— Но… но не такъ кланялись какъ надо, — залепеталъ снова танцмейстеръ.
— Какъ надо! Ишь ты, мудрость какая, подумаешь! Ужъ мы не вовсе деревенщина… понимаемъ какъ кланяться-то… не дураки! — обидѣлся было мальчикъ.
И вдругъ глаза его блеснули лукавствомъ.
— А ну-ка, покажи, какъ кланяться надо по вашему-то. Можетъ я и сумѣю! — весело и лукаво поблескивая глазами, обратился Мартынъ къ итальянцу.
Итальянецъ усиленно закивалъ головою въ знакъ согласія и, отойдя назадъ, сдѣлалъ прыжокъ и подпрыгнулъ въ воздухѣ, какъ резиновый мячикъ, производя въ то же время какую-то необъяснимую гимнастику обѣими ногами. Потомъ онъ весь изогнулся, какъ змѣя, и, касаясь шляпою самаго пола, отвѣсилъ ловкій, вычурный поклонъ передъ обоими мальчиками, разинувшими ротъ отъ изумленія.
— Го-го-го-го! Ишь ты! Вотъ такъ штука! — захохоталъ раскатисто Мартынъ. — Го-го-го-го! Не могу больше! Го-го-го-го!! Лопну! Ей-Богу же лопну!
Онъ бросился ничкомъ на полъ и хохоталъ что было силъ.
— Ой! ой! уморилъ ты меня совсѣмъ, итальянецъ! — кричалъ онъ.
Слуги, глядя на веселаго графчика, тоже едва удерживались отъ смѣха.
И вдругъ Мартынъ, вскочивъ на ноги, выбѣжалъ на середину комнаты. Вся его фигурка точно говорила: «Чѣмъ я хуже тебя въ самомъ дѣлѣ! Думаешь не сумѣю? А вотъ сейчасъ покажу…».
Онъ пріосанился, сдѣлалъ серьезное лицо. Потомъ вытянулся, какъ стрѣла, сдѣлалъ прыжокъ и изогнувшись въ три погибели, не хуже итальянца, задрыгалъ ногами.
Но, къ ужасу своему, Мартынъ не разсчиталъ движенія и концомъ ноги угодилъ прямо въ тощій животъ итальянца.
Тотъ неистово взвизгнулъ и отпрянулъ назадъ. Мартынъ, уже не будучи въ состояніи остановить прыжка, со всего размаха налетѣлъ на итальянца. Кудрявая, вихрастая голова Мартына изо всей силы стукнулась о черномазую голову почтеннаго танцмейстера. И въ ту же минуту и учитель, и ученикъ полетѣли кубаремъ прямо подъ ноги застывшихъ на мѣстѣ отъ неожиданности лакеевъ.
— Го-го! Го-го! Го-го!.. — не то хохоталъ, не то ржалъ Мартынъ, — слабыя же у тебя ноги, итальянецъ! — и въ то же время усиленно потиралъ руками огромную шишку, разомъ успѣвшую вскочить у него на лбу. Точно такое же украшеніе появилось и на смугломъ лицѣ итальянца, только съ противоположной стороны.
— Ой-ой!.. — простоналъ итальянецъ, — у вашего сіятельства, молодой графъ, очень дурной манеръ! И я буду жаловаться самой царицѣ, что маленькій графчикъ большой проказникъ!
— Ты не сердись, итальянецъ, — спокойно сказалъ Мартынъ, все еще потирая шишку, — я это сдѣлалъ не нарочно… Вѣдь когда я пасъ свиней въ Дагобенѣ, тѣ не требовали отъ меня умѣнья ходить на цыпочкахъ и прыгать выше головы… За то онѣ, свиньи-то, были въ лучшемъ видѣ… толстыя, жирныя! Куда толще тебя! — ткнулъ онъ снова пальцемъ въ тощую фигуру итальянца.
— О, молодой графъ, какъ вы плохо воспитаны! — произнесъ итальянецъ, съ ужасомъ поднимая глаза къ небу. — Нѣтъ, вы даже совсѣмъ не воспитаны… Развѣ можно такъ говорить: сравнивать благороднаго человѣка со свиньею! Пфуй! пфуй! Васъ надо непремѣнно научить, какъ нужно себя вести и о чемъ говорить… Вы теперь должны забыть про ваши свиньи, потому что вы больше не простой крестьянскій мальчикъ, а настоящій графчикъ…
— Ну, знаешь, итальянецъ, хоть ты меня считаешь и графчикомъ, а моихъ свиней ты не обижай, — отвѣтилъ Мартынъ и прибавилъ — какъ то разъ одинъ мальчуганъ въ Дагобенѣ началъ смѣяться надъ нашими свиньями, такъ я его…
— Ваше сіятельство! Ваше сіятельство, не угодно ли вамъ съ братцемъ прогуляться по дворцу? — поторопился предложить Мартыну старый слуга, боясь навлечь на него еще большій гнѣвъ итальянца.
— Какъ, мы можемъ уйти отсюда? — обрадовался Мартынъ и, получивъ утвердительный отвѣтъ, быстро схватилъ за руку братишку. — Пойдемъ, Ваня, отыщемъ матушку и покажемся ей. Она, чай, и не узнаетъ насъ въ такомъ нарядѣ,—и онъ со всѣхъ ногъ выбѣжалъ изъ горницы, увлекая за собою младшаго брата.
VIII.
ВОТЪ такъ палаты! — восклицали мальчики проходя по богатымъ комнатамъ дворца. Они шли, тѣсно прижавшись одинъ къ другому, съ изумленіемъ разглядывая всю эту невиданную ими до сихъ поръ обстановку. Никогда имъ и во снѣ не снилась такая роскошь. Всюду ковры, картины, золотыя кресла, бархатные диваны, люстры… Странно было одно: никто, кромѣ слугъ, не попадался имъ навстрѣчу; за то слугъ они встрѣчали теперь спокойно и свыкнувшись вполнѣ съ ихъ великолѣпномъ видомъ не кланялись уже имъ, какъ прежде.
Такъ прошли они три дворцовыя залы и вдругъ въ четвертой увидѣли приближающихся къ нимъ навстрѣчу двухъ прелестныхъ, нарядно одѣтыхъ мальчиковъ, одного возраста съ ними.
— Гляди-ка, какіе красавчики! — сказалъ Мартынъ брату, указывая пальцемъ на обоихъ незнакомцевъ, которые находились теперь всего въ двухъ или трехъ шагахъ отъ нихъ.
Мальчики были роскошно одѣты въ пышные, яркіе костюмы и пудреные парики точно такъ яге, какъ и оба маленькіе графчика.
— Славные ребята, не правда-ли? — продолжалъ Мартынъ. — Хочешь, поиграемъ немного съ ними?
— Хочу! — согласился немедленно Ваня, привыкнувъ во всемъ слушаться Мартына.
— Эй вы, бѣлоголовые! Хотите играть съ нами? — крикнулъ Мартынъ во всю глотку, ужасно разѣвая ротъ, какъ кричалъ онъ обыкновенно, когда пасъ своихъ свиней въ Дагобенѣ.
И онъ остановился въ двухъ шагахъ отъ мальчиковъ, ожидая отъ нихъ отвѣта.
Тѣ тоже остановились и глядѣли на маленькихъ мужичковъ-графовъ во всѣ глаза.
Наступила продолжительная пауза.
— Да что вы, глухіе, что ли? — еще громче закричалъ Мартынъ.
Новое молчаніе было ему отвѣтомъ.
— Ты не кричи такъ на иихъ! — произнес Иванъ брату на ухо. — Видишь, какіе они важные господа и должно быть привыкли къ болѣе вѣжливому обращенію. Попроси-ка ихъ хорошенько…
— Твоя правда! — согласился Мартынъ. — Милостивые господа, не изволите-ли поиграть съ нами? — произнесъ онъ и низко поклонился, стараясь сдѣлать поклонъ точно такъ же, какъ показывалъ ему итальянецъ, но это вышло у него порядочно-таки неуклюже.
Мальчики-незнакомцы отвѣтили точно такимъ-же неуклюжимъ поклономъ, но опять-таки ни слова не сказали въ отвѣтъ.
Мартынъ сердито почесалъ у себя за ухомъ.
Одинъ изъ мальчиковъ-незнакомцевъ точно также почесалъ у себя за ухомъ.
— Вишь ты! Дразниться вздумали… кланяются-то какъ! — подтолкнулъ онъ брата, — будто не умѣютъ… Ишь вѣдь!..
— А можетъ и впрямь не умѣютъ, Мартынушка… — заступился за мальчиковъ Ваня.
— Какъ-же! повѣрю я… Такіе важные господа и чтобы не умѣли!.. Просто дразнятся, — проворчалъ Мартынъ, сдѣлалъ сердитое лицо и большимъ пальцемъ лѣвой руки пренебрежительно указалъ на незнакомыхъ мальчиковъ.
Каково же было его изумленіе, когда старшій изъ нарядныхъ мальчиковъ-незнакомцевъ сдѣлалъ такое же сердитое лицо, какъ и Мартынъ и точно такой же жестъ пальцемъ.
Мартынъ вскипѣлъ.
— Ага! Да ты и впрямь смѣешься, — произнесъ онъ, обращаясь къ нарядному мальчику. — Ты думаешь, что мы простые мужики, такъ надъ нами можно смѣяться. Нѣтъ, голубчикъ! Мы не позволимъ смѣяться надъ нами, — и, окончательно выйдя изъ себя, Мартынъ, прежде, чѣмъ Ваня остановилъ его, высунулъ языкъ насмѣшнику-незнакомцу.
Послѣдній къ величайшему удивленію мальчиковъ самымъ спокойнѣйшимъ образомъ отвѣтилъ тѣмъ-же, то-есть, насколько было мочи, высунулъ языкъ и показалъ его Мартыну.
Тогда, не помня себя, Мартынъ бросилъ на полъ шляпу, которую держалъ въ рукѣ, поднялъ кулаки и погрозилъ своему врагу.
И въ тотъ же мигъ врагъ, бросивъ шляпу, погрозилъ точно такъ-же Мартыну.
Это уже было слишкомъ! Маленькій мужичокъ-графъ вышелъ изъ себя, оттолкнулъ брата, удерживавшаго его всѣми силами отъ драки, и со всѣхъ ногъ бросился на своего противника съ поднятыми кулаками.
— Вотъ какъ! Ты вздумалъ еще меня передразнивать! — произнесъ онъ сердито, — такъ вотъ тебѣ…
Дзинь! Дзинь! Дзинь! На полъ полетѣли куски блестящаго стекла…
Осколки стекла со звономъ посыпались на полъ…
Громкій, пронзительный крикъ вырвался изъ груди Мартына.
IX.
КАКЪ только осколки стекла посыпались на полъ, нарядные мальчики-незнакомцы исчезли.
— Что такое, ваше сіятельство, здѣсь приключилось?.. — послышался въ эту же минуту испуганный голосъ, и на порогѣ горницы появился старый слуга. — Ахти, бѣда! Вы разбили зеркало матушки-царицы!.. — вскричалъ онъ и, въ отчаяніи, схватился за голову.
— Это не я виноватъ, а вотъ тѣ мальчики, — началъ быстро оправдываться Мартынъ. — Но гдѣ-же гадкіе мальчишки? Куда они дѣвались?
Тутъ лакей сообразилъ, что мальчики, никогда раньше не видавшіе въ деревнѣ зеркала, приняли свои изображенія въ большомъ зеркалѣ за живыхъ людей. Онъ объяснилъ это Мартыну и Ивану, которые, широко разинувъ рты, смотрѣли на лакея и въ одинъ голосъ спросили:
