Хорошо, отмечено, так отмечено. Быстро она напилась. Или всегда такая, загадочная? Напротив заведения, где мы сидели, вдоль бордюра, выстроилась добрая дюжина красных мужиков, и все в пончо. Окна в кабаке у итальяшек огромные, во всю стену, и все настежь; за столиками снаружи собралась уже целая толпа. Чокаются, прихлопывают… Вдруг сбоку нас сфотографировали. А возможно, не нас. Когда я обернулся, этого типа уже заслонил проезжавший автобус.
— Знаешь, как называется этот инструмент?
— Понятия не имею.
Инна вскочила и помчалась к старшему гитаристу на разведку. Смеются оба, будто сто лет знакомы. А я решить для себя не могу, гормоны во мне плещут или развезло маленько. Похоже, потихоньку я с ней сближаюсь? Сумочку ее сижу охраняю. Простенькая такая сумочка, но фирменная. Пальцами пробежался, — подкладка чистая, внутри пусто почти, обычные безделушки.
— Это индейцы, ты представляешь, настоящие индейцы, из Перу! — Инка прискакала: глазенки горят, довольная.
— Я считал, что они все давно повывелись…
— Хочешь еще пива? Я тебя угощаю. — Женщина меня угощает пивом. Грандиозно, сфотографировать надо. Вот он, тлетворный Запад…
Впереди «ауди» запарковался задом крошечный форд «Ка». За соседний столик сели две пигалицы, с железом в пупках. У обеих настоящий берлинский выговор, без акцента.
Инна экзаменовала меня по метафизике.
— А что ты читал у Кастанеды?
— Я пытался одну книжку листать. Там, где герой возвращается к дону Хуану своему… Но у него так и не получилось ничего с грибами добиться…
— Знаешь, говорят, что достойные Кастанеды познаются на первой же книге. — Инна поджала губы. — Стало быть, ты ничего не понял.
— А ты до конца прочитала?
— Все шесть томов. Я вообще после него ничего читать не могу.
Индеец с косичкой колотил в бубен, сверкал зубами в нашу сторону. Немцы раскачивались с рюмками в руках.
— Ой, я у этого, главного, лидера их группы, позаимствовала визитку с адресом, где они живут. Он еще пытался диск свой предложить, приглашал к ним в гости…
— Чего ж тут удивительного…
— Ты думаешь это потому, что я женщина? А ты что, ревнивый?
— Я? Вот так вопрос. Мне везло как-то, поводов не давали… А какое это имеет?..
Хозяйка «форда» вернулась откуда-то с пакетами. Из «ауди» так никто и не вышел.
— А всё имеет значение. Случайностей просто так, в принципе, не бывает.
— Значит, мы встретились не случайно?
— Конечно, нет. Так было задумано. — Мне стало неуютно.
— Кем задумано?
— Пытаешься меня на религиозности поймать? Не выйдет, — она засмеялась. — Зачем высшим силам приклеивать лица каких-то богов? Достаточно верить, что во вселенной организовано определенное равновесие, и для его поддержания нам надо было встретиться в этом мирке.
Грандиозные перуанцы впечатляюще наяривают. И вообще. Мне здесь всё больше нравится. Вечер мягко наплывает, свечку нам зажгли в стаканчике. Соседи сменились, компания беловолосая — сплошь старички и в костюмчиках белых. Из прежнего заведения — ни одного знакомого лица, но это еще ничего не значит. Сигарой сладкой потянуло.
Я сказал: спасибо за радушие, воспользуюсь твоим ковриком на кухне, но не сегодня. Может завтра, а то меня дядя потеряет, у дядьки родимого столуюсь. Но увидеться очень-очень настаиваю.
Ловкий парень, женщина в гости позвала, а он исхитрился увернуться. Тут существенно лицо сохранить, чтоб взаимное уважение расцвело. А заодно и неловкостей избежать.
Она восприняла адекватно, без разочарования. «Порядочная девушка, — сказал внутренний голос, — не что-то там себе, а искренне приютить пыталась». «С непорядочными не вожусь», — отчеканил я в ответ. «Наповал сразил, — протянул голос, — ты втайне на непорядочных только и надеешься! Самым хитрым образом хочешь использовать служебное положение!» «Это во мне „эго“ и „суперэго“ сражаются, — пояснил я, — но „супер“ побеждает. Хорошая она!» «Смотри, не втюрься», — зевнул голос…
Проводил ее, пошатался по кварталу. Тихий зеленый райончик, рай для пенсионеров. Забрел в кофейню, с видом на ее подъезд, убил время за кружечкой «капучино». Можно было бы подняться в дом напротив, посмотреть в ее окошко. Но на это никто меня не уполномочивал, каждому своя работа. Потом я соскучился и вызвал такси. Ночью, с лупой, штудировал свежие фотоальбомы. (Как я глупо, оказывается, выгляжу в обществе дамы!) Почти сорок кадров, со всех сторон, но ни одно лицо рядом с нами не повторяется. Очень жаль, по-прежнему не за что зацепиться. Затем один из местных ребят принес мне записи послушать. Снова ничего примечательного, всякая тарабарщина, болтовня с подругами, с родичами, оставшимися в России. Но я не специалист в таких вопросах, могу что-то и пропустить. Включил российский канал, заставил себя смотреть криминальную хронику. Наутро зажевал бутерброд, потрусил рысцой до ближайшей будки и пятнадцать кварталов (чтобы форму поддержать) до «нашего» кафе.
Сегодня бродили по Восточному Берлину, я снова позволил Инне командовать, экскурсии для меня проводить. Никому мы не нужны, никто к нам не пристает… Ее мобильник звонил дважды, оба раза кто-то из подруг.
Утром третьего дня проснулся в задумчивости. Инна мне надиктовала лишь номер сотового, я пока, как бы, не знал, где она живет, и одна ли… Разводится, хм… На самом деле, разводиться она и не собиралась. Следовало бы живьем взглянуть на этого мужа, вдруг в нем какая закавыка отыщется. Но не мне указывать Пеликану, что делать. «А тебе что за дело, — тут как тут пробудился внутренний голос. — Какое отношение имеет муж?» «Просто так, размышляю», — нехотя пробурчал я. «Врешь, — вздохнул голос, — ты скучаешь без нее и паникуешь, что на носу отъезд и отчет! Немедленно сделай что-то такое, чтобы не было потом мучительно обидно!»
— Ты меня еще не раздумала позвать на блины с омарами?
— Только ты не пугайся, — говорит, — у меня дома страшный бардак, только вчера переехала.
Что-то не припомню, у кого дома нет страшного бардака. Такое впечатление, что все только вчера переехали.
— Стой! Вот так стой… Подожди. Можешь мне вот эту розу минуту подержать? К себе поверни!
— Ого! Ты еще и фото увлекаешься!… — Камеру вытащила компактную, крутится вокруг цветка. Роза что надо. Огроменный куст, прямо посреди улицы растет…
— Я много чем увлекаюсь. Фотография — это замечательно, но я не смогу ею заниматься профессионально. Слишком тяжелое оборудование. Я один раз попыталась сумку поднять с комплектом и поняла, что это не для меня. Слабая очень.
— Ой, вот этот цветок еще подержи, — заметалась среди клумб. — Хочешь, тебя вместе с ним щелкну?
Я вежливо уклонился. Только этого мне не хватало, физиономию свою засвечивать! А Инне я сказал: плохая, мол, для меня примета. Ссорюсь с теми, кто меня фотографирует. Да и рожа не театральная.
— Эх ты! Сейчас самое время сниматься. Солнце садится.
— А ты по цветочкам спец?
— Я тебе покажу, у меня дома на диске куча цветов, я их больше всего люблю. Смотри, вот здорово! Монк выступает, вон на афише… А ты не знаешь? Это обалденный джазист. Хочешь, пойдем вместе? Тебе наверняка понравится!
Я посоветовался со слегка заплетающимся внутренним голосом, и мы сообща пришли к соглашению: нам понравится всё, что бы она ни предложила. И Монк, и Хендрикс, и Моррисон…
— Про Моррисона не надо, ладно? Лучше при мне не вспоминай, а то я в такие дали улечу…
Ну не надо, так не надо. У каждого есть право на свои скелеты.
— Проходи. Давай на балкон, там у меня столик есть, и вид на улицу классный. Слушай, еды практически никакой… Чай с травками будешь? А чего ты на своего друга, который в Амстере завис, так наезжаешь? Ты сам хоть раз грибы пробовал? Ну так какое ты право имеешь других судить?
Чай принесла. Теснота в доме, не провернуться. Курительница восточная в углу, слабый-слабый аромат — древесный, свежий. Как в предбаннике.
Над кроватью — висящая статуэтка — индеец с перьями. Интернет подключенный ждет. Кресло на колесах, как в космических сагах. Крохотная кухня, кроваво-красное вино в бокале. Внизу, под балконом — деревья в розовых цветах. И тишина.
— Я раньше какой только наркоты не пробовала, всякое было. Но это в прошлом. А за грибами мы сами в Амстер с моим… месяц назад ездили. Классно оторвались. Нет, ты не понимаешь. Дело не в привыкании. Ты можешь на сто процентов объяснить, как функционирует мозг человека? Ага! Так и не спорь. Я под этими грибами чувствую, что мой мозг начинает работать в два, три раза быстрее. Я по-немецки, — ты представь! — я практически свободно, несколько часов, полемизировала. Я же язык не настолько знаю. Потом, это чувство… Как тебе передать… Всё возможно, всё доступно. Я имею в виду — для сознания, для любых фантазий. Откуда ты знаешь, может человеку именно такой катализатор и нужен, чтобы его голова не на десять, а хотя бы на пятьдесят процентов заработала?
