления Министерства обороны СССР генерал-лейтенант Ефим Смирнов и главный санитарный врач СССР П. Бургасов. Приехав на место, комиссия изучила обстановку, встретилась с тогдашним 1-м секретарем Свердловского обкома партии Борисом Ельциным. Беседа длилась больше часа. Сразу после нее Смирнов позвонил по спецсвязи Брежневу и доложил, что вспышка сибирской язвы под его контролем. Брежнева этот доклад удовлетворил.
А в городе тем временем продолжают умирать люди. Многих из них можно было бы спасти, если бы обитатели «военного городка № 19», откуда и пошла эпидемия, поделились с гражданским населением своей секретной вакциной. Но этого не произошло: военные сами пользовались этой вакциной, в результате чего в их городке умер всего лишь один (!) человек. А в самом Свердловске потери гражданского населения перевалили за сотню человек (официально будет названа другая цифра — 64 человека, хотя в одной больнице № 24 погибших было 70 человек). Вспоминает бывшая главврач этой больницы М. Ильенко:
«Большая смертность была три недели апреля. Люди умирали в поликлиниках, заводских здравпунктах. Мы занялись подворными обходами, нужно было посетить большое количество людей. Создали санитарные дружины — из женщин, в основном студентов мединститута. Выявляли больных, разъясняли ситуацию, раздавали тетрациклин. Спустя две недели после начала эпидемии мы начали проводить профилактические прививки от сибирской язвы. На каждый подъезд клеили объявления.
Вакцина была обычная, какой каждый год мы прививали работников мясокомбината, тех, кто забивал скот, — обычно не больше 50 человек. Без проблем, никаких осложнений не было. Нас обеспечили большим количеством такой вакцины (производилась она в Тбилиси). Прививали во дворцах культуры при заводах. На первую прививку шли толпы, поскольку люди были очень напуганы. К 25 апреля — 57 тысяч человек. На вторую и третью — поменьше, хотя каждому нужно было сделать по три прививки…»
