– Правильно! Именно – боевого! – радостно согласился Литвиненко. – Для нас тайга – поле битвы, сотрудники леспромхоза – чудо-богатыри!
– А вы Кутузов, – подсказал Раппопорт.
– Почему нет! – воскликнул Юлий Иванович. – Смотрите – ширь какая! Силища человеческого волеизъявления!
И действительно, было на что посмотреть: в изумрудную глыбу тайги, сверкая топорной сталью, врезалась организованная жизнь. То и дело под ее натиском вздрагивали корабельные сосны, жалостливо скрипели и заваливались вбок. Лязгали гусеничным полотном бульдозеры, растаскивая поверженные деревья и оставляя за собой черные полосы развороченной сибирской земли, от которых тянуло теплым паром и запахом тысячелетнего перегноя.
– Какие тут цифры! – крикнул Литвиненко, скинул на руки подоспевшего Саньки Манукяна пиджак с рубашкой и в одной майке побежал обратно к вырубке. Там он выхватил из рук Прокопенчука топор и бросился рубить ближайшую сосну.
– А ведь прав Литвиненко! Мы еще поборемся! Планета наша! – неожиданно заявил Валериан Павлович, также заголяясь до пояса и устремляясь на подмогу директору.
– Пропади все пропадом! – задорно сплюнул главный бухгалтер, снял очки, аккуратно спрятал их в замшевый футляр, а сам футляр положил во внутренний карман пиджака, после чего лихо сбросил пиджак на землю и бросился к остальным.
Появление на вырубке начальства в полном составе воодушевило рабочий коллектив. Сосны посыпались, как спелые ржаные колосья под косой вологодского крестьянина. Бульдозеры не успевали уволакивать срезанные стволы. Осознав это, Юлий Иванович бросил топор и с пятью лесорубами вручную принялся оттаскивать с вырубки очищенные от веток стволы. Один из лесорубов затянул песню: «Жить надо в кайф! Ты потанцуй со мной!»
Разумеется, песню подхватили все остальные.
Домой Литвиненко вернулся ближе к закату, гордо продемонстрировал жене стертые до кровавых мозолей ладони и сел за стол.
– Не жалеешь ты себя, Юля! – вздохнула добрая женщина, выставляя перед мужем на стол полную тарелку супа.
– Брось, Кися! Что за казенщина?! Не жалеешь?! А где я до этого переутомился?! – отмахнулся Юлий Иванович, берясь за ложку. – Тут я, может быть, за много лет впервые полной грудью жизни глотнул! Может, и не надо мне в политику?! Чего там хорошего? И так живем, как микробы, без видимых побед! Вошкаемся!
– Значит ли это, что ты полку прибьешь? – по-своему поняла запал мужа Анастасия Петровна.
– Нет, – насупился директор. – Завтра менеджера из столярки тебе пришлю. Кстати, я сегодня домой не приходил?
– В каком смысле? – недоуменно вскинула густые брови супруга.
– Да так, – засмущался Юлий Иванович, – зайцы тут водятся особые. Мутанты. Ну, что еще нового?
– Олечка подралась с девочкой в школе, – сообщила Анастасия Петровна, – к директору вызывают. Завтра.
– Давай я сам в конце недели зайду. Все равно собирался, – предложил Литвиненко. – По плану у меня – в школу зайти, потом в больницу, а потом в клуб, с коллективами познакомлюсь. Вертолет проверить надо. Вдруг срочный вылет. Все-таки директор леспромхоза. Хозяйство огромное. Везде за этим авралом не успеешь. Да, Олечка неуживчивая у нас.
– Потому что одна, – высказалась супруга, – может эгоистом вырасти.
– Нельзя допустить, – вздохнул Юлий Иванович, – у нее впереди вся жизнь. Огромная и прекрасная. Пошли, Кися, на чердак?! Там сено свежее. На звезды посмотрим. Нам, директорам крупных леспромхозов, после рабочего дня полагается на звезды с законными супругами смотреть.
– Ой как полагается! – раскраснелась Анастасия Петровна и первая вскочила из-за стола.
Супруги лежали на свежем пахучем сене у раскрытого люка на крышу и наблюдали за звездами.
– Прелесть какая! – устало восхищался Юлий Иванович. – Бриллианты! Кися, а может, там и правда жизнь есть?
– Чего бы ей там не быть?! – согласилась жена. – Бесконечность! Там все есть.
– Как же это прекрасно, когда все есть! Какие перспективы перед нами открываются! – положил на пышную грудь свою руководящую голову директор. – Помнишь, Кися, как мы с тобой познакомились?
– Еще бы, – мечтательно зажмурилась женщина, – на дискотеке «Лис-с», в Олимпийском. Ты тогда из Липецка только перевелся. А я на Кузнецком мосту в доме моды моделью устроилась.
– Кто пел, не помнишь?
– Пресняков, кажется. Про стюардессу.
– Да, точно. И Меладзе. «Где-то, где-то в середине лета…»
– Здорово! А потом?
– На такси уехали потом. В «Белый таракан». Ты всю дорогу кричал: «Что будем пить, девочки?!» А свадьбу помнишь?
– Еще бы?! Одного «Спирт Рояль» семь ящиков ушло. Папа твой ослеп с него.
– У него и так зрение плохое было. Мальчик мой! – супруга обхватила горячую голову супруга. – Ну что, будешь галифе снимать, полководец?
Литвиненко не отозвался. Анастасия Петровна подставила его лицо под лучи лунного света и обнаружила, что ее благоверный крепко спит. Добрая женщина печально вздохнула, переложила директора на сено, подсела ближе к приоткрытому люку и принялась наблюдать за освещенной желтыми фонарями центральной улицей Усть-Куломска. Из дома напротив раздались чьи-то голоса, потом на пороге появился начальник планового отдела. Он огляделся по сторонам, поднял на пальто воротник и быстро зашагал прочь, пока его фигура окончательно не растворилась в ночной мгле. Через несколько минут с противоположной стороны улицы подъехал «уазик», и из него опять вышел начальник планового отдела.
Анастасия Петровна удивленно вытаращила глаза. Ну не мог Валериан Павлович так быстро обежать деревню, сесть в «уазик» и прикатить обратно! Но и этим все не закончилось. Через десять минут после возвращения Рюрикова домой в глубине дома раздался крик, потом грохот падающей мебели, и на порог выскочил начальник планового отдела с длинной катаной наголо. Даже с крыши было видно, что начальника планового отдела кто-то очень сильно огорчил. Валериан Павлович коротко обернулся по сторонам, на мгновенье замер в размышлениях и побежал в сторону леса, на ходу легко, по-самурайски, перепрыгивая низкие заборы.
Весьма озадаченная увиденным, женщина вернулась к спящему мужу, легла рядом и закрыла глаза.
Свалив папки с ежеквартальной отчетностью на стол секретарши, Литвиненко покинул контору и направился к школе. На перекрестке его окликнул участковый, конвоирующий скованного наручниками гражданина похмельной наружности.
– Старший лейтенант Заварнов! – козырнул он директору и указал на арестованного: – начальник планового отдела сказал, что последнее слово за вами. Оформлять или так… Выговором ограничимся? Пронькин это. Смазчик.
– Чего он начудил? – спросил Юлий Иванович, внутренне досадуя на Рюрикова, который каждый раз норовил свалить на него ответственность.
– За Прокопенчуком с цепью от бензопилы гонялся, – проинформировал Заварнов. – Не понравилось ему, что бригаде Николая Анатольевича двойные премии платят.
– И по две банки тушенки выдают и виски даже, а я виски вообще в жизни не пробовал, – пожаловался Пронькин. – Вкалываем все, а получают только дорожники!
– Ситуация такая сложилась, господин Пронькин, – объяснил директор. – У дорожников девятый день переработка. С ног валятся от усталости. А им еще два месяца, как минимум, в таком ритме работать. Поддержать их необходимо.
– Тогда и меня в дорожники принимайте, я тоже виски хочу! – нахально потребовал смазчик.
– Виски, виски! Самогон твой виски. Так вот, господин Пронькин. Ограничимся выговором, – распорядился Юлий Иванович, не желая омрачать отчетности случаями нарушения трудовой дисциплины.
– Слушаюсь! – вновь козырнул участковый и поволок господина Пронькина на задний двор автомастерских.
Уходя, Литвиненко успел заметить, как милиционер завалил смазчика посреди двора и начал его охаживать кулаками по спитой морде, а когда устал кулаками, в ход пустил тяжелые кирзовые сапоги.
Юлий Иванович поторопился отойти от места «выговора» как можно дальше.
У школьного порога его встретили директор – Марлен Александрович, завуч – Эльвира Адольфовна и учитель физкультуры – дюжего телосложения Слава Рыбаков.
– Счастливы приветствовать вас, господин директор, в нашем очаге образования! – встретил его Марлен Александрович.
– Ждали, так ждали! – поддержала коллегу завуч.
– Старшеклассники сто двадцать с груди рвут, – похвалился Рыбаков, потирая огромные кулаки.
– Простите. Все силы новая дорога высасывает, – извинился Юлий Иванович и спросил: – Как там моя Олечка? Не шалит?
– Что вы?! Что вы?! – воскликнула Эльвира Адольфовна. – Чрезвычайно одаренный ребенок! Впитывает знания, как губка.
– Лихая деваха, – поддакнул физрук. – Я ей слева навесной поставил. А апперкот у нее свой. От природы. Козла валит. Пробовали.
