– Играем! – голос господина попечителя легко перекрыл сорок девчоночьих голосов. – Играем! Раз! Два! Три! Четыре! Пять!
Считалочка продолжалась – но теперь в ее канву вплетался новый ритм; господин попечитель шел по залу, мячи свистели перед его лицом, но ни один не касался.
– Я. Знаю. Пять. Замечательных. Дат. Даниэлла!..
Элиза увидела, как ее соседка по комнате оказывается внутри общего круга, наступает тишина, все мячики, кроме Даниэллиного, вернулись в руки своим владелицам.
Голос господина попечителя звучал в тишине отрывисто и резко:
– Четвертое июля! Двенадцатое сентября! Седьмое ноября! Шестое июня! Двадцать четвертое декабря!
Одинокий мячик Даниэллы летал через весь зал. Тук – о стену. Тук – о пол. Тук…
– Играем, Даниэлла! Играем! Четвертое июля! Двенадцатое сентября! Седьмое ноября! Шестое июня! И…
Мячик падал. Элиза голову отдала бы на отсечение, что перед тем, как лечь Даниэлле в ладонь, мячик явственно замедлил свой полет.
– Двадцать шестое, – хрипло сказала Даниэлла. – Двадцать шестое декабря.
Мячик выскочил из ее руки и покатился по полу.
* * *
Элиза сидела на берегу. В темноте еле слышно дышало море, поодаль покачивался на волнах катер. Все огни, кроме сигнальных, были потушены; охранники острова – а их было человек пять – дорожили службой и никогда не нарушали главнейшее условие контракта: не попадаться на глаза юным пансионеркам…
Девочкам, в свою очередь, не рекомендовалось ходить на мыс. Элиза пришла сюда, чтобы побыть в одиночестве. Время ночное, а возбужденные игрой девчонки все не разбредались по постелям. Госпожа Кормилица, обычно строгая, сегодня смотрела на это сквозь пальцы – и воспитанницы горланили песни, бегали по темному парку, прятались друг от друга и кидались мячами…
Из-за темных кустов показалось пятнышко света от ручного фонарика. Элиза поднялась с камня. Подошел господин попечитель, направил фонарик в воду. Метнулись в сторону темные силуэты и ушли в глубину.
– Тебе понравилась игра? Это своего рода соревнование – кто лучше жонглирует мячом…
– Мне так никогда не научиться, – ответила Элиза.
– Почему? – удивился господин попечитель. – Попробуй научиться к следующему моему приезду. Я вернусь примерно через месяц. Поучись управляться с мячиком. Пусть Даниэлла тебе поможет…
Элиза кивнула.
– Кстати… Я заходил к тебе в комнату только потому, что надо знать, как живут воспитанницы. В том числе, что им сниться… тебе снятся цветные сны?
Она кивнула.
– Вот и хорошо, – сказал он удовлетворенно. – Значит, все в порядке. А теперь пора в дом.
Пятно света бежало впереди, обозначая дорогу. Они вошли в парк Элиза считала шаги… Спросить-не спросить… Спросить-не спросить…
– А что это за дата – двадцать шестое декабря? – решилась она.
– В этот день случился государственный переворот в одной далекой стране… Давно. – Ответил госполин попечитель. – Почему тебя заинтересовала эта дата?
– Так ведь вы сказали – двадцать четвертое. А Даниэлла ошиблась. Сказала – двадцать шестое.
Впереди показалось залитое светом крыльцо. Госпожа Кормилица собирала старших девочек – младшие, наверное, давно спят…
– Это не Даниэлла, – беспечно сказал господин попечитель. – Это я ошибся.
* * *
Девочки проводили взглядом серый вертолет, и жизнь пошла своим чередом. С наступлением лета обычные уроки закончились – пришел черед занятиям по рукоделию, составлению букетов, рисованию и правилам этикета. Воспитанницам выдали новые купальные костюмы, и Элиза вместе со всеми плескалась в бухте, огороженной пестрыми поплавками. Казалось, над островом Трон никогда не сгущаются тучи. Воспоминания о родителях уже не были так болезненны. За месяц, проведенный на Троне, лишь дважды ей было плохо.
В первый раз она проснулась, точно зная, что мама рядом. Было четыре часа утра, Даниэлла сопела, из парка просачивался серый рассвет. Разочарование было таким сильным, что Элиза проревела, не поднимаясь с кровати, весь день – госпожа Кормилица ходила кругами, пытаясь ее утешить, и Даниэлла лезла к ней то с шоколадками, то с глупыми словами, но Элиза ничего не видела сквозь слезы.
Второй раз самообладание покинуло ее, когда кто-то из девчонок пустил вдоль аллеи бумажный самолетик.
Все случилось раньше, чем она успела осознать происходящее. Самолетик красиво шел на снижение, когда порыв ветра вдруг подбросил его – и сразу же швырнул на землю. Элиза метнулась вперед, упала, сбивая коленки, и подхватила падающий самолет над самой землей. Весь парк был свидетелем последовавшей за тем безобразной истерики.
После кризиса наступала депрессия – но даже толстая Даниэлла проявляла необыкновенный такт, а госпожа Кормилица собственноручно носила из библиотеки самые веселые, по ее мнению, книги. А однажды, уведя Элизу в свой кабинет, рассказала историю Даниэллы. С тех пор Элиза относилась к соседке иначе.
Не раз и не два, бродя по парку, Элиза приходила к запертому павильону. Однажды вскарабкалась по пожарной лестнице – но внутри было темно и пахло затхлым. Как будто не бальный зал таится под замком, а старый склеп…
Памятуя наказ господина попечителя, Элиза каждый день уединялась, чтобы постучать мячиком о стену.
Даниэлла показала ей упражнение – кидать мяч следовало с закрытыми глазами; у толстушки получалось здорово, зато Элизе надоедало постоянно бегать за укатившимся мячом. Она злилась – и в конце концов забросила мячик далеко под кровать.
Но как-то посетив после долгого перерыва свое «королевство» над обрывом, Элиза почувствовала внезапное беспокойство, какую-то неправильность. Причина внутреннего неудобства долго оставалась неясной. Все вроде оставалось прежним – барашки в далеком море, фонтан, кипарис, старая акация…
Элиза протерла глаза. Акация стояла слишком близко к фонтану. Когда-то Элиза собственными ступнями измеряла – пятнадцать ступней… Она заново прошлась – ступней получилось двенадцать с хвостиком. Она посмотрела на свою ногу. Нога растет, конечно – но не за месяц же! Наверно что-то перепутала или забыла. Но беспокойство оставалось. Элиза отыскала в своем столе старую тетрадку с картой «королевства»; от «каменной столицы» – фонтана – до «волшебного дерева» – акации – предполагалось пятнадцать дней пути, то есть пятнадцать ступней…
Тогда она испугалась. Можно ли передвинуть с места на место фонтан? Можно ли пересадить столетнюю акацию, у которой каждое корневище толщиной с Элизину руку?! Да и кому это нужно? О казусе следовало поскорее забыть – чего доброго, выяснится, что с головой у нее не в порядке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
