траву.
— Кабы ногами не скудался, я бы тебя — живо!
Алеша обрадовался и, придерживая лямку штанов, побежал еще быстрее.
Дома его не били. Выручил дядя Кузьма.
Работал Родионов в литейном цехе, но выполнял особый урок. Управляющий поручил ему отлить из чугуна садовые скамейки. За господским домом был парк. Его прихорашивали каждую весну: чистили аллеи, подновляли беседки, а нынче даже скамейки решили переменить. Садовник хлопотал с утра до ночи. Да и было над чем. В парке, кроме лиственницы и елки, росли береза, тополь, акация, сирень. Надо было подстричь их, обломать сучья, разбить цветник. Садовник показал, где нужно установить скамейки. Неожиданно появился управляющий, — высокий, осанистый, с холеной генеральской бородой, в коротком летнем пальто из парусины. Он одобрительно кивнул, похвалил работу литейщика. И дядя Кузьма как бы невзначай сказал, что он не против и других обучить, что есть у него смышленый мальчонка, еще не пристроенный к делу. Управляющий подумал и дал согласие: «Сведи его в литейку к мастеру».
— Радуйся, Алеша! — сказал дядя Кузьма.
— А вдруг мастер не возьмет?
— Должен взять. Выглядишь ты важевато.
Рано, чем свет, встал на другой день Алеша, прибежал к дяде Кузьме, а того дома нет.
Обманул? Или, может, получил гулевой день — вздумалось черемуху поглядеть: уж больно ему вчера понравилась черемуховая ветка; взял у мамки из рук и отломил себе на память… Нет, он один, должно, не пойдет. Он мамку приглашал, а ей некогда, надо на дровосушку с утра.
Нашел его Алеша в господском парке под высоким лиственем. Литейщик ставил там последнюю скамейку. Похвалил он Алешу за такое радение, легонько подтолкнул в спину.
— Пошли!
Многое успел сделать дядя Кузьма в господском саду. Установил в аллеях чугунные фигурки, — все больше голых ребятишек с крылышками, обновил высокие вазы для цветов, расставил под кустами столики, сплетенные из чугунного кружева.
Алеша потрогал кружево, спросил, чья работа.
— Не моя… Теперь так не сделать. Чугуны теперь сердитые. А раньше сами гнулись… Видишь, красота какая, — сказал дядя Кузьма, выходя на новую тропинку и открывая бережно калитку, сделанную из ажурной чугунной решетки.
Тропинка повела их мимо господского дома. Два больших окна — те, что прямо на солнышко, были распахнуты. На ярко освещенной высокой стене Алеша увидел оленьи рога, под ними ружье, все в серебре, а в другом окне — старика на картине: белые кудри, на мундире золотая звезда и через плечо — красная лента.
— Кто такой?
— Князь, — тихо ответил дядя Кузьма. — Не шуми! Пойдем…
— Поглядеть охота.
— А вот поглядишь… на площади. Не видал разве?
Против заводских ворот на высоком чугунном пьедестале стоял тот же старик, только весь бронзовый. И звезда и лента через плечо бронзовые и шашка на боку, как у исправника, — бронзовая. Дядя Кузьма почему-то назвал ее шпагой. А внизу, у самых сапог князя (сапоги, видать, хромовые), по всем четырем углам были налеплены какие-то фигурки. Хотелось разобраться в них, да не было времени. Боялись опоздать к мастеру.
Мастер был человек важный, говорил не торопясь, носил кафтан из синего сукна с позументами.
Алеша загляделся на позументы, забыл поздороваться. Мастер нахмурился.
— Ладно, — сказал он. — Ступай в цех. Да смотри у меня! Зевать не позволю.
В литейке было не так жарко и дымно, как в кричне на старом заводе. Разливали металл. Каменные закопченные стены стали красными, и занятно было глядеть, как метались по ним черные тени людей, — то расплывались во всю ширину, то вдруг уменьшались и таяли.
Алешу повели в длинный низкий сарай с узкими, словно щель, решетчатыми оконцами, с раскаленной печью. Вокруг нее были навалены кучи глины и песка. Надо было перемешивать их, готовить формовочную землю. Алеша присоединился к ребятам, по команде уставщика закатал штаны, встал в круг и начал яростно топтать глину.
Едва уставщик ушел, дядя Кузьма посоветовал ребятишкам взяться в обнимку и плясать, как на свадьбе.
Стало легко, смешно, весело. Какая, мол, это работа? Хоровод!
Но месиво становилось все круче, дружный поначалу ребячий десяток стал бить ногами вразнобой. Кто-то ушиб ногу, захныкал. Прибежал мастер.
— Вы где? На лужке? Кто эту кадриль придумал?
Рабочие, черные от формовочной земли, улыбались белыми зубами.
— Родионов Кузьма.
— Копейку господскую, звонкую сполна получить хотите, а работать кто будет? — кричал мастер. — Кузьма, говоришь, выдумал? Так… А ну-ка, где его любимчик? Ишь ты, вроде и невелик, а тоже… Вот ты мне такой и нужен. Нечего тут озоровать. Айда со мной.
Мастер выдернул Алешу из круга, толкнул к двери.
Проходя мимо сушилки, Алеша боялся, как бы среди баб, таскавших дрова-долготье, не оказалось мамки. «А то еще подумает, что наказывать ведут». Он втянул голову в плечи. К счастью, мамки не было. Зато повстречался тот самый парнишка, что вчера нахлестал его черемухой. Алеша от неожиданности наступил на острый кусок руды и даже подпрыгнул от боли. Мастер дал ему затрещину, дернул за руку. Вместо того чтобы посмеяться, парнишка участливо спросил:
— Куда тебя? Счастливый…
И показал на свои ноги — в глине, в трещинах и ранах. Уже с полгода он месил землю в формовочной и страдал от боли в ногах.
— Потому я тебя и не догнал вчера.
Алешу передернуло.
Вспомнился ребячий хоровод в сарае.
— Меня Пашкой зовут. А фамилия — Леонов.
— Давай, давай! — пригрозил мастер.
После разговора с Пашкой больно было идти, хотя уже давно прошли доменный двор, усеянный осколками руды, и дорога мимо прокатного цеха была выложена чугунными плитами — теплыми, ласковыми…
Мастер привел Алешу в паровое отделение и показал на огромный цилиндр вышиною в два Алешиных роста и длиною шагов в шестьдесят.
— Это паровой котел. Из него пар подают в воздуходувную машину. Понял? Без этого котла заводу не жить.
Котел испугал Алешу. Не котел, а чудище. Из его железного нутра слышался гулкий, порою звенящий и дробный стук, будто кто сидел в котле и стучал десятью молотками враз.
— Еще одного привел, — громко сказал кому-то мастер.
Из-за котла показался костлявый длиннорукий человек, всклокоченный, грязный, будто из болота вылез. Не поймешь — борода или пакля. Смотреть страшно.
— Ага! — сказал костлявый. — Этот в самый раз.
— Дай-ка ему молоток, — приказал мастер.
— Молоток при месте. Сейчас мы его спустим.
Костлявый подхватил испуганного Алешу и велел карабкаться по клепанной стенке котла.
— Чего дрожишь? Лаз видишь? Спущай туда ноги.
Алеша отшатнулся и нечаянно ударил костлявого локтем по скуле. Тот зло выругался.
— Лезь, проклятый!.. Ногами, ногами вперед! Кому говорю?
Алеша хотел закричать. Но ребра были крепко стиснуты. Схватил два-три раза воздух и притих. Прыгая вниз,
