— Сейчас его мамочка с дружной семейкой из десяти веприков сюда нагрянет, они нас с тобой в кашу истолкут, если озвереют. Надо убрать дичину и самим убираться поскорее.
Из пятиметровых монструозных стеблин мы с дедом соорудили волокушу и выволокли мою добычу на чистое место.
— Морду, шкуру или копыта на трофей брать будешь?
— Нет, это ж всего-навсего подсвинок, а не настоящий кабан. Да и лишняя тяжесть на обратном пути.
— Ну и ладно, сейчас кабанчика у нас приберут, чтобы добро не пропадало. А ты отдохни пока.
Старик лихим троекратным посвистом всполошил птиц. Ну, просто разбойник с большой дороги из кино про житьё-бытьё в старину. Над тростниковыми зарослями поднялась стайка горластых чаек. Сдержанным лаем издалека откликнулись собаки. Дед свистнул ещё раз. Лай приближался. Чёрно-каштановые псы тайганы выскочили из тростника и как-то слишком сдержанно, тактично, что ли, зарычали на добытого кабанчика. С толком и расстановкой обнюхали тушу и слизали кровь с простреленного рыла.
Я давно приметил, что тайганы не пустолайки, а подают голос, когда хотят обратить на себя внимание, а между собой только рычат или добродушно ворчат.
Старик хлопнул в ладоши:
— Приведите к нам кого-нибудь, шерстолапые!
Собаки вскинули морды, глянули умными карими глазами на деда и, как мне показалось, кивнули. Бесшумно исчезли в тростниках по его свисту.
— Больше так не шуткуй, паря, — недовольно бросил мне дед. — Без предупреждения не стреляй. Места у нас тесные, ненароком прихлопнешь ещё кого из наших в тростниковых дебрях. Знаю я вас, городских — тележного скрипа пугаетесь.
Ага, а ты, надо думать, в меня без предупреждения выстрелишь? Неровные шансы для меня, получается. Это я только подумал, а для вида согласился:
— Прости, чёрт попутал. Не новичок же — обидно, вот что. Обещаю, что в последний раз сорвался на инстинкты.
— Лады, коли так.
Собачий лай предупредил нас о новой встрече. Из зарослей вслед за собаками выскочили два парня. Старые люди могли бы принять их за советских солдат на парко-хозяйственных работах. Оба стрижены наголо, голые по пояс, оттого и загорелые до черноты. В хэбэшных галифе, затянутых брезентовым ремешком и заправленных в кирзовые сапоги. Но это были вовсе не статисты с киносъемочной площадки на съёмках фильма о давнем прошлом, где все было так плохо, как нас пытаются убедить с экрана. Просто советские стратегические запасы обмундирования, хранившиеся на случай всеобщей мобилизации, с лёгкой руки вороватых прапорщиков обеспечили местную глубинку одёжкой на сто лет вперёд.
— Салам, аке, — кивнули парни деду.
Осмотрели кабанчика и задорно скалились на меня белозубой улыбкой:
— Турист перетрусил?
— Ну вы там не очень! С кем не бывает, — насупился старик на них. — Отнесите веприка к себе. На охоту сегодня не ходите. Этого хватит пока. И мы с прогулки зайдём к вам в гости молодой кабанятинки отведать.
Парни положили жердины на плечи и скрылись с импровизированными носилками за жёлто-зелёной стеной тростника.
— Мусульманам ведь нельзя есть свинину.
— Кто тебе сказал, что они мусульмане? Тенгрийцы они тут все, почти что монголы. А монголы свиное сало за обе щеки уплетают. Пошли дальше, паря.
Глава 5
На этот раз я от деда не отставал, или же он не пытался улизнуть, чтобы меня в болотные дебри завести, кто его разберёт?
Кому доводилось пробираться в тростниковых зарослях по хлюпающим под ногами кочкам, тот знает, что это за удовольствие, когда нога через каждую пару шагов уходит по колено в грязь. Прогулка вымотала меня, словно я все эти полчаса ходьбы мешки перетаскивал, а дед остался бодрым живчиком — хоть бы ему хны, старому!
Когда вышли на твёрдое, сухое место, я первым делом повалился на холмик, поросший колючей и совершенно сухой на вид травкой. Я, тренированный спортсмен и многоопытный охотник, по европейским меркам, разумеется, тут настолько выбился из сил, что меня бы любой сопливый пацанёнок сейчас смог бы взять голыми руками. Дед только посмеивался в седую бороду.
— Ты у нас тут так запросто мешком на землю больше не кидайся паря. Пауки у нас ядовитые водятся.
— Фаланг вчера видел. Наверное, и скорпионы под камнями есть.
— Есть и не только они. Что твоя фаланга, что твой скорпион? Укусит — поболит и перестанет. А вот каракурт за задницу тяпнет — читай молитву за упокой.
— Я молитв не знаю.
— Откуда же тебе знать!
Хлебнув из фляжки родниковой водицы с дедовым снадобьем, я тупо, безо всякого интереса повернул голову и… чуть не поперхнулся глотком воды. Взгляду открывалась самая заманчивая картинка, как на видеослайдах о дикой природе. Низкий лесок из джиды-лоха и карагача-вяза начинался сразу за полукруглым лужком из редкой осоки и хвоща. Стволы серебристого лоха, по своему обыкновению, изгибались как змеи и даже ложились на землю, чтобы чуть дальше подняться купкой тонких веточек с серебристой листвой. Ветерок приносил от деревьев медвяный дух. Тучи мух налетели на сладкие маслинки. Птицы так густо облепили деревья, что листва казалось живой — очень уж сильно трепетала, хотя не было ни ветринки.
— Это ещё ничего. Зимой с севера сюда по медовые маслины прилетят горлицы и свиристели. Вот когда птичий цирк начнётся!
Я в бинокль осмотрел траву перед лесом.
— Чей это помет на поляне? Катышки… Похоже, козы местных жителей оставили.
— Сейчас сам увидишь. Только убери свою стрелялку подальше и не пуляй почём зря, — почти шёпотом сказал дед. — Медленно повернись-ка направо и застынь!
— Ух ты! — чуть не дёрнулся я и сразу прикусил язык.
На опушку совсем рядом с нами выскочил оленёнок и остановился, широко расставив мягкие ещё копытца. Нетвёрдые рожки его были пока что больше похожи на замшевые веточки.
В кустах сердито зачухала оленуха. Проказник, высоко взбрыкивая задними ножками, сверкнул своим светлым «зеркалом» за хвостом и скрылся в зарослях.
— Вот так и русские ко всем без разбора навстречу выскакивают с распахнутой душой, а потом получают пулю в спину, нож в сердце или хомут на шею, — философски изрёк дед.
Я пожалел, что собрался на охоту без фотоаппарата, хотя эта штука по моему делу как раз и лишняя обуза. Никому фото заветных мест я не собирался показывать.
— Оленей мы не бьём, — строго предупредил дед. — Их тут всего пять семей с тремя рогачами. На большее им пастбища не хватает.
Я молча кивнул. Мне бы и самому не хотелось, чтобы меня тут шлёпнули, как того оленя. Вот бы поменяться с ними гарантией неприкосновенности. Меня бы кто так пожалел только за то, что я тугайный олень, потомок благородных оленей из Индии.
* * *
Мимо затянутого вьюнком непроходимого леска и поросли невысокого камыша мы с дедом вышли ещё к одному мелкому заливчику Кангыбаса. Само озеро, надо думать, с вертолёта наверняка похоже на голубой цветок со множеством лепестков-заливов.
— Вон туда на вечернюю зорьку по перу пойдём, — показал старик на островок, поросший высоким, но не густым тростником.
— На лодке? У меня с собой надувная.
— Пешком. Там воды по колено, на тот берег перейдёшь и задницы не намочишь. На мелководье как раз утка вечерами жирует. Возьмёшь без труда, сколько унесёшь. Перелётная птица тут непуганая. На прямой выстрел подпускает. Рукой дотянешься. Ты утку в лёт бьёшь или с подсадными охотишься?
— Ага, с подсадными чучелами. В лёт у меня слабо получается.
— Тут в это время по сидячей утке с одного выстрела меньше трёх не возьмёшь.
— Нетронутый мир, — усмехнулся я. — Чудовища в озере не водятся?
— Динозавров нет, а их окаменевшие следы на скалах покажу.
— А другие реликты?
— Живого гепарда видел, далеко отсюда, правда, и опять же издалека. А леопарда местного я тебе покажу, если случай выпадет. Хотя вряд ли.
Старик указал биноклем на нагромождение скал на невысоких горушках.
— Вон оттуда он на нас посматривает, будь уверен, а мы его летом ни за что не увидим. Только зимой по снегу барса выследить можно. Евонную самку с детёнышами в прошлом году волки порвали. Теперь он в бобылях ходит, злющий, как зверь лютый. Но человека пока не трогал.
— Может, ещё и тигра покажешь?
— Покажу — скелет в пещере. Живого только деды дедов из местных видели, если не брешут. Кабанов стало мало. Настоящему тигру тут жрать нечего, если с человеком делиться придётся.
— А эндемики тут сохранились?
— Чего?
— Ну, те виды, которые только тут водятся, и больше нигде.
— Куда там! Все привозное. Ондатра и нутрия из Америки. Оленей еще при тимуридах из Индии завезли, только кабаны точь-в-точь такие, как по всему миру на этих широтах.
— А рыба?
