Босх двинулся к синему тенту. Под ним возле кучи битого цемента, вдоль края траншеи, пробитой в бетонном фундаменте, стояла выехавшая на происшествие обычная группа дознавателей. Посмотрев вверх, он увидел вертолет телевизионщиков, прошедший совсем низко над землей. Из-за тента они не могут разглядеть место преступления и, вероятно, попытаются задействовать наземные группы.
В здании все еще валялось немало мусора – обугленные потолочные балки, куски дерева, разбитые железобетонные конструкции. Стараясь не оступиться, Паундс и Босх осторожно пробирались к собравшимся на месте преступления.
– Здесь все разровняют и сделают еще одну автостоянку, – сказал Паундс. – Это все, что дали городу волнения, – около тысячи новых автостоянок. Хочешь припарковаться в Саут-Сентрал – пожалуйста! А вот если ты захочешь купить бутылку газировки или заправить машину – вот тогда у тебя возникнут проблемы. Все сожжено дотла. Тебе не случалось ездить через Саут-Сайд перед Рождеством? Там все заставлено елками, все свободное пространство. Не понимаю, зачем эти люди сжигают свой собственный квартал.
Как считал Босх, «эти люди» сделали то, что они сделали, не в последнюю очередь из-за того, что такие, как Паундс, не понимают, зачем это делать. Подобные вещи будут повторяться снова и снова, считал Босх, причем в строгой цикличности. Примерно раз в двадцать пять лет в негритянских кварталах вспыхивает пламя ненависти, но скоро все успокаивается и жизнь снова идет своим чередом. До следующего раза.
Поскользнувшись на камнях, Паундс внезапно потерял равновесие. В последний момент ему, однако, удалось избежать падения; опершись на руки, он быстро выпрямился.
– Черт побери! – воскликнул он, а потом, хотя Босх и не спрашивал, добавил: – Все в порядке.
И быстро поправил сбившуюся прядь волос, прикрывавших лысину. Сделав это, он, однако, испачкал рукой лоб, и тем не менее Босх не стал его ни о чем предупреждать.
В конце концов они все же добрались до места назначения. Там стоял бывший напарник Босха Джерри Эдгар в компании еще двух сотрудников, которых Гарри знал лично, и двух незнакомых ему женщин. На женщинах были зеленые комбинезоны – форма труповозчиков из службы коронера. Эти низкооплачиваемые работники, мотавшиеся в синем автофургоне с одного места происшествия на другое, забирали оттуда трупы и клали их в ящики со льдом.
– И где же это ты, Гарри? – спросил Эдгар.
– Да прямо здесь.
Эдгар недавно побывал на фестивале блюзов в Новом Орлеане, откуда и привез это приветствие, которое употреблял так часто, что оно уже всех раздражало. В детективном бюро Эдгар был единственным, кто этого не понимал.
На фоне остальной группы Эдгар сразу бросался в глаза. На черном детективе не было комбинезона: он вообще их не надевал, чтобы не помять свой дорогой костюм, хотя каким-то образом ему все же удалось пробраться на место преступления, практически не запачкавшись. Несмотря на то что рынок недвижимости, в свое время дававший Эдгару неплохой побочный заработок, уже три года как находился в кризисе, он все равно одевался лучше всех в отделении. Пожалуй, думал Босх, глядя на аккуратно повязанный голубой шелковый галстук Эдгара, один этот галстучек стоит побольше его собственных рубашки и галстука, вместе взятых.
Оторвав взгляд от Эдгара, Босх кивком поздоровался с криминалистом из службы идентификации личности Артом Донованом, подчеркнуто не обратив внимания на остальных. В этом отношении он строго следовал протоколу. Как и в других подобных случаях, здесь действовала своя кастовая система. На месте преступления детективы в основном разговаривают между собой либо с криминалистом из службы идентификации. Представители низшей касты – труповозчики – разговаривают только с криминалистом из службы коронера. Тот, в свою очередь, мало общается с копами. Он смотрит на них свысока, рассматривая как надоедливых просителей – им всегда что-нибудь нужно: то произвести вскрытие, то сделать анализ на наличие токсичных веществ, и все это должно быть готово уже вчера.
Босх заглянул в траншею. Пробивая бетонную плиту, рабочие проделали яму длиной два с половиной метра и глубиной метр двадцать. После этого они стали двигаться в стороны, и теперь в результате их работы на глубине примерно метра от поверхности плиты отчетливо виднелось пустое пространство в бетоне. Присев на корточки, Босх увидел, что по форме эта полость напоминает женское тело – что-то вроде изложницы, в которую заливают пластмассу при производстве манекенов. Но сейчас внутри было пусто.
– А где же тело? – спросил Босх.
– Его уже унесли, – сказал Эдгар. – Оно в грузовике, в пластиковом мешке. Сейчас мы пытаемся придумать, как бы целиком извлечь отсюда нужный кусок плиты.
Несколько секунд Босх молча смотрел на выемку, потом встал и пошел обратно. Следователь службы коронера Ларри Сакай проводил его до фургона, отпер и открыл заднюю дверь. Внутри было очень душно, а изо рта у Сакая пахло так, что даже запах дезинфекции отступал.
– Я догадываюсь, почему тебя сюда вызвали, – сказал Сакай.
– Да? И почему же?
– Потому, что это здорово похоже на работу гребаного Кукольника.
Босх не ответил ничего, не желая, чтобы Сакай услышал от него нечто определенное. Четыре года назад Сакай участвовал в расследовании некоторых дел Кукольника. Босх подозревал, что именно благодаря ему пресса дала серийному убийце такое название. Кто-то слил ведущему Четвертого канала информацию о том, что убийца раз за разом покрывает косметикой тела своих жертв. Ведущий и окрестил убийцу Кукольником. А уж после его стали называть так все, даже копы.
А вот Босх всегда ненавидел это прозвище. Оно содержало в себе характеристику не только убийцы, но и его жертв. Оно лишало их индивидуальности, а все совершенное Кукольником начинало больше походить на фарс, нежели на трагедию.
Босх окинул взглядом внутреннее пространство фургона. Пара носилок и два тела. Одно из них целиком заполняло черный пластиковый мешок; невидимый труп то ли был очень грузным при жизни, то ли сильно раздулся после смерти. Босх повернулся ко второму мешку, содержимое которого было едва заметно. Он знал, что это и есть то тело, которое извлекли из бетона.
– Ага, это оно, – сказал Сакай. – Второго зарезали на Ланкершим. Над ним работает Северный Голливуд. Сюда мы приехали, как только получили сообщение об этом втором.
Вот почему пресса так быстро за это ухватилась. Передачи на частоте коронерской службы принимают, наверно, в каждой редакции.
Он еще немного посмотрел на меньший по размеру мешок и, не дожидаясь со стороны Сакая каких-либо действий, расстегнул молнию. В нос ударил резкий запах тления, который, однако, был бы гораздо сильнее, если бы тело нашли раньше. Сакай расстегнул мешок до конца, и Босх смог наконец взглянуть на останки. Темная кожа туго обтягивала кости. Отвращения Босх не испытывал, поскольку привык к подобным вещам и приобрел способность абстрагироваться от них. Иногда он даже считал, что смотреть на мертвые тела и есть основное дело его жизни. Ему еще не было двенадцати лет, когда он опознал для полиции тело своей матери; потом во Вьетнаме он видел бесчисленное множество смертей, а за двадцать лет службы в полиции мертвых тел было так много, что он уже сбился со счета. В большинстве случаев он оставался бесстрастным, как кинокамера. Можно даже сказать – как психопат.
Лежавшая в мешке женщина была небольшого роста, однако распад и усыхание тканей могли привести к тому, что тело сейчас казалось меньше, чем было при жизни. То, что осталось от волос, доходило трупу до плеч; по их цвету можно было сказать, что убитая – крашеная блондинка. На лице виднелись следы косметики. По сравнению со всем остальным прекрасно сохранившиеся глаза казались неправдоподобно большими и круглыми. Они придавали трупу гротескный вид – все было не так, как положено.
– Имплантанты, – сказал Сакай. – Они ведь не портятся. Можно хоть сейчас их вытащить и продать какой-нибудь другой глупой цыпочке. Пора открывать программу по утилизации.
Босх ничего не ответил. Его внезапно поразила мысль о том, что эта женщина – кто бы она ни была – стремилась выглядеть более привлекательной, и вот ее постигла такая судьба. Возможно, она как раз и преуспела в своих усилиях, думал он, раз убийца нашел ее вполне привлекательной.
Его раздумья прервал Сакай:
– Если это сделал Кукольник, значит, она пробыла в бетоне не меньше четырех лет. Но если это так, то разложение зашло не слишком далеко. Сохранились глаза, волосы, некоторые внутренние ткани. С этим можно работать. Вот на прошлой неделе мне подвалила работенка – в каньоне Соледад нашли одного туриста; вроде тот самый, что пропал прошлым летом. Ну так вот, от него остались одни кости. Конечно, под открытым небом полно всяких тварей. Знаешь, они ведь проникают в тело через задницу. Это самый легкий путь, и животные…
