– Но, доктор, что я скажу девочке?
– Извините, дорогая, – дело это, как говорится, семейное, но лучше всего – доверьте это деликатное дело внучке: думаю, у неё получится.
– Может, вы и правы, – скрепя сердце, согласилась бабушка и повесила трубку.
Внучка в это время пыталась делать уроки, но время от времени глаза её застилали слёзы и строчки в учебнике сливались в сплошное белёсое пятно: она не знала, что в эти минуты сердобольная бабушка пытается ей помочь.
Женщина приоткрыла дверь в комнату девочки и, увидев её заплаканное личико, горестно сложила руки на груди:
– Всё, деточка, я придумала: сегодня же эту дурацкую куклу выброшу в мусоропровод. Что скажешь?
– Что ты, бабуля! Масяня сразу же нас возненавидит или вообще выбросится из окна. Нет, так нельзя!
– Девочка моя, ну поговори с ним! Вы же так хорошо дружили! Выбери подходящий момент и…
– Я постараюсь, бабушка, – утирая слёзы, пообещала Женя и задумалась.
Она, как взрослая, всерьёз готовилась к предстоящей «тет-а-тет» беседе со своим другом, подыскивала нужные слова. Вечером Масяня, так и не притронувшийся к еде, уныло сидел в своём уголке за шкафом и немигающими глазами, в которых уже не светился, как прежде, огонёк надежды на взаимность, смотрел на предмет своего обожания и жалобно, тоскливо скулил. Именно скулил – иначе не назвать исполненные отчаянья жалобные звуки, напоминавшие давние одинокие дни в тёмной подворотне.
И вот как раз в этот самый миг, когда Масяня своим кошачьим умом понял, наконец, что его Большая Любовь, его Принцесса, которой он отдал столько душевных сил, ради которой чуть было не растоптал давнюю и верную дружбу с девочкой Женей, оказалась всего лишь бездушной куклой, не способной на настоящие чувства, и что это он, кот, который был, пусть и недолго, – Царём Зверей, оказался игрушкой в руках этой жестокосердной барышни с насквозь фальшивыми— и внешностью, и душой, – к нему неслышно подошла девочка Женя.
На своей спине Масяня ощутил вдруг лёгкие, ласковые прикосновения нежных девичьих ладошек, и когда её пальчики почесали его за ушком, когда прозвучали полузабытые, услышанные им в раннем сиротском детстве слова:
– Миленький мой, масенький! – то чуть было по-человечески не разрыдался: так ему именно сейчас нужны были эти добрые, идущие от самого сердца, слова его славной подружки.
Но он не разрыдался, а просто потёрся бочком о девичьи ноги и весь вечер уже не отходил от Жени.
Спал в эту ночь Масяня, как и прежде, на кровати девочки. И она впервые за последние недели заснула спокойным детским сном и всхлипнула только один раз, когда ей приснился маленький больной котёнок в углу ветеринарной лечебницы.
А проснувшаяся, как всегда, ранее других домочадцев, бабушка, вышедшая на балкон, увидела внизу, на траве, – на том месте, где раньше собирались на свои посиделки дворовые кошки, – куклу.
Она лежала лицом вверх – холодная Принцесса, разбившее сердце последнего из котов-романтиков и глаза её уже ничего не выражали.
А девочка ещё больше зауважала Масяню: он сам, решивший расстаться со своей барышней, этой бездушной особой, выбросил её из окна, таким образом разрубив, наконец, «гордиев узел», и расставив все точки над «и».
Теперь на старости лет Масяне будет, о чём вспомнить с тихой грустью: он, хоть и недолго, а всё же был Царём Зверей, и в его жизни была, пусть и безответная, но такая Большая, Любовь!
А давай стариться вместе!
Поздний вечер. В доме тихо и пусто… Хотя, не совсем пусто: кот Васисуалий, а по-простому – Васька – сладко дремлет на моей постели, которую искренне считает своей. Да и не совсем тихо – в открытую форточку доносится шорох опадающих с крыши капель – остатков первого весеннего дождя. Свежее ночное дыханье, едва слышимые звуки давно позабытой песни со стороны соседского дома настроили меня на минорный лад.
Глеб, первая и незабвенная моя любовь… Где ты, с кем ты? Столько лет прошло, сколько зим! Но почему-то каждую весну с каким-то необъяснимым чувством я ожидаю весточку от Глеба – звонка ли, письмеца ли, хотя никаких оснований для этого никогда у меня и не было. Я, и только я одна была виновницей нашего разрыва! Я оборвала последнюю ниточку, связывающую нас когда-то!
Ах, да что толку теперь в этом самоедстве? За плечами – два брака, оба – по любви. Да только не я любила, это мужья мои – Валера и Алеша любили меня всем сердцем, а я, опустошенная изнутри, не смогла сделать их счастливыми! Нет, я была хозяйственной и заботливой, верной и благодарной, но…
Даже детишек не смогла подарить своим мужчинам: видно, не очень-то и хотела! Теперь вот пожинаю плоды горького одиночества… А все эта моя дурацкая гордыня, присущая множеству юношей и девушек в период их ранней, всепоглощающей любви! Не спится… Завтра, – нет, уже сегодня – наступило 1-е мая, день нашего с Глебом знакомства. Как же это было давно: тысячу лет тому назад!
Тогда, прекрасным солнечным утром вышагивая в ряду демонстрантов вдоль нарядных трибун, я оступилась, но чьи-то сильные руки мгновенно подхватили меня и не позволили упасть.
Эти руки, как оказалось, принадлежали ему, Глебу, который стал на все последующие годы и судьбой моей, и незаживающей раной.
Лицо мое отчего-то повлажнело: слезы это или просто капли дождя, залетевшие в открытую форточку с порывом ветра? Ах, если бы, если бы знать… И зачем я, глупая, безоглядно поверила соседкой девчонке Зойке, которая якобы была свидетельницей любовного свидания Глеба с прелестной незнакомкой?
Это уже потом, много позже, узнала я о явном интересе Зойки к моему другу. Что ж, каждый выбирает свой собственный путь к намеченной цели. И она добилась задуманного исхода: мы расстались, даже не успев испытать желанной близости!
Замуж я вышла от отчаянья: первый муж стал и первым моим мужчиной! Лишь иногда позволяла я себе заглянуть в то далекое, такое светлое и радостное прошлое, когда ранним весенним или летним утром, вдруг, ниоткуда появлялись на подоконнике нежные ландыши или ветки пахучей сирени, когда в маленьких самодельных конвертиках подбрасывались совсем еще неумелые, почти детские, стихи.
Я пыталась вспомнить хотя бы одно из них, но, измученная воспоминаниями, незаметно для себя, уснула.
Утром, хорошо знающий свои права кот Васька, он же – Васисуалий, громким мяуканьем заявил о том, что последние крошки корма давно съедены и что пора бы пополнить его дневной рацион.
Едва приоткрыв заспанные глаза с немного припухшими веками, я с удивлением обнаружила себя в моем любимом кресле, в котором, как оказалось, я провела всю ночь. Но что более всего меня удивило, нет – поразило, нет – потрясло – это свешивающаяся из форточного проема большая охапка лиловой персидской сирени и скромный букетик нежнейших лесных ландышей, которые источали такой восхитительный аромат, что голова моя буквально пошла кругом. Я забыла про Ваську и про свои обязанности его хозяйки.
Погрузив лицо в этот роскошный букет, я дышала – и не могла надышаться этими потрясающими ароматами весны – нет, не весны: так пахнет настоящая любовь, не угасшая за долгие годы разлуки. Кинулась к двери: во дворе – пусто, а на подоконнике – выпавший из букета маленький самодельный конвертик. – «Как тогда!» – мелькнуло в голове. А в конвертике всего две строчки:
«Родная, помню тебя и люблю! А, знаешь, давай стариться вместе!» И – номер телефона.
Я в совершенно обалдевшем состоянии схватила букет и закружилась с ним по комнате. Смеясь и плача от счастья, я выкрикивала все те слова любви и нежности, которые столько долгих лет хранились в самых потаенных уголках моей души и которые, как из-под замка, помимо моей воли вырывались на свободу: милый, любимый, родной, самый лучший, самый красивый, и, как апофеоз: ЕДИНСТВЕННЫЙ!
Васисуалий, как всякий умный и интеллигентный кот, разбирающийся в настоящих чувствах, не проронил ни единого «мяу», ни звуком не омрачил это мое удивительное состояние окрыленности любовью.
О, Боже, мне всего-то 35 лет! Как и Глебу. Вся жизнь – впереди, и до старости – как до Луны! И каких замечательных деток подарю я своему любимому – мальчика и девочку! Ох, и заживем же мы!
Я не успела до-мечтать и до-планировать светлое будущее своей, еще не существующей, семьи, как раздался телефонный звонок, и знакомый до боли голос произнес:
– Ну что, давай стариться вместе?
И я непослушными от волнения губами, тихо ответила:
– Давай!
На острие пера
1
Событие, которое память во всех подробностях хранит до сих пор, произошло в бытность мою студенткой одного из ростовских ВУЗов. И было мне от роду 20 лет. Осенью, в пору паутинно-оранжевого бабьего лета, улучив небольшой перерыв в занятиях, я поехала в город Нальчик, в гости к добрым знакомым нашей семьи, которые за долгие годы общения стали практически родными.
