Уже один мой внешний вид произвёл на домочадцев такое впечатление, что мне пришлось «расколоться» и, размазывая слёзы по лицу, рассказать в подробностях о том, что случилось в это, так прекрасно начавшееся, утро бабьего лета. Но, кроме сочувствия родных, мне нужна была их помощь: ведь в тот же вечер, часом раньше назначенного «падишахом» свидания, мне предстояло явиться на городской переговорный пункт для разговора с братом, который он заказал из Ростова. А пункт этот располагался аккурат напротив той остановки, куда я должна была прибыть на встречу со своим мучителем.
Короче, на домашнем совете с участием квартирантов было решено, что на переговоры я отправлюсь в сопровождении четырёх «телохранителей» – трёх квартирантов и дяди Серёжи. Особенно взволновался Ахмет – он не отходил от меня ни на шаг, утешал и убеждал, что не даст меня в обиду: этот юноша, небольшого росточка и довольно хрупкого телосложения, был настроен весьма решительно – по-моему, не совсем верно представляя реально исходящую угрозу со стороны моего преследователя.
Надев для маскировки тётину «огородную» широкополую шляпу, полностью скрывавшую причёску и пол-лица в придачу, её же юбку до пола и огромные чёрные очки, я стала неузнаваемой не только для окружающих, но и для себя, (что естественно – после коротенькой утром юбчонки и копны роскошных каштановых волос). Впятером мы отправились «на дело».
Всю дорогу от автобуса до переговорного пункта я шла, глядя себе под ноги, не смея поднять глаз, и до смерти боясь увидеть бывшего зэка, и только умоляла Господа не допустить роковой встречи. Но всё прошло благополучно: разговор с Ростовом предоставили сразу, без задержки. Брат, сразу оценив серьёзность ситуации, попросил моих «телохранителей» завтра же, за любые деньги, посадить меня на поезд и отправить восвояси, что они благополучно и выполнили.
Перед расставанием Ахмет пытался что-то нашептать мне на ушко, но я не в состоянии была воспринимать его напутствия. Я вообще ничего не видела и не слышала от непосильного напряжения. Бледная от страха и волнения, я всю дорогу до родного города находилась в таком нервном возбуждении, что у меня тряслись руки; к еде я так и не притронулась: всё время казалось, что неожиданно в вагон может ворваться Руслан – почему-то с финским ножиком в зубах.
По прибытии поезда на ростовский вокзал я, в изнеможении, буквально выпала из вагона на руки брата и накопившееся нервное напряжение выплеснулось на него потоком горячих слёз облегчения от того, что всё самое страшное – позади, что я – дома. Правда, кошмарное видение преследовало меня ещё много ночей после пережитого.
Квартирант Ахмет, этот чистый и романтичный юноша, ещё долго писал мне письма на ломаном русском языке, – с год, наверное, но так и не получив от меня согласия на брак с ним, постепенно остыл. На память от него остался изящный маленький кошелёк с его крохотной, сделанной для комсомольского билета, фотокарточкой, подписанной коротко и выразительно: «Люби меня, как я тебя. Твой друг Ахмет».
2
Это случилось в ту пору, когда всё, что производилось в Ростове предприятиями пищевой промышленности, непременно отсылалось в столицу для достойного пропитания ее жителей. На прилавках же наших магазинов красовались лишь неизменные пачки соли, банки с жёлтыми пересоленными огурцами, да страшное китовое мясо, которое народ так и не смог освоить, а тем более – полюбить.
Сыну моему было в то время лет десять и его растущий организм, естественно, нуждался в нормальной пище – с белками да с витаминами. И каждый день я решала свой трудный вопрос: «Чем его, этот организм, накормить?»
К тому времени я уже благополучно разошлась со своим супругом и поэтому отвечать на этот вопрос, кроме меня, было некому. Рабочим кое-что из продуктов ещё перепадало, номенклатурные работники тоже не бедствовали, а таким, как я, «работникам умственного труда» не спалось ночами. Вот и придумали эти умные головы так называемые «экскурсии», а по сути – «набеги» в ближайшие, более благополучные, города соседней Украины.
Итак, субботним утром сразу несколько не самых комфортабельных автобусов часа четыре по не самым лучшим дорогам России и, по несколько более укатанным – украинским, везли охочий до покупок люд на «экскурсию». Отсидев все части тела, которые только можно отсидеть, страждущий «десант» вываливался из автобусов и словно муравьи, расползался по улицам Донецка.
Кто-то, не сильно нуждающийся в продуктах, летел в универмаг; кто-то, предпочитая маленькие галантерейные магазины, отоваривался в них болгарскими дешёвыми шампунями, пахучим туалетным мылом, махровыми полотенцами, детской одежонкой; кто-то бежал в кондитерский за конфетами «к празднику».
У меня же был свой маршрут: на автобусе или на такси (тогда это было вполне доступно) я мчалась в далёкий от центральных улиц огромный кулинарный магазин, где отоваривалась «по полной программе». Я «хапала» всё: колбасу «московский хлебец», которою местный народец брезговал, а москвичи о существовании оной даже не подозревали, и так называемую – «чайную»; а если совсем уж повезёт, – то и «докторскую». Не было колбасы – брала «зельц». Сама я его в рот не брала, но ребёнок почему-то его любил (видимо, за неимением лучшего!).
А уже после отдела колбас я бежала в отдел полуфабрикатов: там маленьких котлеток по 8 копеек я набирала штук 30, а для себя – запечённого карпа. Счастливая, увешанная сумками, я по дороге к автостанции умудрялась пробежать по уже частично опустошённым коллегами промтоварным магазинам, чтобы накупить подарки близким на предстоящие у них дни рождения, т.к. в Ростове ничего приличного тоже нельзя было купить. Что поделать, коли пришлось жить в эпоху тотального дефицита?
Казалось, только на ушах не висели сумки, когда безумно уставшая, но по-матерински счастливая, возвращалась я в свой автобус с жёсткими не в меру сиденьями. Что творилось в ближайший после его отправления час!
Возбуждённые беготнёй по магазинам и удачными (так им казалось!) покупками, женщины пускали по всему автобусу обновы для всеобщего обозрения: кто-то восхищался, кто-то расстраивался по поводу не-встречи с таким замечательной вещицей, кто-то сразу засыпал, сражённый усталостью от стояния в очередях и перетаскивания тяжеленных сумок. А кое-кто, жадно отрывая зубами куски колбасы и отламывая грязными руками ломти вкусно пахнущего украинского хлебушка, запихивал в голодные рты долгожданные «деликатесы».
О том, как потом, обременённые поклажей, женщины добирались до дома – можно писать отдельный рассказ. Лично я, уже не в силах забраться в переполненный троллейбус, брала такси с доплатой водителю «за доставку» на 3-й этаж, после чего, «порастыкав» по полкам холодильника приобретённое с таким трудом добро и едва усев принять душ, сваливалась замертво на диван.
Растягивая, по возможности надолго, привезённые продукты, я жила относительно спокойно в некоем благостном состоянии: сын накормлен, учится прилично, спортом занимается – значит, всё хорошо.
Однажды, когда из драгоценных припасов оставался только кусок колбасы граммов на 400, я, придя с работы домой, обнаружила дома голодного зарёванного сына в порванной рубашке. Почувствовав неладное, стала расспрашивать ребёнка, что же такое произошло с ним в моё отсутствие. После долгих уговоров мальчик, явно не желавший возвращаться к неприятному эпизоду, всё-таки, волнуясь и путаясь в словах, рассказал о том, что, ожидая моего возвращения, он, не посмотрев в «глазок», открыл дверь Виктору – соседу, который никогда дотоле не бывал у нас в квартире и общение с которым осуществлялось только на уровне: «здрассьте-здрассьте».
Парень этот происходил из явно неблагополучной семьи: папа – прочерк, мама – алкоголичка. Я ещё застала её, обитательницу полуподвальной квартирки в задрипанной «хрущёвке», где двумя этажами выше проживала и я со своим сыном.
Мамаша Виктора – Маруся – женщина со следами былой красоты, вечно опухшая внешне и душевно опустошённая изнутри, улыбалась при встрече почти беззубой улыбкой и, шаркая ногами, медленно «уползала» в свою «норку». Так она выглядела в свои неполные 40 лет, а вскоре и умерла от неизлечимого недуга. Мальчик-подросток, сын, очень любивший свою непутёвую мать, сильно горевал поначалу, но потихоньку и сам пристрастился к выпивке.
В его квартире стали собираться подозрительные личности, из-за которых соседи чувствовали себя очень неспокойно. А потом стало известно, что Виктор неравнодушен и к наркотикам. И вот я узнала, что именно этот молодой человек решил навестить нашу квартиру в поисках закуски для себя и своих «друзей».
