Такая у боцмана должность, что он плохо переносит самодеятельность подчиненных.
В результате всей этой организационной деятельности, когда запеленутого беднягу-ченчилу с болванкой на ногах влекли в последний путь по коридорам и трапам и выпихивали осмотрительно из машины в иллюминатор успешное окончание работ приветствовала уже чуть не половина команды. Пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись досыпать до завтрака.
Тем и закончилась эпопея: бултых в темноту. С концами. Господи, да кто его там хватится, в этой Африке.
Деньги в результате поделили человек на восемь, чтоб никого, не дай Бог, не обидеть. Да и оказалось-то тех денег на каждого – ерунда какая-то. Сошли на завтра на берег – пивка попить: любое дело обмывки требует; вроде как бы и поминки, и душе приятнее, что не зажали гроши из жадности и корысти, а – за хозяина пропустили. Пивка, банка – доллар, потом рому для кайфа, а, да все равно на что тех денег хватит. Пропили, и даже не забалдели толком.
И вернулись с таким ощущением, что – ну все, завершили: нет человека, нет денег – нет проблемы. Чего за рейс не случается.
Тем более что перевели их к другому пирсу, и начали наконец разгружать, а там выяснилось, что здесь они грузятся кофе и идут домой. И настроение сделалось вдвойне предпраздничное: мало того, что – домой, так ведь еще каждый мореман знает, как загнать мимо таможни налево мешок кофе, это тебе и бабки, и домой кофе на год привезешь; хороший рейс.
7. НЕ ВСЕ ТО ЛЕБЕДЬ, ЧТО ТОРЧИТ ИЗ ВОДЫ
Через недельку вылезает из порта в грузу здоровеннейший американец под либерийским флагом – тысяч на восемьдесят. Под килем у него остается буквально фута полтора, и гигантский винт там под кормой вращается, на малых оборотах всю дрянь и мусор с портового дна перебалтывает, как помойка в кильватере. Праздник чайкам. И все население африканского порта глазеет с судов и с берега: на движущийся корабль всегда глазеют. Ждут: а вдруг сядет брюхом – развлечение будет…
И полиция портовая тоже глазеет, пуза глянцевые почесывает. Черные любят развлечения никак не меньше белых. Глазеет она, значит: а что это там, кстати, за хреновина такая плавает? среди прочего мусора? Смотрит чернокожий сержант-полисмен в бинокль, и вроде эта хреновина что-то напоминает… Сплевывает он небрежно в воду окурок: лень, конечно… – а с другой стороны – скука, делать нечего.
Поколебавшись, дает он команду, и, оживляясь от разнообразия в их скучной жизни, шлепаются полицейские в катер. И теперь уже весь порт начинает глазеть на них тоже. Катер ревет мотором, косо встает над водой и по красивой белопенной дуге – только помои в стороны разлетаются – летит к цели. Полицейские сидят небрежно, неподвижно: гордятся своей ролью и властью – исполнение важных служебных обязанностей. Эффектно сбрасывают скорость прямо у этой плавающей штуки: смотрят. Подцепляют бугром. И вытаскивают утопленника.
Утопленника укладывают на баке и мчат сей плод своей бдительной и бурной работы к берегу. Там его разматывают от тряпья, рассматривают обрывки веревки, и с головы снимают наволочку. И на наволочке этой стоит вот такой штамп:
ТЕПЛОХОД «ВЕРА АРТЮХОВА» – БАЛТИЙСКОЕ МОРСКОЕ ПАРОХОДСТВО.
8. ЭТО ПРАЧЕЧНАЯ? – ФУЯЧЕЧНАЯ!
А капитан «Веры Артюховой» валяется себе спокойно в каюте, ни о чем худом не помышляя, одним полушарием головного мозга воображая наслаждения с разными бабами в разных видах, а другим тоже радуясь, как он удачно разжился полгода назад в Канаде запчастями со свалки для своего «Форда» и как на нем будет теперь дома ездить по твердой земле, четыре месяца подряд. И тут ему по телефону от трапа докладывают, что пожаловала на борт делегация местной полиции во главе с начальником и желает капитана видеть и иметь с ним беседу.
– Какого лешего им надо?
– Да наверно выпить на халяву хотят, чего ж еще, – вразумительно предполагает вахтенный.
– Я занят. Через десять минут ожидаю в капитанском салоне проводишь.
Капитан с неудовольствием временно прерывает свои мечтания, облачается официально, к белой рубашке прицепляет черный галстук и перемещается в салон:
– Войдите!
Вваливается делегация туземной полиции – пожимает руки демократично; рассаживаются. Капитан предлагает наливать, закуривать: готовно наливают, отпивают, закуривают:
– Итак, вы капитан этого судна, сэр?
– Это предположение делает честь вашему уму.
– Ваше судно носит имя «Вера Артюхова»?
– Во всяком случае, сегодня с утра радиограммы о переименовании еще не поступало.
– И приписано к Балтийскому морскому пароходству?
– Вы пришли известить меня, что прописка просрочена?
– Будьте любезны посмотреть, – и начальник полиции подает знак сержанту. Сержант со скромностью фокусника показывает пакет, из пакета достает наволочку и эффектным жестом разворачивает ее перед капитаном. Это наволочка с вашего судна?..
Капитан постигает смысл надписи на клейме, неопределенно пожимает плечами и с лаконичностью старого морского волка, которому ниже достоинства и чина совать нос в грязные тряпки, роняет:
– Возможно.
– Но название совпадает, – настаивает начальник полиции. – Вы опознаете этот предмет?
– Лично с этим предметом я не имею чести быть знакомым, – вежливо отвечает капитан, торопливо соображая, в чем дело. – А в чем дело?
– Но надпись совпадает?
– Надпись совпадает, – дипломатично соглашается капитан.
– Занесите в протокол, – приказывает начальник полиции, и другой сержант вооружается бумагой и ручкой и начинает писать.
– Эта наволочка, – торжественно провозглашает начальник полиции, снята с головы нашего бизнесмена, который был обнаружен нашей полицией задушенным и утопленным в акватории нашего порта. Это – вещественное доказательство, – разъясняет он, видимо гордясь своей логикой и специальными познаниями.
Капитан превращается в памятник погибшим капитанам. И этот памятник страдает нервным тиком. Действуя на рефлексах, он растягивает улыбку, выгребает из бара еще кучу всяких хороших бутылок, распечатывает коробку сигар и стеклянно чокается с начальником полиции. И лихорадочно пытается соображать, и абсолютно ничего не соображает, кроме как какое счастье было бы тяпнуть фордовской почти новой рессорой начальника по башке и выкинуть их всех вон.
Полицейские со вкусом истребляют его представительские запасы, чавкают солеными орешками и шоколадом, а капитан придумывает, что надо сделать: позвонить старпому:
– Тут у меня полицейские. Утопленника вытащили. Нет, негра. А на голове у него была наволочка. Ты у меня пошути еще!.. А то, что наш штамп, идиот. Зайди.
Старпом заходит оскорбленно, смотрит на наволочку с негодованием. И заявляет претензию:
– Мы не можем нести ответственность за грузчиков вашего порта. А вот вы обязаны! Они крадут все подряд. Я уверен, что эта наволочка украдена с нашего судна. Вы должны допросить всех грузчиков.
– Тоже спасибо, – благодарит кэп. – Ты что хочешь, чтоб портовые власти держали нас здесь до окончания следствия?.. Идиот…
– Тогда отдувайся сам, – злобно говорит старпом.
Начальник полиции бурно протестует:
– У вас есть доказательства кражи?
– А наволочка – не доказательство?!
– Вы обвиняете наших граждан в преступлении? А почему вы не обратились к властям раньше, а вспомнили только сейчас?
– Мы не хотели портить дружественные отношения такой ерундой.
Но начальник к беседе-допросу подготовился. Это трамплин его карьеры. Тут возникает дело государственного масштаба! Он придает лицу торжественность – и отмечает:
– Ваше объяснение не принимается.
– Это еще почему? – выпячивает подбородок кэп.
– Суки, – говорит по-русски старпом. – Коньяк наш принимается, а объяснение не принимается. Гурманы.
Начальник полиции показывает пальцами грамотному сержанту, тот отрывается от протока и подает ему бумажку. Начальник разглаживает бумажку и вручает капитану:
– Ознакомьтесь с актом экспертизы, – сладко потчует он. – Смерть наступила минимум на двое суток раньше, чем ваше судно начало разгружаться. Следовательно, – сияя, выводит он логическое заключение, грузчики не могли украсть ничего раньше, чем попали на судно! Так? А на судно они попали не раньше, чем началась разгрузка. А? – И смотрит победно и обличительно.
Полицейские аплодируют. И на поясах их звякают наручники.
Капитан говорит:
– Я приму валокордин.
А старпом предполагает:
– Возможно, они ночью на палубу влезли.
– Да, – вежливо соглашается полиция, – специально для того, чтобы выкрасть наволочку из-под головы спящего матроса. Потому что им очень захотелось обернуть ею голову покойника.
Старпом говорит:
– Ну, мы не очень разбираемся в местных похоронных обрядах.