19. Видение аналогии себя и мира внушает разумному существу гипнотическую фикцию самодовлеющей ценности факта его существования.
20. Эта ценность воспринимается им уже через наблюдение сущего.
21. Поэтому разумное существо справедливо обнаруживает неотъемлемость своего существования от имманентности.
22. Отсюда проистекает этический фетиш наличного блага.
23. Через этот фетиш разумным существом осуществляется нарочитый обход инстинкта собственной обреченности.
24. Благодаря верованию во благо инстинкт обреченности подменяется наитием приобщения к изобильным дарам природы-матери.
25. Это наитие укореняет разумное существо в гипнотической фикции благоговения перед вечной женственностью, как родительницей сущего.
26. Из этого наития вытекает эстетический фетиш воплощенной красоты.
27. Для разумного существа чувство прекрасного равнозначно предощущению невосполнимости утраты того, что дается ему в наличии.
28. Таким образом, онтологическое доверие однозначно сводится к неукоснительной благодарности разумного существа за то, что оно вообще есть как таковое.
29. Имеет место быть фундаментальное заблуждение касательно природы зла.
30. Оно состоит в том, что зло якобы сводится к недостаточности блага.
31. Гипнотическим наитием изначальности блага внушается принятие любви за искупительную потенцию всеобщего примирения.
32. Таким образом, само зло принимается за простое нарушение бытийной гармонии.
33. Правда же заключается в том, что за имманентностью кроется радикальная дисгармония.
34. Именно в этой дисгармонии и состоит корень зла.
35. Поэтому зло есть изначальная онтологическая данность.
36. Эта данность укоренена в принципиальной немотивированности факта существования.
37. Немотивированность, совпадающая с отсутствием абсолюта, не есть собственно зло.
38. Она представляет собою только основание всякого возможного опыта зла.
39. Глубинным измерением этого опыта является относительность бытийного наличия.
40. Сам по себе этот опыт доступен для разумного существа лишь только через погружение в онтологический дискомфорт.
41. Характеристикой этого дискомфорта является не что иное, как переживание боли.
42. Относительность имманентного обусловлена отсутствием абсолюта.
43. Таким образом, относительность, являющаяся выражением абсолютного отсутствия, равнозначна фундаментальному злу.
44. Это означает, что подлинное зло никоим образом не может быть абсолютным.
45. Опыт зла дается разве что в разительном контрасте с принципом блага.
46. Благо же не имеет совершенно никакой сопряженности с тем, что дается объективно.
47. Выходит, что подлинное зло выявляет неизбывно присущее имманентному качество дефектности.
48. Безусловное отсутствие абсолютного идентично несуществованию истины.
49. В претензии на существующую истину дает знать о себе руководящая архетипом универсалия опытного принципа.
50. Она состоит в признании за вещностью достаточного основания к ее наличию.
51. Истина может быть дана в опыте сугубо негативным образом.
52. Этот негатив сводится к тому, что за истиной имеется разве что безусловное долженствование к тому, чтобы быть.
53. Негативная основа истины состоит в произвольности чего бы то ни было из наличествующего.
54. Укорененность в бездне произвола говорит обо всякой немотивированной данности, как коренным образом чудовищной.
55. В чудовищности обреченного на неумолимое разложение наличия и состоит отсутствие резона к тому, чтобы быть расположенным к чувству прекрасного.
56. Ибо этим самым чувством спящее существо лишь претендует на объяснение для себя факта своей представленности тому, что ему объективно дано.
57. Произвол сам по себе совершенно индифферентен по отношению к собственным манифестациям.
58. Ибо в хаотической структуре произвола заключено неизмеримо больше, чем раскрывается в его повседневной актуализации.
59. Манифестация бездны всегда строго протекает как непреднамеренное истощение универсальной потенции бытия.
60. Именно в обреченности бытийного наличия на разложение и сквозит его кардинальное нищенство перед немотивированной бездной произвола.
61. В неумолимой разложимости всего сущего и состоит пружина фундаментального зла.
62. Это означает, что подлинное зло имеет онтологическую, а потому исключительно объективную подоплеку.
63. Тотальная разложимость сущего придает немотивированности произвола свойство энергетического вампиризма.
64. Лишь за счет него произвол утверждается вновь и вновь в характеризующем его метафизическом качестве бездонной неисчерпаемости.
65. Относительно наличествующего этот вампиризм проявляет себя через неспровоцированную агрессию.
66. Посредством данной агрессии замыкается сферический вакуум глобального страдания, пронизывающий весь манифестированный космос.
67. Страдание суть наиболее общий аспект зла.
68. Частным аспектом зла является боль воплощенных существ.
69. Только разумному существу свойственно драматическим образом интерпретировать собственную боль.
70. Драматическая интерпретация боли как раз и есть содержание исключительно этической расценки зла.
71. Качество зла для разумного существа вообще всегда имеет оценочную подоплеку.
72. Ввиду этого боль видится ему не более как неким недостаточным исключением из общего правила.
73. Правило же оно обнаруживает для себя в наитии всепроникающего блага.
74. Разумное существо предрасположено находить в переживании радости неукоснительное аннулирование текущей боли.
75. Поэтому оно неотвратимо оказывается мистифицированным на предмет преимущества радости над болью.
76. В самом же деле, радостью обеспечивается разве что краткосрочный эффект анестезирования боли.
77. Это означает, что переживание радости располагает относительно боли сугубо негативным качеством.
78. Боль составляет непреходящую актуальность существования.
79. Вместе с неотвратимостью гибели она исчерпывающе обнажает определяющую существование дефектность.
80. Интенсивным переживанием боли обеспечивается решительный выход на стезю онтологического подозрения.
Уязвимость
1. Инстинктом обреченности диктуется альтернатива покорности и бунта.
2. Дерзновение к бунту рождается из глубинного предчувствия бессмыслицы, насквозь пронизывающей факт существования.
3. Это предчувствие сопутствует разумному существу на протяжении всего его бытийного пути.
4. Бунт производится им вследствие невозможности заполучить удовлетворительный ответ на вопрошание о смысле представленной ему извне ситуации.
5. Другими словами, дерзновение к бунту имеет своим истоком напряженное неведение разумного существа относительно своего бытийного удела.
6. Таким образом, импульс бунта актуализируется тревожным предощущением безвыходности.
7. Оборотной стороной этого предощущения является отчетливо ясное видение неотвратимости фатального проигрыша.
8. Энергия бунта, пробуждающаяся в разумном существе, есть изнаночная подоплека движущего им чувства серьезного.
9. Негативная изнанка серьезности определяется в нем инстинктом рока.
10. Составляющим суть данного инстинкта предчувствием угадывается предопределенность к злосчастному финалу.
11. Эта предопределенность переживается разумным существом как размеренное течение синхронизированного ритма происходящего.
12. Структура этого ритма выстроена в систему вызов-ответ.
13. Потенциальным вызовом является уже само пребывание субъективного в рабстве у объективного.
14. Основанием данного рабства предстает неумолимая данность представленного извне.
15. Внешняя данность всегда определяется в качестве объективного.
16. По отношению к внешней данности актуальный ответ всегда и только располагает свойством реагирования.
17. Таким образом, субъективное начало по определению оказывается пассивным.
18. Эта пассивность и есть принципиальное содержание того рабства, в которое безвылазно угождает субъективное начало по факту своего воплощения.
19. Через воплощение фиксируется обоюдная интерференция субъективного и объективного начал.
20. В этой интерференции сквозит их равенство во взаимной онтологической ущербности.
21. Благодаря данному равенству полагается единство субъективного и объективного в сковывающей их несвободе.
22. Западня фундаментального рабства, довлеющего над архетипом, образуется дважды.
23. Впервые она дает знать о себе в кандалах детерминистской обусловленности.
24. Эта обусловленность состоит в гипнотической убедительности причинно-следственных связей.
