не по сезону густо-синего
непрозрачного неба.
Бисер воды, скатывающийся с плеча. Ночью заморозки, но вода еще держит тепло, градусов пятнадцать — курорт, можно сказать. Мы поспорили с Блиновым и он точно проиграет. Я плаваю под открытым небом круглый год, а Шурик — только в бассейне.
Кто такой Шурик?
Твой одногруппник, чемпион Московской области по плаванию, между прочим. Чемпионил да бросил, в науку подался. А сердце с непривычки пошаливает, нагрузки-то регулярной нет. Зря я его подбил, как бы чего не вышло.
Вон они, идут, приготовься. Принесла нелегкая.
Он кивнул в сторону дорожки, по которой шли две девушки и высокий кучерявый парень.
Достань сигаретку, в левом кармане. Нет, в левом от меня. Не стесняйся, лезь. И коробок. У нас тут все общее — куртки, деньги, полотенца. Удобно.
(Закурил, смотрит на горящую спичку. Дошло до пальцев, выбросил. Очередная демонстрация или так, привычка ходить по краю.)
Давай заключим пакт о ненападении, если ты понимаешь, о чем я. Понимаешь?
(Стряхнул пепел, смотрит прямо в глаза.)
Неет, это еще не жизнь, это только наши танцы на грани весны, такие песни тебе больше нравятся? Я много песен знаю.
(Короткий взгляд мимо меня, на дорожку, оценил расстояние, успеет ли.)
А общага интересное место. Прибыли, заселись, обжились. Она ко мне прилипла, помоги то, помоги се. Сначала еще ничего, потом не знаю зачем… Короче, если ты тоже… В общем, если у тебя тоже кто-то заведется, так и знай — я не в претензии.
Тут ведь как — игра без правил. Главное — свобода, остальное фигня. Согласна?
— Вот ты где, паразит! Загораешь? — сказал кучерявый, здороваясь с Баевым. — Мы тебя с утра ищем.
Две девушки, очень похожие друг на друга, наверное, сестры. Одна тихоня, другая оторва, один на двоих смешной нос картошкой. Которая?
— Как видишь, я не только совершил омовение, но и нашел свидетеля. Это Ася, она из нашей, сто двенадцатой.
Та, что пониже ростом, смерила меня взглядом, потом перевела его на Баева, потом опять на меня. Что-то высчитывает. Понятно.
Не волнуйтесь, девушка, у нас соглашение. Получите своего Баева в целости и сохранности, распишитесь, не забудьте осмотреть на предмет повреждений и царапин.
— Я-то мог бы окунаться и дважды в день, а вот у тебя кишка тонка, — сказал Баев, все еще мокрый, голосом победителя-олимпионика. — Дотянешь до конца сентября, потом сдуешься. Будешь ходить за мной с полотенцами, фиксировать мои личные рекорды.
— Оденься, Даник, — сказала тихоня, та, что пониже ростом. — Хватит тебе. Мы в восхищении, Ася тоже.
(Оказывается, у него есть имя. Даник — это Даниил? Ишь ты…)
— Как это хватит, я только начал! — возмутился Баев и пошел на кудрявого с кулаками. Они немного повозились, потом упали на траву, через минуту Баев уже сидел на своем сопернике верхом.
— Иди ты к черту, водяная крыса, — ругнулся кудрявый, стряхивая его с себя. — Мокрый, склизкий, гадкий. Поглядим, кто за кем ходить будет. Разрешите представиться, — повернулся он ко мне, — Шурик. А это Татьяна и Галина.
Одинаковые кивнули, продолжая меня изучать. Потом тихоня (Татьяна?) вынула из сумки большое полотенце, поймала Баева и начала его усердно растирать выше и ниже пояса.
— Ну вы тут разбирайтесь, а мне пора.
— Эй, мы так не договаривались, — Баев высунулся из полотенца, Татьяна его запихнула обратно, как обезьянку, — у нас по программе прыжки в воду, потом прогулка по аллее славы и возложение сена к бюстику Менделеева.
— Без меня, — сказала я, вставая с его джинсовой курточки. Постелил на земле, чтобы я могла присесть, погреться на солнышке. Хорошая курточка, в левом внутреннем кармане (не от меня, от него) пачка сигарет, называется «Dunhill». В правом мятые деньги, а где ключи? В джинсах, наверное. Настроение почему-то испортилось. — Мне домой почти три часа добираться. Привет бюстику.
— Опять дядя приезжает? — спросил Баев, надевая футболку. — Погоди, мы тебя проводим на вокзал.
— Не стоит, отдыхайте.
Я удалилась как-то слишком поспешно, можно сказать, сбежала. Солнце садилось, тополиное, кленовое, каштановое золото померкло, а я все никак не могла решить, чего же мне сейчас больше хочется — немного поплакать или съесть мороженое. Долго мучилась, потом выбрала «Лакомку», перемазалась, замерзла
опоздала на электричку на какие-то три минуты
потом полчаса ожидания и что-то теплое в груди
как будто подарили вязаный шарф из чистой ангорки
пустой перрон, фонари в радужных иголочках тумана
свободное место у окошка, маленькие станции
будка обходчика, шлагбаум
быстро же я приехала
а вот и папа, встречает, прождал лишних полчаса
и как его отучить, спрашивается, ведь я не ребенок
прямые, косые мышцы
центр парусности легкого, почти невесомого тела
и ямка в основании шеи, вот тут
(это называется — яремная ямка)
хотелось прикоснуться губами
пить, попробовать на вкус
речную воду с бензиновыми разводами
сигаретный дым, сладкий, как сентябрь
эту их вольную жизнь
с ее презрением к частной собственности
сезонным колебаниям температуры
и распорядку дня
конечно, понаехали иногородние
заселились, перезнакомились
комнаты дверь в дверь
вино, кино и домино
ритуальные омовения
а я — домашняя девочка-овечка
которой подобная простота нравов
и во сне не снилась
что он ей говорил
про жизнь на свалке
про то, какие они одинаковые
про свободу, конечно, баки заливал
(он это говорит каждой второй, надо полагать)
подумаешь, Татьяна
не очень-то он был рад, когда они появились
и уж если подводить итоги
я точно знаю, о чем он сейчас думает
а он знает, о чем думаю я.
Одинаковые?
Ничего общего, совершенно.
Гарик
Если Баев хотел повысить градус, то он сделал все правильно. Но это не помогло.
Через неделю я уже влюбилась в Гарика.
Наша англичанка, молодая и смешливая дама, говорила: в этой гоп-компании Игорь самый ответственный и интеллигентный юноша, у него прекрасное произношение и лучшая в группе лягушка. Лягушкой назывался звук [æ], который остальным никак не давался. Не бойтесь мимических морщин, граждане, язвила англичанка. Раззявьте рот пошире, челюсть до колен, как у него. Еще бы, подавал голос Олежка, он из спецшколы, ему положено, а мы дети итээровцев. Гарик, покажи, как ты это делаешь! Тот послушно показывал розовый, как вареная колбаса, язык, группа покатывалась со смеху. Мне не нравилось, что они смеются, но Гарика это нисколько не задевало. Его вообще было трудно задеть, с такой-то самооценкой.
Ладно бы спецшкола! Гарик был поразительно похож на молодого Пастернака, которым я тогда зачитывалась. Удлиненные скулы, чернота зрачка, Марбург, я загорался и гас, я сделал сейчас предложенье… Аллитерации, слог, свобода дыхания!..
Но для Гарика Пастернак был пройденным этапом. Жизнерадостный ребенок, вечный подросток, ворчал он. Экспрессия — и что за ней? Предпочитаю невыразительного Кавафиса.
Я не знала, кто такой Кавафис… Маркес, Касарес, Борхес… Пас, Лугонес, Фуэнтес… В нашей домашней библиотеке таких авторов не было, только классики.
Держи, говорил Гарик, принося очередную книжку. Завидую — в первый раз!..
(В первый раз!.. и усмешечка такая, мол, я-то давно ничему не удивляюсь…)
У моей прабабки, говорил он, было поместье в Литве, под Шяуляем, пятьдесят гектаров реликтового леса, конезавод, озеро, яхта. В революцию все бросила и сбежала. Теперь, по слухам, начинают возвращать, но нам не светит, прав нет.
(Никак не привыкну, что он это всерьез. Помнится, игрывал я на ковре «Хорасан», глядя на гобелен «Пастушка»…)
В Питере у него имелся фамильный собор, Преображенский. Тот самый, на пушках, который в честь воцарения Елизаветы Петровны возвели. Мой прадед когда-то был его настоятелем. Поедем в Питер — покажу. Жили неподалеку, на Литейном, в доме Антоновой, сейчас там магазин бытовой техники. Я прошлым летом поехал, постоял под окнами, но не зашел — к чему беспокоить посторонних людей?
(А я бы зашла, точно!)
Ладно бы прадед! А предки по материнской линии, упомянутые в «Евгении Онегине» — это как?!
И в какой же главе они упомянуты, спрашиваю. Небось в уничтоженной, десятой?
Не угадала, в третьей, ответил он горделиво.
И все-таки, кто?
Немного помявшись, Гарик процитировал: «Мне галлицизмы будут милы, // Как бурной юности грехи, // Как Богдановича стихи».
Я хохотала.
Балда, говорил он снисходительно, Пушкин высоко ценил поэму Богдановича «Душенька», о чем сообщает в своем письме к такому-то от такого-то месяца года. Ты письма Пушкина вообще читала или сказками ограничилась?
