– Почему нет! – горячо поддержал Луков. – Срывать репетицию нельзя. У нас тромбон новый, вчера ввели. А праздник на носу.
– Вы хотите сказать, что успеете симфонию к празднику написать?! – засомневался Валериан Павлович.
– Всю не успею, но адажио обязательно! Выхода нет – из управления культуры приедут, – сообщил главный инженер. – А через пятницу пробно в клубе концерт дадим.
– Плохо как! – нахмурился Рюриков. – Ну, предположим, адажио вы отрепетируете, а как показывать будете? Тоже из трубы?
– Так полтора месяца впереди! – напомнил Луков. – Успеем освободиться.
– Все равно плохо, – не успокаивался Валериан Павлович. – С вами вечно такие глупости происходят.
– Это откуда люди идут? – спросил у Прокопенчука Юлий Иванович, указывая рукой на группу рабочих, неторопливо шагающих из леса в сторону поселка.
– Грузчики с платформы идут, видать, все погрузили, – ответил тот.
– Так ведь утро еще? – не понял директор.
– При чем здесь утро?! – с горечью в голосе сказал начальник планового отдела. – В Белоборске зарплату выдали. Леса три дня не будет, пока все не пропьют.
– Как три дня?! – вскрикнул Литвиненко. – У нас план в трубу вылетит! Луков не остановит!
– Ничего не поделаешь, – пожал плечами Прокопенчук. – Штиль тоже переживал. Белоборск отопьет, деньги в Машковую поляну перевезут, и еще три дня.
– Получается, что девять дней в месяце леспромхоз стоит? – не поверил Юлий Иванович.
– Не получается, а точно стоит, – уверил его Ефим Михайлович. – Но я вас умоляю – никуда план не денется, нагоним.
– Нет! – решительно заявил Литвиненко. – Будем принимать меры! Сейчас же выезжаем в Белоборск.
– Зачем? – не понял начальник планового отдела.
– Как зачем?! Бороться за людей! Поднимать уровень гражданской ответственности, – объяснил директор.
– Я не поеду, – в категоричной форме отказался Валериан Павлович. – Нетрезвые люди с топорами и бензопилами. Неоправданный риск.
– Ладно, – зло сплюнул Литвиненко. – Один поеду. Долго туда добираться?
– По «железке» – сорок минут, – сообщил начальник планового отдела и добавил: – Но еще раз предупреждаю: смысла нет. Пока доедете, поговорить не с кем будет, кроме баб, детей и стариков.
– Я попробую, – не поддался директор и зашагал к железнодорожной платформе.
– Жора, присмотри за начальством, – приказал Рюриков. – Нельзя его одного туда отпускать.
Молдаванин-богатырь кивнул и пошел вслед директору.
Добравшись до платформы, Литвиненко решительно взобрался на железнодорожный тягач и скомандовал машинисту Егору Карманову тоном, не терпящим возражений:
– В Белоборск!
– Там… Это… – попробовал его предупредить тот.
– Знаю, – махнул рукой Юлий Иванович, – зарплата. Все равно гони! Будем исправлять недочеты прошлого руководства. Бороться за производительность труда.
– Бороться?! – не понял Егор. – С кем бороться?!
– Со всеми!
– Пока доберемся, всех не будет. Нам ехать минут тридцать, а зарплату два часа назад выдали. Они нас даже в лицо не узнают.
– Езжай! – подпихнул в спину машиниста преданный Жора.
За неимением другой директивы Карманов щелкнул необходимыми тумблерами и крутанул массивную ручку, принуждая тягач к движению. Семитонное двигательное средство тяжело лязгнуло тормозами и неторопливо устремилось по рельсам в тайгу.
По обе стороны узкоколейки потянулись колоннады корабельных сосен. Над их верхушками переливался ультрамарин полуденного неба. Иногда из таежной чащи на проезжающий локомотив близоруко таращились зайцы размером с добрую сторожевую собаку. Среди лесорубов существовало устойчивое суеверие, будто бродит где-то в районе Белоборска заяц-оборотень.
– Видели его, господин директор, – клялся Сашка Манукян, – много раз видели по весне. Он днем заяц, а ночью человек. И силищи в нем, как в отбойном молотке. Селиванова Юлька от него понесла. Ее муж Борька на работу ушел, но потом вернулся. А вечером еще раз вернулся. Юлька ему: «Чего лазишь туда-сюда, ненасытный?» А он: «Ты о чем, подруга? Я на складе троса грузил весь день. Ни на секунду не отлучался». А она удивляется: «Так что, я сама себе ребеночка полдня долбила, алкоголик?» Вот такой он, заяц-оборотень.
– Чушь собачья! – ответил тогда директор Сашке. – Нет в науке этому подтверждения.
– Чего так долго? – наконец отвлекся он от созерцания ландшафтов.
– Едем как едем, – ответил машинист, – считай, двадцать семь кило по полотну. Вкруголя катим. Напрямую, пехом, пять кило получается.
– Почему вкруголя?
– Вырубки везде. Там сосну покосили, здесь покосили, вот и двадцать семь кило получилось. Сейчас за Машковой поляной – основная вырубка.
– Не понял.
– Чего тут понимать?! Сначала всех сажали в Усть-Куломский лагерь. Они лес валили. Потом «штрафбатников» – в Белоборскую зону. Военные стали валить. Машковая поляна последняя. «Зека» туда сажали. «Зека» лес валить стал. Потом по амнистии, в связи со сменой политического режима, лагеря закрыли, а кто сидел, там и остался. Привыкли.
– Все равно непонятно, почему напрямую дорогу построить было нельзя, – плотнее запахнулся в бушлат директор.
На подъезде к Белоборску, сразу за мостом через реку, железнодорожное полотно перегораживало тело лежащего гражданина в заляпанном мазутом комбинезоне.
– Пронькин. Смазчик, – тут же опознал тело Жора.
– Погиб! – ужаснулся Литвиненко.
– Этот погибнет! – ухмыльнулся молдаванин. – Нажратый.
– Видите?! – подал голос Егор. – Давайте назад, пока беды не случилось.
– Прекратить панику! – скомандовал Юлий Иванович. – Вы, господин Карманов, нас здесь ждите, а мы пойдем в поселок.
Литвиненко ловко соскочил с тягача на землю и пошел к поселку. Жора, прихватив с собой лом, последовал за ним.
Белоборск напоминал средневековое поселение, охваченное эпидемией бубонной чумы: за гнилыми заборами выли собаки, по улицам метались всклокоченные куры и повсюду валялись мертвецки пьяные лесорубы, над некоторыми из них, жалобно всхлипывая, суетились бабы.
– Просто не верится! – нахмурился Литвиненко. – Я думал, что Рюриков преувеличивает.
– Вы о чем? – не понял молдаванин.
– Об этом, – кивнул на растленный зарплатой поселок Юлий Иванович. – Ты знаешь, где у них офис?
– А как же! Вон крыша торчит, – показал Жора.
– Немедленно туда! – азартно подмигнул ему директор. – Мы им покажем! Веди!
Молдаванин на всякий случай тоже несколько раз подмигнул начальству, перебросил лом из правой руки в левую и повел его к зданию поселковой администрации.
Дверь оказалась открытой. Литвиненко осторожно вошел внутрь и огляделся. Похоже, в офисе никого не было, только ветер гонял старую газету по коридору.
– Где же все? – озадачился директор.
– Ты кто? – раздалось у него за спиной, и в затылок Юлия Ивановича уперлись холодные стволы охотничьего ружья.
– Я новый директор. Меня вчера прислали. Приехал ознакомиться с ситуацией, – поспешил заверить Литвиненко невидимого агрессора.
Давление стволов на затылочную часть немного ослабло, и директор поторопился задать свой вопрос:
– А вы кто?
– Не важно, – стволы прижались к затылку с удвоенной силой, – зачем тебе знать? На кого работаешь?
– Я?!
– Ты.
– Я на администрацию края работаю, она в центре находится.
– Сам знаю, где она находится. С ЦРУ давно твоя дружит?
– С каким ЦРУ?
– С американским.
– Да ни с какими американцами я не имею связей.
– Врешь, – убежденно постановил невидимый собеседник.
Литвиненко в отчаянии покосился на стоящего чуть поодаль Жору:
– Господин Мареску, сделайте что-нибудь!
– Что я могу сделать?! – развел руками тот. – Это Ренат Тумбалиев. Здешний бригадир. Завалить может.
– За что?! – простонал напуганный до смерти Литвиненко.
– Кто его, татарина, знает?! – ответил молдаванин. – Татарина всегда по пьяни в войну плющит. Он разведротой командовал в Афганистане. Четыре ордена имеет и медаль за отвагу.
– Молчи, Жорка, – подал голос Тумбалиев. – Не посмотрю, что ты герой-балтиец. Как же тебя враги попутали?
– Ренатка, не могу сказать, нужно запрос в штаб делать, – хитро отговорился молдаванин.
– Сделаем, – уверил бригадир и приказал: – В кассу идите. Запру вас до утра. Утром в штаб позвоню. При попытке к бегству – расстрел на месте. Поняли?!
– Еще как поняли, – обрадовался Юлий Иванович. – Где у вас касса?
Тумгалиев провел гостей по коридору к кассе и действительно запер их там на амбарный замок.
– Тихо сидите, – уходя, распорядился он.
Едва за бригадиром захлопнулась дверь, Литвиненко шепнул Жоре:
– Надо позвонить в милицию.
– Участковый – зять Ренатки, – сообщил молдаванин. – Он сейчас на просеке в засаде. Натовский конвой ждет.
