В Токио я встретился с одним из помощников Даллеса — мистером Полом Блюмом. Память у него великолепная, и он подробно, с деталями рассказал о том, как первым начал переговоры с двумя представителями генерала Вольфа — доверенного Гиммлера — в Швейцарии весной сорок пятого года.
И снова мне помогал генерал Бамлер, рассказывая о тех немцах — интеллигентах, которые втягивались в антифашистскую борьбу — не с самого начала, а когда крах гитлеризма стал очевиден каждому здравомыслящему человеку.
Берлинцы показывали мне, где был бар «Мексико» и «Цыганский подвал», — эти хитрые места гестапо, где прослушивались все разговоры посетителей; показывали мне то место, где находился кабачок «Грубый Готлиб», — точность в описании «атрибутов» исторического повествования так же необходима, как выверенность факта и четкость позиции.
С большим трудом мне удалось найти охотничий домик Гиммлера и Гейдриха. Побывал я и в Каринхалле — замке Геринга, разрушенном в дни войны! На лесную дорогу, которая ведет в Каринхалл, выбегали олени и долго смотрели на нас: с тех пор как рейхсмаршал перестал стрелять из лука, животные привыкли к людям, не боятся их и уходят с дороги, лишь если шофер резко им посигналит…
В охотничьем домике Гиммлера — его последнем пристанище перед бегством на север — живет крестьянин. Он не знает, естественно, о том, что где-то здесь, неподалеку, зарыто несколько узников концлагеря, работавших до последнего дня садовниками, — палачи любили наслаждаться ароматом цветов…
Любезная фрау Мантай в киноархиве в Бабельсберге помогла мне познакомиться с уникальными кинодокументами о гитлеровском руководстве, и я просмотрел все выпуски немецкой хроники за последние два года войны.
Много трудностей у меня было с описанием гитлеровцев…
Как дать портрет шефа гестапо Мюллера — человека, именем которого пугали детей, палача и вандала? Как написать блестящего, «интеллигентного» Шелленберга, который в своих кокетливых мемуарах прилагал максимум усилий, чтобы «сохранить лицо» и выставить себя этаким холодным профессионалом… Можно было пойти по пути «ужесточения» этих бандитов, но «ужесточить» их, огрубить значило бы облегчить задачу нашей разведке — с глупым болваном, изрыгающим проклятия, не так уж трудно сладить, а вот с людьми, которые подмяли под себя всю Европу, — с этими куда как сложнее. Я решил попросту сложить нужные мне факты из биографий нацистов. И когда я соединил интересующие меня материалы в некие биографические справки, то получилось, что правда — не подправленная, без всякого тенденциозного переосвещения — и будет «самым верным цветом на верном месте».
Много мне помогал покойный писатель Лев Шейнин, принимавший участие в Нюрнбергском процессе, — его рассказы о Геринге и Гессе отличались точностью, он много раз говорил с Герингом, и тот поведал ему целый ряд историй, ранее никому не известных.
Не могу не поблагодарить Романа Кармена, который в течении восьми месяцев прожил в Нюрнберге, работая над своей картиной «Суд народов».
Порой литература — в ее формальном выражении — оказывается подобной биллиарду. Удар одного шара по крепко сложенной «пирамиде» вызывает непредугадываемые движения по шершавому зеленому сукну стола, освещенного низкой и яркой лампой, словно бы обязывающей к тщательности, логике, точности.
Роман «Бриллианты для диктатуры пролетариата» начался с ленинского тома, где была приведена его записка члену Коллегии ВЧК Глебу Ивановичу Бокию по поводу хищений драгоценностей из Гохрана РСФСР. Драматизм этой записки был сам по себе законченным сюжетом для романа. В архиве Октябрьской революции я познакомился с запыленными папками Гохрана. Потом — поездка в Таллин, работа в библиотеках и архивах, встречи с самыми разными людьми, сбор по крупицам фактов, из которых должна была вырасти правда того времени.
Десять весенних дней сорок первого года, события в Югославии, реакция на эти события в Москве, Берлине, Лондоне и Вашингтоне, позволили мне подойти к серьезнейшей проблеме национализма в системе межгосударственных отношений.
Месяц, проведенный в Югославии с учеными, работа в архивах Белграда и Загреба, две недели, проведенные на маленьком острове Муртер, в доме рыбака Младена Мудрони-Бакарелла, который по утрам угощал меня рыбой, жаренной на оливковом масле, которое он сам давит, пробуя на пальцах, словно нефтяник — первую нефть, позволили мне написать роман «Альтернатива» и, как прямое его продолжение, после работы в институтах и библиотеках Польши и Чехословакии, после громадной помощи украинских ученых — роман «Тридцатое июня».
Можно ли считать, что Максим Исаев-Штирлиц, действующий в этих исторических хрониках, — фигура выдуманная? Ни в коем случае. Образ этого разведчика «списан» с нескольких ныне здравствующих людей, которым хочется принести благодарность за их великолепную, честную и смелую жизнь.
Глава первая
ПИСЬМА ЧИТАТЕЛЕЙ
Счастье литератора — это когда он уверен, что его книги читают. В этом отношении я человек счастливый. О читателе я лишь и думаю, когда пишу, а не о том, как понравиться скорбным литературным снобам.
Юлиан Семенов
По статистике Юлиан Семенов был одним из самых читаемых писателей. Читали его люди самых разных возрастов и профессий: рабочие, ученые, учителя, шахтеры, ветераны войны и, наверное, самые дорогие для любого литератора читатели — школьники. Ведь дети как никто чувствуют фальшь и если писателю удалось завоевать их сердца, значит он по-настоящему искренен. Все они Семенову писали.
Сколько же он получил писем от читателей?! Сотни, тысячи! Сосчитать сложно. Маленький эпистолярный ручеек, взявший начало в конце пятидесятых годов, после выхода первой книги «Дипломатической агент», быстро превратился в бурный, часто захлестываюший поток похвал, благодарностей, дельных замечаний, поэм. Многие письма заканчивались робкой просьбой помочь достать книгу — ведь в те времена дефицитом было все, в том числе и любимые книги. Длинные очереди выстраивались не только за изредка «выбрасываемыми» на прилавок бананами и колбасой, но, к чести россиян, считавшихся самым читающим народом мира, и за книгами хороших писателей.
Отец старался отвечать всем, но чем дальше, тем сложнее это становилось — слишком много писем, слишком мало времени. В восьмидесятые годы ему помогал литературный секретарь Андрей Черкизов, лихо разбиравший корреспонденцию и рассылавший надиктованные ответы.
Часть писем сохранилась в нашем семейном архиве. Они прекрасны своей искренностью и сдержанной мудростью — за ними видятся светящиеся интересом, думающие лица людей, приходивших на читательские встречи.
Быть может, кому-то некоторые строки покажутся наивными, но наивность эта придает их авторам лишь большую привлекательность, ибо свидетельствует об их умении радоваться, удивляться, верить и мечтать, которого нам теперь порой так не хватает.
Когда за фильм «Семнадцать мгновений весны» власти наградили всех, кроме Юлиана Семенова — автора сценария, он выдержал во многом благодаря замечательным письмам. Они стали для него лучшей наградой — наглядным доказательством народного признания.
Как наши ветераны войны со сдержанной гордостью хранили боевые медали и ордена, так отец хранил письма читателей. Вот несколько из них.
* * *
В Союз писателей
Уважаемые писатели!
Пишет Вам Сафронова Любовь Владимировна, 30 лет, заведующая подростковым клубом. Я работаю 7 лет с подростками от 12 до 18 лет. И вот какая у меня возникла проблема. Я проводила анкетирование среди подростков моего клуба. На вопрос «Кто из писателей вам больше всего нравится?» из 120 подростков 114 назвали Юлиана Семенова. Все они смотрели фильмы Ю. Семенова. Вместе мы прочли его публикации в «Огоньке», в «Ниве» и других журналах. Хотели взять его книги в библиотеках города, но, увы, — его нельзя достать. А купить в магазинах невозможно. А как же нам поподробнее познакомиться с его творчеством? Мы бы хотели узнать его адрес.
С уважением, Пенза, ул. Бийская, 15—2.
Подростковый клуб «Искатель».
* * *
Товарищ Семенов!
У меня к Вам очень большая просьба. У меня сын инвалид Армии, приравнен к инвалидам Отечественной войны. Объяснять не буду, Вы человек умный. Уже несколько лет сидит в коляске — поврежден позвоночник. Очень любит Ваши книги.
Живем в маленьком городке, достать их невозможно. Люди мы рабочие. А за Вашими изданиями гоняются, как во время войны за хлебом.
У меня к Вам просьба очень большая. Хотя бы посоветуйте, где подписаться на Ваши издания, может быть Вы нам чем-нибудь поможете. Мы купим везде, если даже придется за ними поехать.
