(Хороший парень этот Серый, и языком не мелет почем зря. Из них двоих, пожалуй, он.)
— Дождь вот-вот закончится, времени вагон. Погуляем? — сказал тот, что мелет языком.
— Не могу, мне надо на вокзал, дядю встречать.
(Господи, ну и дура, какого дядю?! Получше ничего не могла придумать?)
— А дядя у нас кто? Волшебник?
(Процитировал? Сострил? Но мы не будем улыбаться, мы ответим ему как придется, потому что и у нас внезапно чувство юмора отказало. Промокло и раскисло. Про дядю, конечно, получилось так себе, плоховато получилось, неубедительно. Но надо довести начатое до конца.)
— А дядя у нас сердитый очень. Между прочим, коренной одессит. Обидчивый как дитя, опозданий не прощает. Опоздавшему читается лекция о том, почему так делать не надо, а я еще не готова к лекциям. И последний месяц вольной жизни хочу провести без лекций, причем провести его как не надо.
— Любопытно, весьма и весьма, — сказал остряк, прищурившись. Кажется, теперь ему действительно стало любопытно. — Проведите его с нами, мы вам лекций читать не будем. Мы тоже хотим как не надо. Научите? И если вы это прямо сейчас выдумали, про дядю, чтобы от нас сбежать, то напрасно. Мы хорошие. Мы просто отличные. Разве не видно? С первого взгляда?
— Дядя, — говорю я холодно, обжигающе ледяным голосом, почти антарктическим, — живет в районе Молдаванки, на улице Орджоникидзе, бывшая Разумовская. Поезд прибывает через час. Приятно было познакомиться.
(Правда приятно? Когда на тебя узенькими глазками смотрят и говорят банальности?)
— Значит, отложим прогулочку до осени. До первого сентября, если не проспите. Не советую, будет живенько — это я вам обещаю.
Хвастун, болтун, пижон
формулировочки такие пошловатенькие
но почему тогда расхотелось уходить
почему же я прокляла свою убогую фантазию
а заодно и ни в чем не повинного дядю
ожидающего меня со дня на день
в доме на улице Орджоникидзе
минута, остановка, стоп-кадр
лестница, мокрый билетик, прилипший к ступеньке
и предчувствие (так это называется в книжках?)
что сейчас с тобой заговорят и все изменится
мир сдвинется, перевернется
и покатится в тартарары
(и потом этот голос…)
обыкновенная гроза
ничем не примечательное знакомство
начало августа, мокрое платье, горсть пятнашек
кто бы мне тогда сказал, что и это в рамках программы
причем обязательной — не поверила бы
пообсохла в метро, добралась до вокзала
купила пирожок с повидлом, ужасный, резиновый
но после всего пережитого очень хотелось есть
задремала в электричке, чуть не проехав станцию
пронеслась по Гагарина, потом по Молодежной
трижды повернула в замке ключ
(ага! я первая! они еще не приходили!)
скинула босоножки
отрезала хорошенький ломоть черного хлеба
посыпала солью, включила радио
а там песенка про снег
про то, как он идет и всё вокруг чего-то ждет
люблю ее с детства
дома никого, самое время закончить платье
впереди целое лето, последнее беспечное лето
которое мы, конечно же, проведем как не надо
но для начала нужно выспаться и благополучно забыть
сурьму и ее свойства, правило буравчика
закон всемирного тяготения
коленки, дядю, сиреневый зонт
и этого, который мелет языком.
Согласилась бы ты теперь?
* * *
10.08
Моя дорогая Одесса!
Ты совершенно не изменилась, не постарела ни чуточки. Бульвары, трамваи, фонтаны, облака сахарной ваты, грязное любимое море — что еще нужно для счастья? Как будто в детство вернулась — жара, дядя Веня, бабушка Тамара…
Асенька, погадать на трефового короля? Или на червонного?
Нет, червонных нам не надо, бабушка. Чем гуще масть, тем лучше, ты ведь сама говорила.
Тот червонный, школьный, в которого я была влюблена пять лет без передышки, оказался дураком. Представляешь? Поговорила с ним пять минут на выпускном — и любви как не бывало. Теперь я совсем свободная, и дядю Веню это огорчает. Я надеваю новое платье, а он возмущается, что таких женщин у нас в роду отродясь не было. И сам себя не слышит от возмущения, даже этого вроду-отродясь. Грозится запереть в ванной, откуда я уже не выберусь, потому что ванна сделана на совесть, сам стенки клал, вот этими вот руками.
А в чем причина его гнева, знаешь? Разгуливать под руку с мичманом да по Приморскому бульвару — страшный грех, даже если это хорошо знакомый, крайне положительный субъект, друг семьи. А я разгуливаю. И мне нравится.
Друг семьи высокий, как фок-мачта, и очень надежный. Про себя называю его «товарищ Морфлот». От него пахнет вишневым табаком и веревками. Разговариваем на вы, это красиво, это подчеркивает дистанцию, которая между нами о-го-го какая, и одновременно снимает ее.
Вот что я пишу, а? Не знаю. У него невеста, у меня — будущее. «Вы будете вспоминать меня как нечто экзотическое. Впрочем, через две недели вы обо мне и не вспомните, потому что у вас начнется новая жизнь».
Он прав, бабушка.
Все как прежде, только я теперь другая.
Взрослая, наверное?
Первое сентября
Первого сентября к нам пришли зубры — физхимики, твердотельщики, материаловеды с мировым именем, аспиранты и старшекурсники. Рассказывали о головокружительных перспективах и новых методах, голова кружилась черт знает от чего, может быть, и от перспектив. Ядерно-магнитный резонанс, сокращенно ЯМР, у нас им занимается Кричевский, по списку в его лабораторию идут…
Трое наших и трое кубинцев, которых родина откомандировала, а русскому языку не научила; но это ничего, они рады и так; улыбаются, пританцовывают, а уроки русского начнутся завтра. Кричевский красавец, но резонанс — это не мое. Я попадаю в лабораторию высокотемпературной сверхпроводимости, сокращенно ВТСП, нас там пруд пруди, свеженькое направление, а между тем уже разработаны доступные для массового производства полимерные материалы, которые… Может быть, кому-то из вас повезет и он откроет… А вообще желаем побед во всех областях, не только в науке, потому что у вас начинается самый интересный, самый насыщенный жизненный период…
— Самое интересное тут — это столовка, сказал кто-то прямо над моим ухом. — Если вовремя не влезть в очередь, будешь ходить голодным до вечера.
Обернулась: смеющиеся глаза, узкие губы — тот самый, с лестницы. Как его зовут-то? Без пиджака, в понтовой джинсовой курточке. Только этого не хватало.
— Значит, ты вэтээспэшница? Поздравляю. Помрешь от скуки месяца через два. Будете смешивать, греть, капать на подложку, сканировать, потом опять смешивать, греть, капать и так без конца. Наукой тут и не пахнет, скорее аптекой. Милая барышня в белом халатике. У них в лабе есть одна, Ирина. Познакомитесь, все веселей будет. Извини, что я сразу на ты, предпочитаю без церемоний.
Наша сто двенадцатая не просто учебная группа, это исследовательская площадка, и многие из вас уже попробовали свои силы… Пять победителей и участников международных олимпиад, три печатных работы, мы отобрали вас…
— …у конкурентов, — продолжал комментировать тот самый голос, — у сто одиннадцатой. Там участников вдвое больше, потому что чистая физхимия куда круче нашей, полуприкладной. А тебя за что отобрали? Ты участница?
— Нет. А ты?
— Типа того. Только я не международник, а всесоюзник. Международники в сто одиннадцатой, а мы рылом не вышли. Как тебя вообще угораздило сюда попасть?
(Опять двадцать пять! Не буду же я, в самом деле, рассказывать:
• о чудесно гладких пробирках, в которых даже обыкновенная вода выглядит как слеза единорога или эликсир вечной молодости;
• о круглых колбах для пучеглазых рыб, неизвестных науке биологии;
• о бомбочках-бертолетках под ковриком у соседей;
• о силикатных водорослях и кристаллах медного купороса, сине-зеленых сокровищах пиратских кораблей;
• о фараоновой змее и берлинской лазури — великолепно звучит! и разве этого мало?..)
— Трудно сказать. Наверное, случайность.
— Честный ответ, хвалю. Давай руку и линяем, здесь ловить нечего. Сейчас я выцеплю вон того видного ученого, он проведет нам индивидуальную экскурсию по универу. Мой земляк, Ридна Украйна. А ты москвичка?
Рука была невозможно худая, как будто он в столовой никогда не пасся, а перебивался кое-как на подножном корму. Траву жевал, например. Я посмотрела на него повнимательней, пока он шептался с земляком. Нет, этот траву жевать не станет. Кого же он мне напоминает-то?.. Овчарку, точно! Немецкую овчарку чистых арийских кровей. Такие мальчики нужны Германии, сказал бы Олежка. Уж он припечатает так припечатает.