«Общественная жизнь» послевоенной детворы проходила во дворе, за исключением времени посещения детского садика. А надо отметить, что огромное пространство, занимаемое разноэтажными домами, образующее замкнутый контур под названием «Двор Парамоновых», негласно делилось на две части: первая (центральная) – так называемая «площадка» – место встреч и игрищ малолетних обитателей двора, а также – место обсуждения насущных коммунальных проблем – для взрослых (эта часть двора имела выход на улицу Красноармейскую), и вторая – «тот двор» – так называлась часть двора Парамоновых, которая своими железными воротами и аркой сообщалась с улицей М. Горького (ранее – Сенной).
Уходя играть во двор, дети всегда говорили родителям, где они будут находиться и где их можно будет найти: «Папа, я на площадку» или «Мама, я буду на том дворе». Так было заведено и в урочный час в разных концах двора раздавалось разноголосое: «Миша, домой! Пора обедать!» или «Марина, ну сколько раз тебя звать?!» и двор на какое-то время пустел. Но так бывало ближе к вечеру, когда родители возвращались с работы. В остальное же время дети, живущие без бабушек, были предоставлены самим себе. Правда, старшим братьям и сёстрам поручалось «пасти» малышей, но чаще всего это родительское наставление игнорировалось старшими – у них ведь уже была своя, «взрослая» жизнь, и младшие в эту жизнь не вписывались.
В том далёком детстве Людочки и её подружек ещё существовали «кинопередвижки» и когда в их огромном дворе наступал «День Кино», из всех домов высыпали люди с табуретками в руках, чинно рассаживались; на стене разворачивался большой экран и, под звуки шлепков ветками или ладошками по открытым частям тел (бьющих и отпугивающих комаров), зрители заворожённо взирали на чужие страсти, сопереживая героям, влюбляясь в них. Эти сеансы были настоящим событием. Они объединяли жильцов двора – ведь телевизоров тогда не было и в помине! И после совместных переживаний и всхлипываний даже самые непримиримые соседи почему-то мирились. Плёнка в этих допотопных киноаппаратах частенько рвалась и тогда зрители дружно кричали: «Са-пож-ни-ки!»
А наутро всё место действия оказывалось устланным шелухой от семечек – любимого, а главное, доступного, лакомства ростовчан. Без них трудно представить мой родной город, да и моё детство тоже. Семечки – «цыганочка», «пуховочка» – продавались чуть ли не на каждом углу. Особенно хороши были семечки у бабушки (думается, я сейчас старше её, тогдашней), которую детвора, с лёгкой руки Людиного брата, за глаза называли «Бабушка постучи в окошко». То есть, если она не сидела на своём крылечке, постоянным «клиентам» разрешалось тихонько постучать в окошко, приставить к стеклу свою, тотчас узнаваемую мордашку, и терпеливо дожидаться, когда откроется дверь и добрая бабушка передаст из рук в руки заветный кулёчек, умело скрученный из куска газеты, с ароматными горячими семечками, что называется «с пылу – с жару». Бывало, по своей душевной щедрости, она без денежки, «за так», насыпала их в тёплую маленькую ладошку: наверно, она умела читать по глазам затаённые детские желания?!
Всё тёплое время года послевоенной детворы проходило вне дома. Стоило одному кому-нибудь вытащить из дому на площадку огурец (чаще всего немытый), как один за другим вся остальная ребятня так же смачно хрумкала своими, срочно взятыми из дома, такими же немытыми огурцами. То же самое было и с краюхами ароматного, с хрустящей корочкой «подового» хлеба! Кстати, воспоминания об этом вкуснейшем лакомстве детства ставшие взрослыми дети пронесли через всю жизнь! Правда, бывали и времена, когда за этим самым хлебом детям приходилось выстаивать длиннющие очереди, не идущие, впрочем, ни в какое сравнение с многочасовым очередями за сахаром-рафинадом. Отпускали этот сахар в синей бумажной упаковке, перетянутой тонкой бечёвкой, по две пачки «в одни руки», а очередь эту приходилось занимать на рассвете… Мамы сглатывали комок в горле, когда им приходилось ранним зимним утром поднимать из тёплых постелей своих малолетних «кормильцев».
Жизнь двора никак нельзя было назвать однообразной: кроме посторонних людей, сокращающих свой ежедневный маршрут (двор-то – проходной), туда заезжали грузовики – кому уголь привезти, кому – дрова; опять же, мусор дворовый вывозили. А иногда детворе удавалось прокатиться на телеге, запряжённой трудягой-лошадкой. Возчики не прогоняли малышей: они, мудрые, всё понимали… Иногда во дворе звучали самые неожиданные моно- и диалоги. Например, одна бабушка с балкона трёхэтажного дома кричала внуку: «Юрик, иди с ранцем в школу!«Другая поощряла любимую собачку к исполнению священного ритуала: «Джуля, пи-пи!». Стоило этой бабуле выйти из дома даже без собаки, как тотчас же раздавалось дружное детское: «Джуля, пи-пи!». Так потом и называли бабулю многие годы.
Самыми же известными и популярными персонами «при дворе» были дворничиха тётя Маруся по фамилии Бригадир (ах, какими приятными, освежающе-прохладными были струи из её поливального шланга в знойные летние дни!), управдом по фамилии Гурари и замечательная, всегда приветливая и улыбчивая почтальонша тётя Галя.
В детской памяти остались яркие «сольные выступления» уличных умельцев, которые хорошо отрепетированными голосами кричали, входя во двор: один – «А вот ножи-ножницы точим!»; другой – «Им-малированную посуду запаиваю! В кастрюли, в чайники, в вёдра Дны вставляю!».
После печального для советского народа события – смерти Вождя и Тирана И. В. Сталина – была объявлена амнистия, благодаря которой вышли на свободу тысячи криминальных элементов и город наводнили слухи один страшнее другого: грабежи, разбои, убийства следовали одни за другими. А по соседству, в другом дворе, жил один из бандитских «авторитетов» по прозвищу «Макура» и старшие ребята пугали малышей: мол, будете мешаться тут, позовём Макуру.
Но это были будни. Зато Праздники Детства были настоящими, великими праздниками для героинь этой маленькой повести, так же, впрочем, как и для большинства детишек того времени. Один из канувших в Лету праздников – День «всенародных выборов» в Верховный совет СССР. Празднично одетые люди семьями дружно шли к избирательным урнам, чтобы «отдать свои голоса за самых достойных представителей советского народа». Гремели духовые оркестры, на избирательных участках работали богатые продуктами дешёвые буфеты. Там же были организованы детские комнаты – с играми, игрушками, с добрыми воспитательницами: всё делалось для обеспечения стопроцентной явки избирателей. Конечно, многие понимали в те годы, что народ зомбирован, оболванен, но даже на супружеском ложе, ночью, шёпотом, боялись делиться крамольными мыслями с близким человеком!
День 7-го Ноября, то есть день очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической Революции и День международной солидарности трудящихся 1-е Мая всегда отмечались всенародными шествиями – демонстрациями трудящихся по улицам города в направлении Театральной площади – там, с балкона разрушенного войной драмтеатра, выступали с пламенными приветственными речами местные партийные деятели. Детвора, нарядная и счастливая, сидя на широких отцовских плечах, с упоением слизывала вкуснейшее сливочное мороженое с вафельных стаканчиков, не выпуская из цепких ручонок нитку с расчудесными разноцветными шариками. Нарядные люди с флагами и транспарантами шагали по Красноармейской, играли духовые оркестры, заядлые гармонисты наяривали народные мелодии, люди искренне веселились, пели, плясали.
Однажды Людочке сильно повезло: во время очередного праздничного шествия один старшеклассник (когда девочка ещё мечтала о школе), подарил ей (о, счастье!) этакий, обшитый марлей, круг с красной цифрой «5», насаженный на длинную палку, – это, видимо, означало, что советские, то бишь, ростовские школьники обещают Родине и Коммунистической партии учиться только на «отлично»! Люда очень гордилась этим подарком.
Самым же любимым праздником детворы всех времён был и остаётся Новый год – с настоящими лесными красавицами в каждом доме, с ароматами хвои и мандаринов (по одной мандаринке было в каждом детском подарке)! А подарки сыпались отовсюду: с маминой работы, с папиной работы, из детского сада, с городских ёлок, проводимых во всех Домах культуры и клубах. У каждого ребёнка были на эти новогодние утренники свои, красочно оформленные, пригласительные билеты.
И всё же самым главным, самым светлым праздником поистине «со слезами на глазах» был праздник Победы! Тогда он ещё не был объявлен выходным днём, но война закончилась всего несколько лет назад: много людей, искалеченных ею, жили где-то рядом и передвигались – кто на костылях, кто на низеньких тележках; ещё стояли в Ростове, как памятники войны, обугленные остовы старинных особняков, городского театра, административных зданий; ещё ждали матери и жёны своих пропавших без вести сыновей, мужей… Людочкина мама в этот день непременно накрывала нарядной белой скатертью старинный обеденный стол, на который торжественно выставлялась «фирменная» мамина выпечка: плюшки, пирог с повидлом и, конечно же, румяный «хворост».
