— Верно, — кивнул я. — Хоть меня куда больше тревожат те, кто откажется склониться.
— Я — великий хан и сын своего отца. — Темуджин сердито сверкнул глазами. — Мой народ может ослушаться — но никто воинов не обратит на меня ни сабли, ни острия стрелы!
— Хорошо, если так. — Я огляделся по сторонам. — Но люди голодны и напуганы, а ты желаешь, чтобы они поверили тем, с кем никогда не знали дружбы. Мой народ сотни лет воевал с жителями степей. Джаргал не пожелает забыть старую вражду — и немало найдется тех, кто скорее послушает его, чем тебя, хан.
— Но такова воля отца! — Темуджин поджал губы. — Он говорил, что оба наших народа погибнут, если…
— Ты — не твой отец, хан, — вздохнул я, — хоть и унаследовал его дух и силу багатура. Может, тебе и суждено стать величайшим из ханов, но пока те, кто ушел за Джаргалом, видят перед собой лишь мальчишку, который слушает чужака, а не тех, кого сам Есугей называл братьями.
Темуджин не ответил — но огонек гнева в его глазах погас, сменившись задумчивостью.
Хорошо — во всяком случае, куда лучше, чем если бы он принялся топать ногами и верещать, требуя связанного клятвой Видящего немедленно порубить в капусту всех несогласных. Умный парнишка растет.
Сначала Рагнар, потом Вацлав — и вот теперь он. Похоже, моя судьба — стоять у плеча сильных мира сего, чтобы советовать, плести интриги, разыгрывать изящные многоходовки… а иногда и просто делать грязную работу.
— Но что же мне делать? — снова заговорил Темуджин. — Что говорить?
— Никто не должен сомневаться в твоей власти, хан. — Я привстал на стременах, вглядываясь вперед. — Твоему отцу нередко случалось выигрывать спор одним лишь словом — но иной раз за него говорила сабля. Ты еще слишком молод, чтобы сражаться, но если придется — я встану за тебя. И если у Джаргала есть честь, он будет биться честно, а не спрячется за щитами кешиктенов.
— А если нет? — нахмурился Темуджин.
— Тогда мы ударим так быстро, что он не успеет поднять саблю. Даже самое сильное тело не сможет сражаться, потеряв голову.
* * *
Сначала впереди показалась пыль. Так много, что я сперва подумал, что вижу спустившееся прямо к земле грязно-серое облако. Оно-то и скрыло наше приближение. Джаргал не слишком-то следил за тылами, поэтому наш отряд появился у хвоста кочующей орды неожиданно. Воинов здесь почти не было. Перед мордой моего коня во все стороны шарахались приземистые тощие лошадки, тащившие поклажу или несколько всадников одновременно. В основном — женщин с целым выводком детишек, обвязанных вокруг седла, но попадались и юнцы в доспехах. Им наверняка было стыдно показаться перед Темуджином и взрослыми воинами так — вдвоем или даже втроем на одном боевом скакуне — и они изо всех сил гнали вперед, чтобы спрятаться в стоящей над дорогой пыли.
А заодно и предупредить Джаргала. Уже скоро я услышал далеко впереди протяжные крики, которые через несколько мгновений эхом докатились до нас — и орда вокруг начала замедляться. Мы с Темуджином прибавили ходу, прошивая живое море из людей и лошадей — но их было слишком много.
И когда мы предстали перед Джаргалом, пыль уже успела улечься — и он наверняка заметил, как нас мало. Вряд ли багатуры собирались драться с сыном хана, но когда мы подъехали ближе, вокруг уже собралось столько воинов, что от блеска стальных доспехов можно было ослепнуть.
Не лучший расклад. Случись что — сомнут одним ударом.
— Приветствую тебя, Темуджин, славный сын Есугея! — Джаргал поднял руку, и гомон вокруг тут же стих. — Великое Небо радуется, что ты сам поведешь нас туда, куда не пожелал вести твой отец!
Меня багатур закономерно проигнорировал. И первое слово осталось за ним — воины тут же радостно закричали. Вряд ли кого-то из них обрадовался расколу между сыном хана и его ближайшими сподвижниками.
А я вдруг подумал, что по-настоящему мира между склафами и булгарами здесь хочет только один человек. И Темуджину достаточно сказать всего одно слово…
— Я поведу вас еще дальше! — Юный хан приподнялся на стременах. — Тот, кто видел смерть моего отца, говорит от имени своего князя, и его народ больше не желает вражды.
Радостные крики вокруг стихли, будто кто-то нажал на гигантский выключатель. Даже лошади перестали ржать — похоже, почуяли напряжение, разом скакнувшее от нуля до каких-то астрономических величин. На мгновение над пыльной дорогой повисла такая тишина, что я услышал, как бешено колотится в груди сердце.
— Твой отец искал дружбы с теми, что сотнями лет лили кровь народа степей, — наконец заговорил Джаргал. — И что с ним стало? Песок не хранит следов. Может, чужак сам убил Есугея, и теперь околдовал тебя, хан? Я не верю ни ему, ни его князю!
Воины за его спиной снова загудели. Каждый из наверняка с радостью насадил бы мою голову на пику… или отправил бы в подарок Вацлаву, чтобы тот знал, что ждет и его, и весь Вышеград.
— Есугей был великим воином и мудрейшим из тех, кого когда-либо рождала степь! — Я тронул поводья, и мой конь встал рядом с конем Темуджина. — И его взору открылось то, чего ты не видишь ты, Джаргал-багатур. Враг, который пришел из-за Большого моря на севере, страшнее даже песков пустыни. И когда он сокрушит мой народ — некому будет защитить от него твой. Только вместе…
— Я видел пески. И видел отметины, оставленные на моем панцире прямыми мечами, что куют в ваших городах, — усмехнулся Джаргал. — Но я не видел врага из-за моря! Зачем мне сражаться за земли князя, если мой народ голодает? Разве я смогу накормить детей твоими обещаниями?
— А разве мои обещания стоят меньше слова того, кто ослушался воли своего хана? — Я отпустил поводья и сложил руки на груди. — Если вы станете сражаться за моего князя — больше не будете голодать! Есугей искал мира на этих землях — так почему же ты хочешь войны, Джаргал-багатур?
— Есугей отправлял воинов к вашим князьям. Они везли щедрые подарки — золото, серебро, меха и сабли из лучшей стали в степи — и взамен просили лишь мира. Но князья не поверили — и в ответ хан получил головы своих людей! — громыхнул Джаргал. — И скорее Великое Небо упадет на землю, чем я поверю тебе!
Да уж. Не умеют местные в дипломатию… А мне расхлебывать.
— Будь по-твоему, Джаргал-багатур. — Я склонил голову. — Можешь не верить — но не тебе решать, с кем сражаться воинам твоего народа. Пусть хан скажет свое слово!
— Я уже сказал. — Темуджин снова поднялся на стременах, чтобы воины вокруг лучше его видели. — Мой отец хотел дружбы с народом Антора-багатура — и я выполню его волю. Клянусь перед Великим Небом!
— Тогда ты так же безумен, как Есугей!
Джаргал подался вперед — и следом за ним тут же двинулись воины… Впрочем, не все — большая часть осталась на месте. Они смотрели сначала на хана, потом на старшего из багатуров — и опускали глаза.
Вряд ли они встанут на нашу сторону, если придется сражаться… Но и Джаргалу тоже не помогут. Уже неплохо.
— Осторожнее, багатур! — Я возвысил голос. — Не забывай, кто перед тобой!
— Я вижу лишь юнца, который дал колдуну затуманить свой разум, — огрызнулся Джаргал. — Одного лишь имени отца недостаточно, чтобы вести народ степей умирать за чужие земли!
— Верно. — Я посмотрел Джаргалу прямо в глаза. — Есугей правил всеми не только потому, что умел красиво говорить, но и потому, что был сильнейшим из багатуров. Он убил бы тебя, посмей ты сказать ему в лицо хоть одно слово из тех, что услышал его сын!
— Может, и так. — Джаргал сплюнул на землю. — Но не тебе, сыну собаки, учить меня…
— Если бы Темуджин был взрослым воином, он сам бы отрезал твой поганый язык вместе с головой. Но если его рука еще не окрепла, чтобы держать эту саблю, — Я рванул из ножен клинок, когда-то принадлежавший Дува-Сохору, — Я сделаю это за него!
ГЛАВА 4
Последние мои слова потонули в грохоте стали. Кешиктены Джаргала дружно хватались за сабли и поднимали щиты, готовясь прикрыть своего предводителя. Но и те, кто пришел со мной и Темуджином не дремали — они тут же сбились вокруг нас, ощетинившись копьями и остриями стрел. Вдесятеро меньше воинов — но каждый был готов умереть за своего хана.
