Если и был у стасиного организма какой-то там скрытый резерв, то он предпочитал оставаться в подполье, и мобилизовать его Стась была просто не в состоянии.
Ни тогда, ни сейчас.
Хотя и старалась изо всех сил, честно и добросовестно пытаясь представить себе что-нибудь жутко страшное или отвратительное до дрожи. Но кончались все эти попытки всегда одинаково — ей в конце концов становилось смешно. Адреналин, естественно, никуда не выделялся, Стась виновато улыбалась, преподаватели зверели и начинали брызгать слюной.
И дело тут было вовсе не в недостатке воображения или крайней тупости, хотя в личной медицинской карте Стась формулировка стояла именно такая. Просто ни к чему в глупой и скучной жизни не способна была Стась отнестись всерьёз. Ну действительно, сами подумайте — что такого можно себе навоображать? Такого, чтобы мороз по коже? Или мерзкого до натуральной тошноты? Луковица варёная или длинный волос в супе? Мерзость, конечно, но кто виноват, если ты на закусочных экономишь. Да и, потом, их же можно просто вынуть и положить на салфетку. И вдоволь повеселиться, наблюдая реакцию сидящих рядом.
Или вот, ещё: раскусываешь яблоко — а там червяк. Причём не целый, а уже половинка. Мяконькая такая извивающаяся половиночка…
Прелестно, правда?!..
И чего по этому поводу, скажите, вопить, словно тебя за сиську ущипнул не тот, кого бы ты хотела? Это же не просто какой-то там грязный уличный червяк, это же червяк яблочный! Он не глиста какая, гадость не жрёт, питается исключительно диетическим яблочком! У него и вкус — яблочный. Сами попробуйте, если не верите на слово — убедитесь.
Какие проблемы?..
Или вот, ещё лучше — какашка.
Свеженькая такая, большая и сочная.
А ты на неё — голой пяткой…
Вот как раз в этом самом месте Стась и начинала хихикать, а наставницы — свирепеть.
С ужасами дело обстояло ещё хуже.
Ранят или убьют? Грустно, конечно, но, может, в следующей жизни ты окажешься принцессой Фомальгаута (есть у них там принцессы, причём даже наследные, Стась проверяла!). Или вольным самураем шитакана — тоже, между прочим, неплохо, хотя их вроде бы и не существует.
Мальчик любимый попку морщит? Ну это уж, простите, совсем смешно, особенно после обработки доблестных медиков АИ.
Что ещё?
Чёрная рука?
Гроб на воздушной подушке?
В учебнике советовали представить смерть родных, но у Стась это уже было. Это не страшно. И даже не больно.
Во всяком случае, именно так сказал тот парень из Корпуса, которого прислали с повесткой. Слишком быстро, просто вспышка — и всё, они ничего не успели почувствовать, так он сказал. А смерть тёти Джерри вызвала бы у Стась повышение чего угодно, только не адреналина…
Не было страшно ей и сейчас.
И ненависти особой к Керсу не было тоже. Скорее уж жалость — бедненький извращенец, с оттенком уважения — дело своё он знал и выполнял без халтуры, надо отдать ему должное.
И когда, дождавшись удобного момента и вывернув шею до хруста позвонков, она вонзила недовыбитые зубы в оказавшуюся в пределах досягаемости руку — это не было вызвано ненавистью. Чистый прагматизм. Обеспечение лишней зацепочки адвокату.
А ненавидеть — за что? Его пожалеть впору. Приличный мальчик, вежливый. Даже не садист. Страховка в полном порядке, недовыбитые зубы с оголёнными нервами сработают — так чего же особо переживать? Психозондирование — штука, конечно, малоприятная, но до суда вряд ли дойдёт, особенно ежели тетя Джерри проявит семейную солидарность.
Нет, не со зла она его укусила. И даже не совсем верно было бы посчитать это просто провокацией. Ради провокации было бы гораздо проще плюнуть ему в глаза.
Просто со всеми своими трудностями Стась привыкла справляться сама, врождённая осторожность требовала подстраховаться, а зубная боль не зря считается самой сильной, там же нервов до чёрта, она как раз должна…
Боль была дикой, ломающей блокировку, словно картон.
Она прошила раскалённой иглой голову от подбородка до затылка, из глаз брызнули слёзы, тело свело судорогой, и, проваливаясь в гулкую черноту, Стась, кажется, ещё сильнее стиснула челюсти, кромсая осколками зубов чужую руку, и чужая кровь обожгла язык, а потом во рту словно взорвалась граната.
Потом он её, кажется, всё-таки ударил.
Но она этого уже не почувствовала…
* * *
…А потом она лежала, запрокинув голову, и было ей всё равно.
На лицо падали тяжёлые холодные капли дождя. Долго падали. Скапливались в открытых глазах, нагревались, а потом стекали по вискам тёплыми струйками.
Ей было всё равно.
Джесс, плача, била её по щекам и трясла за плечи.
Стась не сопротивлялась. Даже не закрывала глаза, продолжая смотреть в пустоту куда-то поверх её головы.
Ей было всё равно.
Всё равно.
Всё — всё равно.
И то, что нехило погрызенного ею Керса до сих пор трясло. И пропитавшаяся оранжевым повязка на его руке. И дождь. И плачущая Джесс.
И даже то, что какой-то геймер сказал детским голоском:
— А её всё-таки надо бы того… досуха. На всякий случай…
— На всякий случай держи своё горло подальше от моих зубов! — Керс вызверился быстро и так же быстро остыл. Сказал уже почти спокойно:
— Когда я играю — то играю по правилам. Пусть даже это правила Керса.
— А если теперь это будут правила крестника скиу? — спросил кто-то ехидно.
Керс дёрнул плечом, но даже не возмутился. Сказал устало:
— Я похож на рль? Открой глаза! — он несильно ударил её ногой в бок, поддел, переворачивая. Стась не сопротивлялась. Из распоротого острым сучком плеча снова пошла кровь. Ей было всё равно, что геймеры смотрели на эту маленькую ранку с каким-то странным выражением.
Завистливый голосок протянул:
— Везучий ты…
Стась почти не слышала, как Керс ответил:
— Не везучий. Предусмотрительный.
Ей было всё равно…
Базовая. Площадь перед штаб-квартирой А-И
Стась
Перед зданием правления «Амазонкс-Инкорпорейтед» стоянка была запрещена, о чём предупреждали многочисленные знаки и весьма сурового вида охрана в количестве трёх лбов. Заметьте — невооружённых. Что и само по себе оч-чень многое говорит понимающему человеку.
Во всяком случае — вполне достаточно, чтобы отбить охоту парковаться в непосредственной близости от этих лбов.
Идиотов не было.
Впрочем, у всякого правила…
Золотисто-серый табл аккуратненько вывернулся из общего потока и мягко осел на траву прямо у самой нижней ступенечки. Точнёхонько посередине, хоть с рулеткою проверяй.
Охранницы среагировали мгновенно — двое синхронно вошли в тау, легко так вошли, практически не шелохнувшись, одной волной. Класс не просто высокий, а высочайший. Мечта и зависть всех салаг, тихая ненависть выпускниц, понимающих уже, что не достичь им такого уровня без помощи чёрной магии.
Третья метнулась к машине и оказалась у ступенек даже раньше, чем табл окончательно замер. Распахнула дверцу и тоже с поклоном вошла в тау — но это уже так, ради проформы и антуража для.
Злые языки утверждали, что в те редкие дни, когда Фрида Лауэрс решает почтить своим присутствием контору, событие это отмечается расстиланием красного ковра от лифта и до автомобиля. Более же нахальные вообще говорили, что паркуется она непосредственно к окну своего кабинета.
Действительность была куда проще и забавнее. Мало кто из посторонних знал, что Фрида Лауэрс чрезвычайно гордится своей подчёркнутой демократичностью и все двадцать четыре ступеньки до личного кабинета предпочитает преодолевать исключительно пешком.
Демократичность проявлялась и в одежде.
Синяя форма её отличалась от обычной командорской только качеством пошива, да сапожки светились тою же белизной, что и манжеты — в отличие от чёрных форменных.
И отсутствовали знаки различия.
Окинув охранниц одобрительным взглядом и озарив всю округу ослепительной улыбкой, она легко взбежала по ступенькам к уже распахнувшимся ей навстречу дверям. Сверкнула улыбкой налево-направо двум совсем ещё юным аскам, наверняка первокурсницам, весьма демократично перекинулась с каждой из них парой слов о здоровье и погоде, ещё раз сверкнула улыбкой и исчезла в тёмном провале холла.
Забавно.
Интересно, если бы не было привратниц-асок и заряд демократичности целиком пришёлся на охранниц — как бы выглядела попытка поболтать о погоде с вошедшими в тау?..
Личный шофёр-секретарь-референт-носильщик-и-прочая-прочая-прочая несколько замешкалась, вынимая с заднего сиденья массивный кейс. Была она тоже массивна и коренаста, идеальный пробор делил полуседые волосы точнёхонько пополам, светло-голубая форма безукоризненно отглажена, походка нетороплива, движенья уверенны. Ни на охранниц, ни на юных асок она не обратила ни малейшего внимания. Охранницы ответили ей той же монетой, а вот аски проводили настороженными взглядами, поскольку женщина эта излишней демократичностью не страдала и при желании умела быть достаточно неприятной.
