и снова увидела девушку, которая теперь держала перед самой камерой картонную коробку размером примерно сорок на сорок сантиметров. Крышка с надписью “Кентуки” была открыта. Эмилия не сразу сообразила, что именно и зачем ей показывают. Передняя стенка коробки была затянута прозрачным целлофаном, поэтому она сразу определила, что коробка пустая, а вот три других стороны были украшены фотографиями – вид в профиль, анфас и сзади: розовая с черным плюшевая игрушка, кролик, который на самом деле больше напоминал арбуз, чем кролика. Правда, у этого арбуза имелись два выпуклых глаза и, разумеется, пара длинных ушей. В нескольких сантиметрах над головой уши были скреплены между собой пряжкой – она помогала им стоять торчком, но уже чуть выше они, словно обмякнув, с двух сторон падали вниз.
“Ты красивая крольчиха. А тебе нравятся кролики?” – спросила девушка.
* * *
Их поселили в большой комнате. Буквально в нескольких метрах от дома начинался лес, начинались горы, а пронзительно-белый здешний свет ничего общего не имел с охряными тонами, царившими в Мендосе. Это ей понравилось. Как раз о чем-то подобном она и мечтала вот уже несколько лет: переселиться в другое место, или в другое тело, или в другой мир – куда угодно, лишь бы все вокруг переменилось. Алина глянула на кентуки – именно так называлась эта игрушка, о чем было написано и на коробке, и в прилагаемой инструкции. Сейчас кентуки стоял на зарядном устройстве – на полу рядом с кроватью. Глазок-индикатор аккумулятора все еще был красным, и, как сообщалось в инструкции, в первый раз на зарядку требовалось не меньше трех часов. Приходилось ждать. Алина взяла с большого блюда мандарин и принялась его чистить, расхаживая по комнате и время от времени выглядывая в кухонное окошко, откуда были видны двери мастерских. Ей хотелось полюбопытствовать, кто оттуда выходит и кто туда входит. Свену отвели пятую мастерскую, но побывать там Алина еще не удосужилась. Она впервые сопровождала Свена в одну из арт-резиденций, куда он довольно часто ездил, и поэтому тщательно обдумывала каждый свой шаг, стараясь не мешать и не нарушать границ его личного пространства. Короче, она приняла решение вести себя так, чтобы он не пожалел, что взял ее с собой.
Ведь это Свен получал гранты и стипендии, Свен разъезжал повсюду со своими монохромными ксилографиями, “неся искусство в народ” и “возвышая” тем самым этот самый народ, так как был “настоящим художником”. А вот у нее, Алины, не было никакой жизненной цели, ничего, что поддерживало бы ее на плаву и защищало. Она и вообще сомневалась, что знает себя саму, как не знала и того, для чего, собственно, явилась в сей мир. Она была его женщиной. Женщиной мастера, как его называли здесь, в деревушке Виста-Эрмоса. Поэтому, если в ее жизни и случалось что-то по-настоящему новое, какой бы глупостью это новое на первый взгляд ни казалось, как, например, новые и странные отношения с кентуки, Алине приходилось помалкивать – по крайней мере до тех пор, пока она сама как следует не разберется, правильно или нет поступает. Или пока не разберется, почему, приехав в Виста-Эрмоса, не перестает взирать на окружающее с недоумением и не перестает спрашивать себя, как ей устроить собственную жизнь, чтобы скука, тоска и ревность окончательно не свели ее с ума.
Алина купила себе кентуки в Оахаке, городе, расположенном в часе езды от их деревни. В тот день ей до чертиков надоело бродить по торговым улицам мимо модных магазинов с вещами, которые она не могла себе купить. Вернее, могла, конечно же могла – спешила дать задний ход Алина, как только мысли ее принимали подобное направление, – могла, потому что у нее со Свеном был договор: она будет ездить с ним по таким вот арт-резиденциям, а он возьмет на себя все ее расходы. Однако уже во время первой их поездки он, как заметила Алина, слишком часто проверял свой банковский счет и при этом, не говоря ни слова, тяжко вздыхал.
На рынке она прошлась вдоль рядов с фруктами, специями и национальными костюмами, старательно отводя глаза от подвешенных за ноги живых кур и гусей, которые молча трепыхались, изнемогая в предсмертной агонии. И где-то уже на задворках Алина обнаружила застекленный павильон, удивительно белый и чистый по сравнению с прочими торговыми местами. Автоматические двери открылись, она вошла, двери за ней закрылись, сразу же слегка приглушив уличный шум. Алину обрадовало глухое гудение кондиционера и то, что продавцы были заняты с другими клиентами или же переставляли товар на полках. Значит, ее оставят в покое. Она сняла с головы платок, пригладила волосы и двинулась вдоль незастекленных витрин, где были выставлены электробытовые приборы, с облегчением замечая вокруг массу всяких вещей, которые ей совсем не были нужны. Прошла мимо кофеварок, электробритв и через несколько метров остановилась. Тогда-то она и увидела их в первый раз. В ряд выстроились штук пятнадцать, или даже двадцать, коробок с надписью “Кентуки”. И сразу стало ясно, что это не обычная игрушка. А чтобы покупатели могли получше разглядеть новинку, продавцы вытащили некоторые модели из коробок и поставили на них сверху, хотя и достаточно высоко, так что достать их оттуда было затруднительно. Алина взяла в руки одну коробку – белую и безупречно оформленную, не хуже, чем упаковки от айпэда и айфона, купленных Свеном, только размером побольше. Каждый кентуки стоил 279 долларов, а это было очень дорого. Красивыми они ей не показались, и тем не менее была в них некая изысканность, хотя в чем именно она заключалась, Алина вот так сразу объяснить не сумела бы. Что же это все-таки такое? Она опустила сумку на пол и наклонилась, чтобы получше разглядеть кентуки. На разных коробках были нарисованы разные зверюшки, во всяком случае, одинаковых она не нашла. Там были кроты, кролики, вороны, панды, драконы и совы. Внимательно изучив каждую картинку, Алина мысленно отобрала пять. Потом из этих пяти выделила две. Теперь оставалось принять решение, хотя она тотчас задалась вопросом: а что, собственно говоря, она должна решить? На одной из двух коробок было написано: crow / krähe /乌鸦 /cuervo / ворон, на другой – dragon /drache /龙/dragón /дракон. У ворона камера видела в темноте, однако сам ворон, как выяснилось, не был водонепроницаемым. В отличие от дракона. А еще дракон умел извергать пламя. К сожалению, ни она сама, ни Свен не курили. Алине понравился дракон, потому что он был сделан не так примитивно, как ворон, однако ворон, по ее мнению, подходил ей больше. Но вряд ли подобные рассуждения были
