Ломают женщин, как поэтов,
Но, к сожалению, не всех.
ЗАРИСОВКА В ПОЕЗДЕ МОСКВА — ДУБНА
ВЕСНОЙ 1973 ГОДА
Поезд катится в Дубну,
Дребезжащий нацело,
Клонит весь вагон ко сну —
Полчаса двенадцатого.
Пара физиков — сопят,
Обхватив портфельчики,
А не спят в вагоне — я
Да товарищ Федченко.
Очень правильный старик,
Он сидит, блаженствуя,
На плече его горит
Головёнка женская.
Головёнка хоть куда —
Вороная, в локонах —
Заглядятся поезда,
Что летят за окнами.
Заглядятся на нее,
Ему — позавидуют...
Только это всё — вранье,
Нос задрал для виду он.
Для нее он — не любовь,
Так, начальник средненький,
Ну, конечно ж, не любовь,
Но — других безвреднее...
Просто очень хочет спать
Головка подшиньонная,
Просто очень хочет спать
Под-чи-нён-ная.
Подчинённая мужьям —
Первому, последнему...
Откомандовался, хам,
Он теперь — подследственный.
Подчинённая в дому,
В суматохе ведомственной,
Подчинённая ему,
Но — глава над ведьмами!
Ей на остров Маргерит
Орудийным выстрелом
Как одной из Маргарит
Приглашенье выслано.
Погулять всегда не прочь
Ветренною, дерзкою
Прошабашила всю ночь,
Ночь перед поездкою.
И теперь спокойно спит
Головка подшиньонная,
Старику в плечо сопит
Под-чи-нён-ная.
Улыбается во сне —
Снится что-то тёплое?
Как когда-то по весне
С рюкзачишком топала?
Или снится, что живет
Замужем за Шивою?
Он того, что бил в живот,
Выставил за шиворот!
И баюкает её,
И качает в люлечке,
Носит на руках её
Сестре на зависть Людочке...
Оттого спокойно спит
Головка подшиньонная,
Старику в плечо сопит
Под-чи-нён-ная.
Подчинённая ветрам,
Настроеньям каторжным,
Скудным нашим вечерам
С кадрами и картами.
Нашей тягостной хандре
С сумерками-тенями,
Нашей суетной игре
В изо-бре-де-тения...
Но пока спокойно спит
Головка подшиньонная,
Старику в плечо сопит
Под-чи-нён-ная...
Поезд катится в Дубну
По лесам женьшеневым...
Я сегодня не засну,
Я рисую
женщину.
СТРОЧКА ИЗ ЛАРОШФУКО
Г.Н. Флерову
Нам в этой жизни можно — всё:
Взлетать почти до звезд,
Крутить фортуны колесо
И — выпадать из гнезд,
Встревать в любую круговерть,
Скакать во весь опор...
Но-
«Ни на солнце, ни на смерть
Нельзя смотреть в упор». —
А вы смотрели...
СИНТЕТИЧЕСКИЕ СТАНСЫ АНДРЕЮ ВОЗНЕСЕНСКОМУ
«...Снежное сожаление
по лесу и по нам...»
Стонет в лесах от лени
Гений — или шпана.
Чем-то с тобой сродни мы —
Ленностны и ранимы.
Знаем, что ремесло —
Необходимость и зло.
«Ах, мое ремесло самобытное —
самобытное? нет, самопытное!»
Ну, а без ремесла —
Глупостям несть числа.
Не отточив его,
Не выможешь ничего.
Будешь писать о родине —
Будто пишешь пародии.
Или — самопародии:
Строчкой себе по морде!
«Снежное сожаление
по лесу и по нам...»
Не в Бога верую — в гения,
Будущий экспонат
музея восковых фигур
мадам Тюссо,
горластый и часто безмолвный,
в Америке — академик, но —
не пророк в своем отечестве,
Где обвиняют в трюках
За то, что Поэтом стал.
Где записные хрюкалы
Толкают на пьедестал.
ФАНТАСТИЧЕСКОЕ ВИДЕНИЕ С БОРТА ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО СУДНА «ДМИТРИЙ МЕНДЕЛЕЕВ» ВО ВРЕМЯ НЕСОСТОЯВШЕГОСЯ — ДЛЯ МЕНЯ — РЕЙСА НА ПОИСКИ АТЛАНТИДЫ
Паразиты и параноики
Парадоксов не принимают.
Бороздят носами каноники
Океаны до Океании.
А научные сухогрузы —
И беременны, и беспузы.
Акванавты погоды ждут
И спиртягой желудки жгут.
Острова проплывают дальние.
Преисполненные экзотик...
Только нам умерять желания
Предписали в партийном КЗОТе,
«Не пущать!» — решили Комковы
За одно лишь — честное — слово.
Наплевать, проживем и тут.
Времена другие — придут!
Паразиты и параноики
Парадоксов не принимают.
Им играть бы в крестики-нолики,
Рапорта подписывать к маю.
До атлантов пути неблизки,
Но над самой дурной волной
Что-то пишет нам Городницкий
Не на идиш и не по-критски,
В чем-то более чем родной...
Ну, давай еще по одной!
СОРОК СТРОК
О ПРИДУМАННОМ МЕГИОНЕ
Никогда не бывал в Мегионе я.
Говорят, там страна Миллиония…
Срифмовав экзамены с гекзаметром,
Я уеду в город Мегион.
Там ветрищи ледяные намертво
Продувают с четырех сторон.
Согревают газовые факелы
Населенье перемерзших тундр.
Девяносто пять процентов запили,
Даже те, кто мудр,
Даже те, кому работа спорится,
Даже те, кому работа – долг,
Остальным – играется и спорится
После всех недолг…
Там совсем тепло бывает в мае лишь,
День полярный колок и цветаст.
Что, устали? Может быть, замаялись?
Хочется цветочков? Бог подаст!
Или, может, захотелось музыки,
Или, может, вспомнили о Ней?!
Грубость – производное от мужества –
Там нужней.
Газовые гулкие рапсодии
Скважины играют круглый год.
Чертов ритм и чертовы мелодии,
Этот газ горяч, горюч и горд.
Он сгорит в конфорке на Каляевской,
Оживит узлы какой-то ГРЭС,
Он, как я, не очень управляемый,
Заводной газообразный бес…
Ничего не зарифмую больше я –
Шалопай и чуточку пижон,
В самолете, что летит над Польшею,
Сочинивший бред про Мегион.
От тоски по радостям несбывшимся,
О маршрутах – тех, что не прошел,
Развлекаюсь в самолете виршами.
Данке шён!
Срифмовав экзамены с гекзаметром,
Я уеду в город Мегион,
Где лихие факелеща знаменем
Полыхают с сорока сторон.
ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ВИРШИ
Обдувает газами,
Выхлопами труб,
Все мы — одноразовы.
Хоть умен, хоть глуп.
Хоть из добродетелей
Соткан весь,
Хоть красив, как тетерев
В кадре шесть на шесть,
Хоть прославлен байками
Всех газет,