спросила Лада. — Или хотя бы начнёшь нас слушать?
— Да слушаю я! Херзац матерах! Что за корабль такой, который десять лет в какой-то харазе летает? Когда его отправили, у меня ещё печень живая была! А теперь это корыто домой вернуться решило? С этими, как их там, фанфарами и прочими херзацами? Вы там чем обдолбались-то? Тут одной тинктуры мало!
Томаш сел за стол, взял бутылку с разбавленной, судя по цвету, тинктурой, которой Насир запивал свой ужин, и глотнул прямо из горла.
— Трубы горят? — осклабился Насир.
— Иди ты!
— Я бы, может, и пошёл, да только некуда, херзац его так!
— Слушай, — спокойно сказал Томаш. — Дело серьёзное. И люди серьёзные. Видел бы ты, где они окопались! Ещё немного, и орбитальный лифт получится.
— И деньги серьёзные, — сказала Лада.
— Сколько?
— Двенадцать миллионов бакарийских.
Насир качнул головой.
— Ничего так. Можно залечь где-нибудь на дно и мирно допивать свою жизнь, причём напитки будут поприятнее, чем эта бормотуха.
Томаш ещё отхлебнул из бутылки. После коллекционной тинктуры, которой его угощала Айша, пойло Насира по вкусу почти не отличалось от воды.
— Нам вернут лицензию, — сказал он, — вместе с нашей старой сигнатурой. Только…
— Только вот это похоже на какой-то скверный розыгрыш! Больше десяти лет назад грузовоз потерялся, думали, что с концами, ан нет, херзац его, концы вот они! — Насир изобразил что-то невразумительное на пальцах. Томаш как-то попросил его объяснить смысл подобного жеста и до сих пор об этом жалел. — Хозяйка потерянного елдыша сама к нему лететь не хочет, а нас отправляет. За двенадцать миллионов! При этом ни груз ей не нужен, ничего — фоточки только по голосети перекинуть, и кабирах абрам!
— Она говорит, что груз уже не имеет ценности.
— Испортился, что ли?
— Понятно, почему сама лететь не хочет, — сказала Лада. — Война всё-таки. А нас не жалко.
— Конечно, не жалко. Стыковаться с кораблём, который на скорости идёт, удовольствие так себе! Ошибся с синхронизацией — и кирдык елдыш тебе, а не двенадцать миллионов!
— Да какая там скорость! — поморщился Томаш. Насир любил устраивать такие сценки перед каждым заданием, как актёр на шутовском бенефисе. — Корабль идёт в дрейфе, очень медленно. Он считай и не движется почти. Живых там никого уже нет. Скорее всего, корабль полностью мёртвый. Если им кто и управляет — то искусственный интеллект.
Насир слушал, даже перестав чавкать.
— Красиво стелешь!
— Коды на стыковку нам дадут. Если вдруг не сработают — например, реактор вконец сдох — разворачиваемся и улетаем.
— Куда улетаем? На Литию я не полечу, а если обратно, то смысл дёргаться? Мне и тут неплохо сидится.
Насир глотнул тинктуры.
— Пойдём потом на Черну, — сказала Лада. — Как раньше и планировали. Если даже ничего не получится, нам всё равно заплатят некоторую компенсацию. Хоть что-то за душой будет.
— Некоторая компенсация? — Насир отодвинул от себя тарелку с недоеденным стейком и потянулся, разведя локтями в разные стороны. — А ваша история становится всё интереснее и интереснее!
— Насик, — проговорила Лада с какой-то плотоядной нежностью — до знакомства с ней Томаш даже не думал, что такое возможно, — хватит паясничать! Мы ещё никакого решения не приняли.
— Да приняли вы всё! Вам за любую возможность надо хвататься! Особенно — ему! — Насир ткнул в Томаша пальцем. — А мне зачем? Я у себя дома, мне и тут хорошо. На Литию я уж точно не собираюсь. И ещё… — Он покосился на Ладу. — Я тебе уже говорил, херзац матерах, не называй меня Насиком!
— Вообще мы тебя не держим, — сказал Томаш. — Если хочешь — проваливай! Какую-нибудь работёнку ты себе наверняка подыщешь. Или на крайняк пособие по безработице будешь получать.
— Добрый какой! — Насир опять заинтересовался синтостейком, точно хотел набить себе пузо впрок, и поковырял вилкой в застывшем соусе. — А пилота вы где возьмёте?
— Лада у нас — отличный пилот! И курсовая программа на корабле безупречно работает. Вообще с точки зрения пилотирования я проблем не вижу.
— Не видишь проблем? Даже если стыковаться с мёртвым кораблём, который идёт с херзац его знает какой скоростью?
— Скорость почти нулевая, я уже сказал. А в остальном разберёмся. Да и это будет не твоя забота. Но…
— Во! Куда ж без «но»! — потёр руки Насир. — Ты когда уже перейдёшь к той части, где будешь умолять меня остаться? Знаю я тебя, пёс литийский! Сначала — «уходи, ты нам не нужен», а потом — «Насир, ну пожалуйста, прошу тебя, мы ведь так много вместе пережили…».
Томаш помолчал, посмотрев на него тяжёлым взглядом.
— Ладно! — Насир шлёпнул ладонью по столу, и бутылка с разведённой тинктурой испуганно задрожала. — Вы же ещё решение не приняли? Так давайте обсудим. В конце концов, двенадцать миллионов на дороге не валяются. Так что рассказывайте. От нас и правда только фоточки с отчётом нужны?
* * *
Насир стоял у трапа и потягивал мазин, выпуская клубы тяжёлого сизого дыма. Звёзд над космодромом было не видно — яркие огни командных вышек и терминалов ослепляли небо, — но Насир с какой-то неутомимой жадностью разглядывал собравшуюся над кораблём темноту.
— Ну как? — спросил Томаш, спускаясь. — Есть кто на орбите?
— Сплошной елдыш на орбите! — крякнул Насир. — Пустота! А вот вчера, помню, разлетались.
Томаш встал рядом и сунул руки в карманы. Ветер обдал его вонючим дымом из мазина.
— Странная, конечно, история с этой Айшей получается, — сказал Томаш. — Приспичило ей, понимаешь. Война же идёт. А если и не идёт, то скоро начнётся. Но деньги у меня заканчиваются, на космодроме вечно не проторчишь. А без денег нам тут с Ладой житья не будет. Так — хоть какой-то шанс.
— Остаётся главный вопрос, — зевнул Насир, — почему в это должен ввязываться я?
— Не ввязывайся. Я же не могу тебя заставить.
Томаш посмотрел на здания космодрома, которые переливались сигнальными огнями так, словно ожидалось прибытие целой флотилии кораблей — но никто не взлетал и не садился.
— Мутный ты какой-то сегодня! Я уж думал, сейчас как раз к слезливым мольбам перейдёшь.
— А что, это поможет?
Насир пробормотал что-то себе под нос.
В отличие от Томаша, он раньше летал на коммерческих бакарийских кораблях — однако, начав карьеру с должности второго пилота, закончил её во всевозможных чёрных списках, которые только есть на Бакаре. Это, разумеется, ставило крест на дальнейших полётах. Сам Насир не особенно любил распространяться о своём прошлом, хотя пару раз, налакавшись тинктурой, обмолвился, что не сходился, адыр его елдыш, характерами со своим бдительным руководством. Учитывая страстную любовь Насира посылать всех по малейшему поводу к
