17. Это означает, что движущая разумным существом эмоционально-побудительная сфера якобы точным образом соответствует принятому им за подлинность данного извне.
18. Именно поэтому запрос на отлаженную организованность миропорядка составляет самую основу онтологического доверия.
19. Отсюда наблюдение безусловного превосходства проявленной гармонии над хаосом.
20. В самом же деле, переживанию разумного существа неизбывно сопутствует глубинное предчувствие радикальной дисгармонии.
21. Глубина этого предчувствия коренится в инстинкте обреченности.
22. Забота является, по сути, ничем иным, как замещением данного инстинкта.
23. Весь парадокс заботы заключается в том, что посредством включения в нее разумное существо минует в повседневном режиме переживание своей обреченности.
24. Наряду с этим, именно заботой аннулируется чистота переживания здесь и теперь.
25. Включенность в заботу активизирует в разумном существе интуирование опосредованных причинностью пространственно-временных отношений.
26. Таким образом, погружение в заботу производится через обусловленность причинно-следственным диалогом.
27. Относительно разумного существа он функционирует по системе вызов-ответ.
28. Привычный круг обусловленности размыкается страхом.
29. Не следует смешивать страх с боязнью.
30. Боязнь органически подспудна самой заботе.
31. Она дает знать о себе через нежелательность какого бы то ни было упущения в режиме повседневности.
32. Страх же активизирует инстинкт обреченности.
33. Именно благодаря страху неумолимость гибели становится предметом переживания.
34. Гибель сама по себе пребывает вне актуального переживания.
35. Поэтому данное в страхе переживание гибели протекает исключительно опосредованным образом.
36. Первичным измерением данного переживания предстает гибель другого.
37. Гибель другого активизирует в разумном существе настороженность именно ввиду гипнотической убедительности аналогии себя и мира.
38. Вторичным измерением данного переживания предстает наличие угрозы.
39. Именно угроза актуальному наличию разумного существа наиболее действенно стимулирует в нем инстинкт обреченности.
40. Оборотной подкладкой этого инстинкта является подозрение о собственной ничтожности.
41. Боязнь призвана всегда и только к затмению этого видения.
42. Разумное существо, как охваченное боязнью, находит оправданным свое доверие к миру и аналогичной ему воплощенности себя самого.
43. Можно сказать, что единственно поддерживающим онтологическое доверие условием как раз и является боязнь.
44. Элементарное объяснение этого обстоятельства кроется в том, что разумное существо неизбывно гипнотизировано неумолимостью причинно-следственных связей.
45. Во всем происходящем им видится радикальная необратимость.
46. В самом же деле, ходом развития любой ситуации предусмотрены множественные вариации ее возможного разрешения.
47. Разумное существо находит себя обездоленным относительно данных возможностей.
48. Ввиду этого подлинно необратимой, а потому безвыходной является разве что невозможность для разумного существа быть не иначе как воплощенным.
49. Изнаночной подоплекой этой безвыходности является неминуемость гибели.
50. Таким образом, подлинный смысл онтологической ситуации разумного существа раскрывается лишь в принципе иронии.
51. Ирония решительным образом высвечивает безосновательность выказываемого разумным существом онтологического доверия.
52. Фундамент иронии основан на беспощадном гротеске.
53. Гротеск зиждется на контрасте безвыходности с движущим разумным существом чувством серьезного.
54. Ибо только в непререкаемой серьезности выявляет себя неадекватность мировосприятия, составляющего для разумного существа некую норму.
55. Ирония угадывает настоящую подоплеку действительности в сугубо игровом характере происходящего.
56. Это означает, что ирония в первую очередь направлена на упразднение основательности какого бы то ни было ожидания.
57. В ожидании разумное существо апеллирует к раскрытию смысла своей ситуации через последовательное выявление в происходящем дотоле скрытых возможностей.
58. Инстинкту миропорядка свойственно усматривать в действительном обнаружение всей несоизмеримой полноты сферы возможного.
59. Этот инстинкт находит в происходящем не что иное, как гарантированное выполнение неумолимостью причинно-следственных связей якобы произведенного ею обещания.
60. Поэтому инстинкт миропорядка тесным образом сопряжен с видением безусловного преимущества существования перед гибелью.
61. Чувство серьезного прививает разумному существу наблюдение себя заведомо защищенным от столкновения лицом к лицу с финальным проигрышем.
62. Оправдание данному наблюдению оно обретает в исключении из сферы действительного стихии игры.
63. Таким образом, все происходящее видится ему размеренно функционирующим ритмом выполнения того, что якобы ему посулено самим фактом соглашения с миром.
64. Другими словами, безвыходность своего воплощения оценивается им как безусловное долженствование к тому, чтобы быть.
65. Принятие этого долженствования имеет сугубо этический характер.
66. Этическая основа самовосприятия всегда реализуется как гипнотизированность собственным наличием.
67. Отсюда проистекает серия фикций, замыкающих круг бытийной одержимости разумного существа.
68. Первой таковой фикцией является гипнотизированность собственной значимостью.
69. Эта фикция обосновывается навязчивым бредом предназначения.
70. Навязчивый бред предназначения есть стержень так называемой сверхценной идеи.
71. Руководствуясь сверхценной идеей, разумное существо мистифицируется на предмет мнимого величия происходящего с ним.
72. Второй фикцией является гипнотизированность собственной воплощенностью.
73. Разумное существо принимает себя за распорядителя формой своего конкретного проявления.
74. Поэтому оно неизбежно мистифицируется на предмет имения за пронизывающей его эмоционально-побудительной сферой автономного статуса.
75. В самом же деле, внутренний мир разумного существа есть как бы зеркало, пассивно отражающее на своей поверхности инерцию наличного бытия.
76. Третьей фикцией является гипнотизированность собственной уникальностью.
77. Всякое разумное существо изначально мистифицировано перипетиями своего бытийного пути.
78. Эта мистифицированность зиждется на усмотрении в происходящем с ним неповторимой траектории выхода к знанию сокровенной личной судьбы.
79. В самом же деле, разветвленностью бытийных путей лишь манифестируется общая для всех воплощенных существ предопределенность к неминуемой гибели.
80. Именно в одержимости находит себе непосредственное выражение принцип иронии.
Боль
1. Стержнем онтологического доверия служит незнание о природе подлинного зла.
2. Онтологическое доверие – это фиксация вовлеченности разумного существа в сплошное течение вселенской инерции.
3. Эта вовлеченность оборачивается для него уходом в беспробудный сон имманентности.
4. Сама имманентность уже и есть состояние онтологического сна.
5. Онтологический сон безапелляционным образом диктует разумному существу целую серию фикций.
6. Комплексом этих фикций выстраивается онтологический фетишизм, диктуемый коллективным псевдосознанием.
7. Через него сон разумного существа характеризуется угождением в капкан блаженствующего идиотизма.
8. Блаженствующий идиотизм есть основа патологической неадекватности мировосприятия.
9. В этой неадекватности отслеживается глубочайшее отчуждение разумного существа от своего бытийного статуса.
10. Этот статус укоренен в самой сути произвола.
11. Знание о нем аннулирует доверие разумного существа к форме своего воплощения в качестве безосновательного.
12. Факт этого доверия означает как бы некую договоренность со внешним миром.
13. Ибо самовосприятие разумного существа неотъемлемо от видения им аналогии себя и мира.
14. За счет этого рождается гносеологический фетиш конкретной и наглядной истины.
15. Претензия на истину прямо вытекает из наблюдения у сущего неоспоримого резона к его наличию.
16. Тем самым утверждается гипнотизированность фактом наличия.
17. Само наличие уже говорит разумному существу об имении за сущим безукоризненности онтологического основания.
18. Основание же это усматривается в имманентности, как она есть сама по себе.
19. Видение аналогии себя и мира внушает разумному существу гипнотическую фикцию самодовлеющей ценности факта его существования.
20. Эта ценность воспринимается им уже через наблюдение сущего.