И Владимир Иванович сразу понимает, что дело приняло серьёзный оборот, и что придется ему не только мыть голову, но и всё остальное, а потом уже надевать чистую рубах у, не говоря уже о носках. Вздыхая, он идёт и смиренно исполняет обряд по желанию любимой красавицы.
Вернувшись, Владимир Иванович дрожащими пальцами выхватывает свой секретный блокнот и поскорее записывает такие, например, упоительные строки, пока они ещё звенят в его чисто вымытой голове:
Стеснило грудь, и переливчатым свисткомЗапело горло: прекраснейшая дамаСуровейшему рыцарю опять повелеваетСвершить во славу имени еёЖеланный подвиг. Сбросив тяжкие одежды,Он отправляется, куда простёрся перстВозлюбленной и госпожи… И там скребётсяМочалкой, песню напевая под струёю,Смиренно поджидая тёмной ночи,Когда пред ним раскроются вратаЗемного рая…
* * *
Виктория Геннадьевна обожает заниматься переводами с иностранных языков. Как увидит какую-нибудь интересную книжку на иностранном языке, так сразу отправляется к своему знакомому издателю и говорит: «Давайте я вам это переведу, а вы мне заплатите гонорар побольше». А тот, питая естественную слабость к красивым женщинам, немедленно соглашается.
Стиль перевода Виктории Геннадьевны своеобычен и изобилует неожиданными и яркими образами. Иногда она и сама приходит в такой восторг, что не может удержаться, чтобы не поделиться с Владимиром Ивановичем.
– Владимир Иванович, вы только послушайте: «Система управления городом-государством в Древней Греции – это агрегат из многих членов». Как на ваш взгляд, не правда ли, прелестно?
– Прекрасно! – отвечает изумлённый Владимир Иванович и, сверившись с оригиналом, восхищается точностью перевода и вместе с тем глубиной образа, который на русском языке, благодаря таланту Виктории Геннадьевны, звучит еще выразительней.
Слова дар божественный и странный…Бездну смыслов в нём подозревать,Видеть их затейливые переливы,Строить так, чтоб те повиновалисьС радостью, охотно раскрываяБесконечную природу душ своих…О, не каждому дано такое счастье,Госпожи моей волшебный дар и странный…
Вот так, путаясь и сбиваясь от переполняющих чувств, попытался выразить Владимир Иванович своё восхищение талантом Виктории Геннадьевны. Но, записав эти строчки в секретном блокноте, ей самой показывать пока не стал. Решил оставить на суд потомков.
* * *
Однажды Виктория Геннадьевна затеяла выкопать для себя в усадьбе пруд. Для этого она, натурально, призвала Владимира Ивановича и решительно протянула ему лопату.
– А какого объёма хотите вы пруд, а, Виктория Геннадьевна? – спросил Владимир Иванович.
Виктория Геннадьевна окинула взглядом территорию усадьбы, пошевелила губами, словно что-то подсчитывала, и заявила:
– Не менее девятисот лопатных сантиметров!
Владимир Иванович схватил лопату за черенок и с жаром принялся копать. И уже к вечеру пруд размером девятьсот лопатных сантиметров был готов!
Лопатный сантиметр, то много или мало?Закрыв глаза, он шевелит мозгами,Возвышенный и радостный поэт,Затем хватает железную лопатуИ роет вглубь, как некий дивный крот,Сухую, неподатливую землю.И вот уже чудесный, чистый пруд,Наполненный живыми карасями,Прекрасными цветами осенённый,В тени мерцает тихой и прохладной!Приходит ночь, и тут свою наградуСполна получит утомлённый землекоп…
Такие стихи записал Владимир Иванович в свой секретный блокнот и терпеливо стал поджидать ночи.
* * *
Владимир Иванович очень любит жить в деревне. В деревне жить проще, чем в городе: во-первых, не надо готовить еды, потому что готовят ее, главным образом, родственники Виктории Геннадьевны; во-вторых, можно ходить на рыбалку сколько хочешь, хоть с самого утра и до позднего вечера, даже если никто и не клюёт; в-третьих, нет нужды обязательно носить чистую и выглаженную одежду: напялил, что попало под руку, и иди себе, никто и слова не скажет, кроме Виктории Геннадьевны, конечно. В общем, жизнь в деревне нравится Владимиру Ивановичу и, по его мнению, не пойдёт ни в какое сравнение с городской.
И вот однажды летом в деревне Виктории Геннадьевне пришла в голову фантазия устроить вокруг пруда, который выкопал для неё Владимир Иванович, весёленькую лужайку, чтобы над нею даже бабочки летали. Но для лужайки нужен хороший дёрн, а хороший дёрн обнаружился довольно далеко от дома Виктории Геннадьевны, на самом берегу речки Волмы. И возить его надо было на специальной тележке с бортами, чтобы дёрна умещалось как можно больше. Мечтательно глядя на Владимира Ивановича, Виктория Геннадьевна задумалась. «Интересно, а сколько в нём лошадиных сил?» – прикидывала она.
Пригласив Владимира Ивановича с собой на берег Волмы, Виктория Геннадьевна приказала ему нарезать дерна и нагрузить упомянутую тележку до самого верха. И Владимир Иванович, хотя и не без усилий, нарезал, нагрузил и эту тележку свёз! Справедливости ради надо, конечно, сказать, что в гору толкать тележку ему иногда помогала Виктория Геннадьевна, впрочем, совсем немного.
После этого Виктория Геннадьевна решила, что во Владимире Ивановиче не менее двух лошадиных сил, и что после окончания возки дёрна хорошо бы придумать для него ещё какую-нибудь достойную работу. А Владимир Иванович, как всегда, уединился, достал свой тайный блокнот и записал в нём такие вот строки:
Там, где Волма журчит, разливается,Есть прекрасный, зелёный лужок.Как схвачу я лопату тяжёлуюИ туда на лужок побегу!
Если спросит летящая мимо сорока:«Ты куда же тележку везёшь одиноко?»Не скажу до поры, не открою ей тайны,Сладострастный, но всё же немного печальный.
* * *
Живя с Владимиром Ивановичем в деревне, Виктория Геннадьевна очень полюбила ездить у него на шее. Вот и сейчас она вышла на крыльцо и говорит:
– Ну, Владимир Иванович, куда сегодня поедем?
И что бы вы думали? Владимир Иванович лишь высморкался посредством указательного пальца и сразу подставил ей шею!
Как некий Буцефал судьбе покорный,Щастливый ощущать спиной и сердцемТой стройной девы ножки и нестиЕё, куда б она ни пожелала…
Записал он в свой секретный блокнот такие стихи и крепко задумался.
* * *
Однажды Владимир Иванович тащил тележку, нагруженную тяжёлым дёрном, в гору, а помогала ему, пихая сзади, Виктория Геннадьевна.
«Интересно, а сколько в Виктории Геннадьевне лошадиных сил?» – вдруг подумал Владимир Иванович. Он решил проверить и перестал тянуть тележку в гору, только сделал вид, что тянет. И удивительно! Тележка продолжала двигаться почти с такой же скоростью, как и раньше. «Не меньше четырёх, а может, и все пять, – решил Владимир Иванович, снова включаясь в работу. – Есть всё-таки, как некогда сказал поэт, есть ещё женщины в русских селеньях».
Тебя, красавица с тяжёлою телегой,Пою у края обрывистого брега!Сама, как тонкая тростинка,Как лёгкая, воздушная пушинка,Телегу за оглобли твёрдою рукойХватаешь и свободно тащишь за собой!
Такие стихи сложил восхищённый Владимир Иванович и, подвезя тележку к дому, сразу занёс их в свой секретный блокнот.
* * *
Виктория Геннадьевна прекрасно знает английский язык и ещё кое-какие наречия. Владимир Иванович, живя с ней, многому у неё научился и даже иногда помогает ей, когда она трудится над переводами. И в обиходе он порой употребляет излюбленные крылатые английские и прочие выражения.
Как-то раз, проходя через калитку, он чуть было не забыл пропустить Викторию Геннадьевну вперёд, но вовремя спохватился, сделал шаг назад и произнёс:
– Pardon, Виктория Геннадьевна, baby frst, Виктория Геннадьевна.
Виктория Геннадьевна ошпарила Владимира Ивановича жгучим взглядом.
– Что-о? Что вы такое сказали, Владимир Иванович?
– Но Виктория Геннадьевна, мы же всё-таки в деревне, ma cheri, – резонно ответил ей Владимир Иванович.
На лоне буйно распустившейся природы,Среди домов прекрасно-деревянных,Бредут по улице рогатые коровы,После себя рассеянно бросаяЛепёшки круглые… Таков и ты, поэт!Порой забудешься и брякнешь слово,Немыслимое в городе далёком,Но здесь, в деревне, столь простое и родное.И плакать хочется, пустив его на волю…
Такие стихи записал Владимир Иванович в свой секретный блокнот, улучив подходящую минутку.
* * *
Виктория Геннадьевна всегда следит, чтобы речь Владимира Ивановича звучала как можно более благородно. Как-то гуляют они с Владимиром Ивановичем по живописному берегу речки Волмы. Весна, птицы безумствуют, высвистывая самые весенние свои песенки. Владимир Иванович с нежностью смотрит на Викторию Геннадьевну и говорит:
