Морально побеждённая толпа на площади не уставала собираться, но быстро теряла энергию. На новые «подвиги» уже не решался никто. Парнями с пирсов – возмущалась, как не своими. Ещё бы! Кто помнил отважные броски камней, тот помнил и скрип арбалетного взводного механизма. И то, как раз повезло унести ноги, а другой раз может не повезти.
– Они действительно мало кому свои, – прокомментировала Кэнэкта, – грузчик разведчику не приятель, а в Ярале разведчики почти все. Многие ушли от дел, но, знаешь, бывших разведчиков не бывает. Уж они-то не предадут!
– А если снова явятся… эти? – Лулу с презрением помянула грузчиков.
– Их схватят без разговоров, пусть только явятся! На них очень злы.
– А теперь почему не схватили? – насторожилась Бианка. – Не могут найти?
– В Ярале не спрячешься, – заверила её разведчица, – мои люди за ними следят; они в трактире «У пирса». Долго уже следят, боюсь, как бы не спились.
Грузчиков ко дворцу принесло тем же вечером, стоило им в том трактире как следует захмелеть. Весёлые и злые, парни надеялись на реванш. Да только разведчики на площади попались им всё больше трезвые да несговорчивые. После короткой потасовки всех троих ловко скрутили, чтобы передать в руки подоспевших стражей. А самому резвому – так и нос сломали. Как для простого грузчика, высоковато задирал.
– Что я говорила! – с торжеством припомнила Кэнэкта. – Наши ведь люди: сами могут сто раз ворчать неласково, но дракона в обиду не дадут!
И всё же «неласково ворчать» под окнами дворца продолжали. Наутро снова расстроили до слёз Лулу Марципарину.
* * *
Ещё до передачи троих виновников камнеметания дворцовой страже людям Эрнестины Кэнэкты удалось за ними проследить, и не безрезультатно. В трактире один из парней расплачивался золотыми некроталерами. У остальных двоих некроталеры нашли при обыске. Откуда у грузчиков Ярала мертвецкие деньги?
Следователи Кэнэкты учинили им жёсткое дознание – но, по словам разведчицы, выяснили немного. Глуповатое хулиганьё и само толком не знало, как звать и где искать того, кто с ними расплачивался.
– Кто-то платил негодяям за бузу перед дворцом, – рассказывала Кэнэкта, – кто-то не из наших, не из яральских. И цели свои обнаружил не сразу. Сначала начал платить – они и сами не докумекали, за что. А потом и говорит: действуйте, раз проплачено. Сам улетел с первым воздушным замком, но кого-то оставил за делом наблюдать. Знать бы – кого… Но в городе разведчиков может каждый.
– Столичный след? – предположил Эйуой.
– Да, думаю, кто-то оттуда, – при упоминании об Эузе-столице Кэнэкта поневоле мрачнела, становилась много старше лицом, – ведь из мертвецких земель к Яралу напрямую и не подберёшься. Только через Эузу. Там нынче плохо отлавливают предателей, а моя служба, – Кэнэкта взяла самый бесстрастный тон, какой только смогла, – не имеет права туда соваться.
– А может… – прищурился Бларп.
– Нет! – прервала Кэнэкта. – На меня и так смотрят косо. Глупо обострять. Наших-то там раскусят сразу, вышибут со скандалом, а то и казнят – просто из вредности. Мы ответим, начнётся вражда, Ярал заподозрят во всех бедах на годы вперёд. Зато предатели как обрадуются!.. Нет, не бывать тому. Лучше будем пристальнее вычищать Ярал.
– А недочищенные – прятаться в столичной Эузе, снова вербовать подонков и собирать у нас на площади? – поддел Эйуой.
Эрнестина Кэнэкта досадливо фыркнула:
– Если бы готовых подонков! Так ведь сперва вербуют простых людей! Те грузчики, когда впервые выходили на площадь – подумать только: просто собирались встретить рождение Драеладра. Пришли по велению души. Чего они тогда хотели? Устроить праздник, повеселиться…
– Но праздник запаздывал, – уточнил Эйуой.
– Да, конечно. Время шло, а люди стояли, приходили вновь и вновь, ожидая, когда же дракон вылупится. А ждать-то пришлось порядочно. Многие, чтобы дождаться, забросили все дела. Тогда чьи-то слуги стали раздавать продукты и деньги. Вроде, не придерёшься, «чем смогли, помогли». Но деньги вручали не за просто так. Готовилась петиция новому Драеладру обо всех проблемах города. То-то и спрашивали, где чего не в порядке. Вынюхивали…
– А петицию собирались подать дракону, как только вылупится? – Бларп Эйуой издал невесёлый смешок. – Ну сильны…
– Ясно, что петиция – для отвода глаз. И уже тогда готовилось что-то покрепче. А самым смелым, – в голосе Кэнэкты лязгнуло презрение, – пообещали настоящие некроталеры.
Бларп Эйуой взволнованно подытожил:
– Сначала деньги живых, потом деньги мёртвых, и не только троим, а всем, но постепенно. То-то и развелось на площади жалобщиков. А заодно и встреча Драеладра – переросла в ожидание проводов. Однако, у мертвецких прихвостней неслабый размах. Стражи-то справятся, если что?
– Мои люди уже работают в толпе. К счастью, все друг друга знают, все свои, да и зараза далеко не проникла. Но сташно подумать, сколько бывалых разведчиков купилось на дешёвую подачку. Конечно, Эуза не платит, многие бедствуют, но всё же…
– Может, потому и не платит?
Весь этот важный разговор друзей-разведчиков малыш Драеладр услыхал случайно, благодаря открытой двери. Лулу Марципарине Бианке с утра показался нездорово-бледным цвет его чешуек, вот она и проветривала помещение.
А мог бы и ничего не услышать – очень даже запросто. Ведь люди, которые видели в нём чуть ли не реинкарнацию Живого Императора, и не подумали поставить его в известность. Да только стоит ли их винить? Трудно надеяться на серьёзное к себе отношение, когда ты недавно вылупился – и в некоторых отношениях недалеко ушёл от яйца.
Глава 2. Маленький сфинкс
В ту пору мир дракончика особенно сильно сузился, ведь мать взялась его оберегать от всего, что покажется опасным, а казалось-то ей многое. Жизнь в единственной комнате приятно скрашивали регулярные проветривания – они позволяли заочно путешествовать воздуху; к нему Драеладр умел внутренне присоединяться, чтобы совместно познавать мир более широкий.
В более широком мире Бларп Эйуой и Кэнэкта из кожи вон лезли, чтобы защитить мелкий мирок с Драеладром внутри. А что же было делать спасаемому – переворачиваться с боку на бок? Для кого-то и этого довольно. Но у младенца-дракона совсем другие запросы, чем у младенцев человеческих. Да и матери в четырёх стенах бывало туго.
Когда площадь за стенами поуспокоилась в показательных стенаниях и утратила к Драеладру избыточно требовательный интерес, матушка дракона облегчённо вздохнула, – и не успел её сын опомниться, как мирок вокруг них почти целиком заполонили умильные женские интонации.
Несколько родственниц и приятельниц Лулу Марципарины Бианки теперь ежедневно её навещали с единственной целью выполнить нехитрый ритуал: всплеснуть руками, погладить по чешуйкам, произнести одинаковые слова с разной мерой искренности.
Первая яральская модница – госпожа Ута из дальней ветви рода Драеладра – стала появляться во дворце ещё с того момента, как посторонним входы в него перекрыли стражи. Прежде она Марципарину и знать не знала; верно, горячий интерес толпы побудил её искать запоздалого знакомства. После того же, как Драеладр вылупился, в круг неравнодушных посетительниц вошли Капитолина и Валериана – супруги градоначальника Ярала и первого советника, потом их число ещё возросло за счёт подруг Уты.
Хотя всякий человек в Ярале знал о его великом предназначении – Драеладр чувствовал это знание окружающих всеми чешуйками – для женщин из этой группки дела семейные представлялись много важнее, чем подвиги, которые кому-то предстоит свершить.
Стремление к непостижимому женскому счастью, которым весь этот кружок сплотился вокруг материнства Марципарины, принимало разные оттенки от сладкого сорадования до едва прикрытой зависти. Кажется, многим здесь хотелось бы родить дракона вместо неё – даже Уте, которая своего дракона уже некогда родила, но та, правда – без особых почестей. Не к любому дракону в роду переходит главное имя.
Как и люди, маленький Драеладр появился на свет беспомощным комочком, способным вызвать симпатию у кого только можно. Что за прелесть этот малыш! Какие милые глазки! Что за носик! А щёчки круглые-круглые – в мать! И как задорно он улыбается! И такие ладные ручки, ножки, крылышки! И чешуйка смешно топорщится на пузике!
Драконы ничего не забывают и способны задним числом осмыслить речь на непонятном ещё языке, но слушая день за днём примерно одно и то же, Драеладр заранее определил некоторые речи как пустые – и намеренно от них отвлекался. Ведь запомнишь эти слова – и они однажды введут тебя в заблуждение, ибо правильного смысла не имели изначально.
* * *
В детский мирок Драеладра совершенно новые люди вторгались редко, да и то – лишь тогда, когда их посещение одобрялось матерью и её друзьями. Чешуйчатого младенца берегли. Площади не давали хлынуть во дворец даже в период её полной благожелательности, не говоря уже о дальнейшем. Но некоторые визиты так и остались дракону непонятны. И не ему одному.
