ЛЕНА. Толь, ты чего ругаешься?
АНАТОЛИЙ. Прости, Лен. Жирный, очкастый урод. К тому же бухает так, что мама родная… Я тут к нему по делам приезжал, так он за 20 минут при мне две бутылки портвейна выжрал. И это притом, что уже готовый был…
ЛЕНА. Это какие у тебя с Петей дела?
АНАТОЛИЙ. Не важно, Лен, не об этом я сейчас. Поэт, мать его. Читал я его писанину – не понятно ни хрена. Да и если б Василич денег не дал, хрен бы книжку его напечатали. Да и не продается эта хрень… вот гадом буду! Ну, кто это покупать будет? Ну, как-то все это… ну, как-то… Аленка, слушай. Выходи за меня замуж! Стой, не перебивай! Я понимаю там любовь, не любовь у тебя. Я, может, тебе и не сильно нравлюсь. Но я же нормальный мужик. Давай, поехали в Монако, тебе же город этот нравится. Бабки у меня есть, на всю жизнь тебя обеспечу, на руках носить буду. Только прямо сейчас. Уезжаем – и точка, я все сделаю, документы нам новые, завтра уже в раю будем на море Средиземном, на солнышке. Я сейчас билеты куплю и собираться не надо – там все купим…
ЛЕНА. (Перебивает). Толь, Толь… Все, хватит. Уже сто раз эту тему обсуждали. Закрыли раз и навсегда. (После паузы). Толенька. Ты… Да, хороший мужик, правильный… Непьющий, богатый. Но не люблю я тебя. Мы же договорились – как сестра и брат, помнишь? Пожалуйста. (Гладит его по плечу).
АНАТОЛИЙ. Да, да. Прости, прости, Лен… Но вот как-то последняя попытка. Монако ведь, знаешь, город этот… Я, когда его первый раз увидел рано утром, он мне напомнил… Не поверишь! Вот как будто я оказался в игре такой компьютерной – «Дюк—2». Ты играла ведь тоже когда-то раньше? Да? Я не знаю… Галлюцинация такая как-то… И ведь не пил… Народу на улице никого, только я. И вот мне кажется, что сейчас вылезут черти эти, бегемоты эти с ружьями, а мне их убить нечем. Без оружия я. И, тем не менее, не страшно ничуть. Хожу себе спокойно, по лифтам этим разъезжаю. Ну, ты была, знаешь. Петя твой ведь опять… А, ладно.
ЛЕНА. Нет, Толь. Сегодня все хорошо будет. Мне сон сегодня приснился. Хороший очень, пожалуй, даже лучший за всю мою жизнь. Будто идем мы с Петей по огромному-огромному полю. А оно поросло все одуванчиками золотыми такими. И солнце светит яркое-яркое. И не видно конца-края этому полю. А на душе такое счастье, такое… В общем, словами я это передать не могу. Все сегодня хорошо будет.
АНАТОЛИЙ. (Зло улыбается). Ну, если ты так считаешь, если уверена – тебе виднее. Надо же, такое счастье твоему Пете, такая женщина его любит. Только он-то, он-то – нет! Всех подруг твоих перетрахал! Знаешь ведь ты, да? Как ты такое можешь…
ЛЕНА. (Перебивает) Послушай! Он сам еще не догадывается, что любит меня, что я – его вторая половинка. Несчастная любовь у Пети трагическая в Москве случилась, сломала его, на дно опустила, душу всю вымотала. Видела я фотографию Любы этой. Красива… причем так, что даже я, девушка, понимаю, как за ней все мужики без исключения бегать должны. А Петя до этого случая отказа не знал.
АНАТОЛИЙ. Ты-то откуда знаешь?
ЛЕНА. Я с Петей много раз на эту тему разговаривала. Когда он сюда вернулся, я ведь практически выходила его…
АНАТОЛИЙ. Выходила? Он чего, еще хуже был, по ящику в день жрал что ли?
ЛЕНА. Да прекрати, не в этом дело… Он, понимаешь, жить совсем не хотел, сил у него не было дальше жить. Я вывела его из того состояния… Мертвого что ли, упаднического, безжизненного…
АНАТОЛИЙ. Сейчас живее всех живых, как Ленин, бл.! Портвейн, бабы, стихи издает, и еще работать не работает, и не хочет…
ЛЕНА. Стой, Толя! Приехали.
Внешний каркас серо-бездонного кафе с тихим названием «Приют» выглядел идеальной черной дырой, и не в цвете было дело, цвета, это банально-грязное заведение, было что ни на есть серого. Только как необъяснимо-грозная черная дыра засасывало оно всю энергию пятиэтажно-убогого окружающего места, вампирно так убивая все цветущее живое рядом, насколько могло дотянуться в злобе своей кровожадной. Все существа, живущие и бледнеющие по соседству с этой пропастью в нижние миры, всем сердцем хотели убежать отсюда без оглядки, но сил, энергии у них уже не было, и жили они в сладко-дрожащей истоме постоянного ежесекундного умирания. Посетителей же эта необъяснимая темная сущность тянула к себе невидимыми привязными нитями, тянущимися из центра дыры той щупально-паутинно по всему городу в поисках все новых и новых жертв. Посетители, однако, в отличие от живущих рядом людей, от посещения кафе этого наливались какой-то неестественно-пугающей красотой страшной и силой прямолинейно-строгой, хотя отличить их от обычного человека не представлялось никакой возможности. Внутри кафе-дыра «Приют» выглядело вызывающе-деревянным от пола до потолка, при этом столы и стулья были почему-то пластиковыми. Официанты пожилые, лысые, шествовали не торопясь и важно, медленно обслуживая гостей. Центральной же фигурой всего этого мистического места был неестественно-огромный бармен с бицепсами, готовыми в любую секунду разорвать футболку, нескладно одетую на него, на которой по совершенно непонятной причине было написано – «Сдвиг». Ленкины подруги сидели втроем за круглым столиком, не разговаривая и даже не глядя друг на друга, все с одинаково-красивым бессмысленным выражением лица, пили бесцветные, но очень вкусные и пьянящие коктейли, изготовленные барменом по ему одному ведомым рецептам. В кафе больше никого не было, что надо признать, показалось вошедшему в зал Анатолию очень странным, так как в это время народу должно уже набиться битком. Он подошел и что-то тихо сказал девушкам. Одна из них позвала официанта и неторопливо расплатилась по счету. Потом они все втроем автоматно-роботно поднялись и джинсово-футболочно гуськом пошли за Анатолием к выходу. Бармен злобной всё понимающей улыбкой проводил их до двери.
АНАТОЛИЙ. Давайте, девчонки, рассаживайтесь там, сзади. Поместитесь?
ЛЕНА. Они же худенькие девушки, спортсменки.
АНАТОЛИЙ. Кстати, Кать, Вик познакомили бы с подружкой вашей. Эх… как-то не дождешься. Тогда я сам. Как вас зовут? Почему я вас раньше в городе не видел?
ТАНЯ. Меня зовут Таня.
АНАТОЛИЙ. Очень приятно, Анатолий.
ТАНЯ. Мы с родителями из Кирова недавно в город приехали. Мой отец сейчас на заводе у Дворянского Игоря Васильевича главным технологом работает.
АНАТОЛИЙ. А. Понятно. Ну, бате твоему повезло. Всем известно, что Василич хорошо сотрудникам платит.
ВИКА. Толь! Какая у тебя новая машина классная! Давно купил?
АНАТОЛИЙ. Да нет, недавно… а чего – Гелентваген знаешь, по дешевке, трехлетний… чего не купить как-то…
КАТЯ. Анатолий Александрович! Возьми меня замуж, а? Я хорошая, красивая, любить тебя буду. А то такой богатый крупный мужчина пропадает в холостяках.
АНАТОЛИЙ. (Смущенно). Как-то… Не все это понимают. Хм…
ЛЕНА. Толенька. Все всё понимают, только сказать не могут красиво, как Катя. И вообще, девушки – они же все глупенькие (улыбается) … ну, кроме Кати, конечно.
ВИКА. Лен. А кто на дне рожденья будет?
ЛЕНА. А кто тебя конкретно интересует?
АНАТОЛИЙ. Петр Валентинович будет, Вик, в первых рядах. Ты ведь про него запойненького узнать хотела, да?
ВИКА. Нет, ну, я вообще… состав гостей. Там ребята, по-моему, из компьютерной фирмы…
АНАТОЛИЙ. Нет, я не понимаю. У нас, похоже, на весь город один жених. Девки, я не понимаю, чего за дела? Вик, ты-то чего в нем нашла?
ВИКА. Да я ничего. Он, не такой уж и жених… Чего ты…
КАТЯ. Анатолий Александрович. Есть у нас в городе еще один жених. Это ты. Я вот тебя люблю, прям со школы. А ты меня – нет…
КАТЯ, ЛЕНА, ВИКА. (Поют). «Не лю-бит. Не-хо-чет смот-ре-еть. О, как он кра-сив, про-кля-тый…»
АНАТОЛИЙ. Вы чего сдурели? Чего так громко орете? Я чуть в столб не врезался.
ЛЕНА. (Смеется). Толь, прости. Мы просто с девчонками одну песню уже двое суток поем.
АНАТОЛИЙ. Эту что ли?
ЛЕНА. Да. Я на комоде проигрыватель старый нашла и пластинок целую кучу. Они мамины оказались. Пугачева, Магомаев, Поющие Гитары. И я от нечего делать всю эту древность слушала у себя в комнате. Была среди них одна – По волнам… чего-то там. Она играла, когда девчонки ко мне зашли. На пластинке на этой все песни так себе, а это нам прямо в душу запала. Мы её выучили, и вот теперь поем к месту и не к месту.
АНАТОЛИЙ. Да. Вот у меня, к примеру, случай тоже один был. Это произошло, когда я только начинал здесь как-то работать. Вызвал меня мой начальник и приказывает найти двух перцев, чтоб я с ними встретился, потом сел к ним в машину, они меня к одному черту еще отвозят, я ему кое-что отдаю, кое-что забираю. Ну и все. Потом те двое меня отвозят. Я еду к начальнику и ему это кое-что как-то отдаю.
КАТЯ. Кое-что – это оружие, наркотики? (Смеется).
АНАТОЛИЙ. Да какая разница…
ЛЕНА. Нет Кать – это секс, наркотики, рок-н-ролл. (Смеется).
АНАТОЛИЙ. Я могу и не рассказывать…
