— Лёшка, ты долго будешь так сидеть? — возмутилась жена.
— Я сейчас, Натача… Уже встаю!
— Что-о-о? Как ты меня назвал?
— Извини, Наташенька. Я спросонок, — и я чмокнул супругу в губки.
Мы скромно позавтракали пустой пшённой кашей с омлетом, жареном на воде с мукой, собрали сумки и потопали на остановку.
Всё было, как и множество раз до этого. Долгое ожидание автобуса, толкучка в салоне, чувство чужого локтя под ребром и чужой сумки под ногами. Люди ругались между собой, изредка кричали водителю: "осторожнее, не дрова везёшь!", со скандалами вылезали на остановках, порой оставляя в салоне пуговицы, и "садились", что означало — втиснуться в скрипящую от навалившихся изнутри тел дверь. Затем были длинные очереди за продуктами (надо сказать, что они стали меньше, чем пять лет назад) и быстро пустеющий кошелёк, сумка уже изрядно потяжелела и набитый людьми автобус мнился мне как желанная цель по дороге домой.
Вот очередная очередь. На этот раз за сахаром. Наташа взяла из кошелька десятку и побежала покупать яйца. Ей нужны были только домашние, "ферменные" не годились для её "писанок". Нужна плотная скорлупа, белая и без синей печати.
Сахар продавали прямо с машины два мужичка средних лет. Работали споро, и я радовался, что скоро моё мучение закончится. Иногда в очередь внедрялись посторонние люди, уверяя остальных, что только хотят посмотреть на продукт. Некоторые, действительно, быстро уходили, но были такие, кто пытался вне очереди купить. Но бдительные покупатели с криками изгоняли нахалов. Вдруг, в очередь внедрилась здоровенная женщина с командным голосом. Она затребовала у продавцов документы на сахар и право его продавать. Один из торгующих вздохнул и кивнул в сторону кабины:
— Идёмте, я всё покажу…
И тут женщина откуда-то из толпы выдернула молоденького и худенького сержанта милиции и за руку повела за собой. Через минут пять она вернулась и, раздвигая могучей грудью людей, как ледокол, расчищала дорогу сержанту, который бережно нёс в руках пакет с парой кил сахара. Мне пришло в голову сравнение — так кошка учит котёнка ловить мышей. Народ понимающе заулыбался. Интересно, когда "котёнок" научится "ловить мышей", как будут они улыбаться?
Время тянулось медленно, очередь — тоже. В голове у меня вертелись разные мысли, в том числе — что подарить Наташе на её день рождения. Мысли почему-то стали приобретать стихотворную форму:
Что жене подарить в день рождения, Когда цены на рынке кусаются? Две морковки с хвостами зелёными над зарплатой моей насмехаются. Если б был я поэтом Робертом, Я бы рифму взял поувесистей, Чтоб клубничка была пораскидистей, Чтобы клюква была поразвесистей…
К этому времени подошла моя очередь, и я прекратил свои стихотворные экзерсисы. Я загрузил сахар в сумку и понял, что больше не потяну. На моё счастье, Наташа уже не могла ничего купить, так как кончились деньги. Потом была кажущаяся бесконечной дорога к автобусу.
Лёгкая куртка была мокрой изнутри, кепка — тоже, но я не рискнул её снять, весна — обманчивое время года. Разница в двадцать градусов между утренней и вечерней температурой — обычное явление. Наташа останавливалась пару раз, хоть основная часть груза была у меня, и разминала уставшие пальцы.
— Ну, зачем ты столько набрала? — ворчал я. — Купили бы в другой раз…
Она смотрела на меня, как напуганный зверёк, и ничего не говорила.
Нам повезло, и автобус был не слишком полный. Мне даже удалось жену устроить на сидении и поставить сумки рядом. Пока мы тряслись по раздолбанной дороге, вдыхая воздух, разбавленный выхлопными газами, я вспоминал свой сон.
Сейчас он не казался уже таким реальным. Это же надо!.. Гарем!.. Я свою жену с трудом нашёл. А когда назначал первое свидание, чуть в обморок не падал, коленки тряслись и давление зашкаливало. Мне вдруг припомнились подробности знакомства Али со своими жёнами. Как, всё-таки, это получается? Я же могу вспомнить это, будто всё происходило со мной! Хотя, нет… не всё… вспоминается не всё… Интересно, что мне приснится следующей ночью? Я вдруг почувствовал нетерпение. Мне хотелось, чтобы скорее наступила ночь. Но до ночи была ещё уйма времени.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я весь остаток дня возился с испорченным насосом. Наташа нервничала, потому что не могла постирать. А я нервничал, потому что наша гадкая вода вызвала оседание солей в насосе и коррозию его корпуса. На новый насос денег уже нет. Да и что толку. Это уже пятый насос. Год-два, и опять надо покупать новый. А этот был из дорогих — центробежный.
Я выковыривал из чёрного осадка крыльчатки и секции спрямляющего аппарата и ругался — в корпусе появились две крохотные дырочки. Но гораздо хуже было то, что двигатель прикипел к внешней оболочке, а зазор, в котором должна течь вода, почти зарос отложениями.
Начало темнеть. Вот и ночь, а воды нет, насос "не пашет". Чистое, без единого облачка небо с запада было окрашено в чуть розовый цвет. Похоже, ночью будет заморозок.
Выглянула Наташа.
— Ну, как дела, мастер-ломастер?
— Полные дрова, — махнул я рукой. — Летальный исход…
— Тогда хоть из уличной колонки принеси пару вёдер. — Она вздохнула, понимая, что нового насоса ждать придётся долго.
Я кивнул, понимая, что парой вёдер обойтись не удастся. В голове вертелась глупая мысль, что можно было бы сделать из поломанного насоса. Я внёс его на веранду и свалил на верстак в углу. Завтра, слава Богу, воскресенье. Можно будет продолжить эксперименты.
— Не переживай так, — сказала за ужином Наташа. — У тебя всё получится.
Мы помолчали.
— Как у вас дела с заказом? — спросила жена.
— Так себе… — буркнул я в ответ. — Работы навалом, а денег — шиш.
— Ты мне поможешь сегодня? — она с надеждой посмотрела на меня. — Виктор приехал из Германии, говорит, что сможет взять ещё с сотню яиц.
— Угу… — с неохотой ответил я, попивая на скорую руку сделанный из разболтанного варенья компот.
Что делать, весна. На носу Пасха. Жена расписывает пасхальные яйца и уже не первый год этот "немец" Виктор помогает нам существенно поправить семейный бюджет.
Мы сидели до начала третьего ночи. Наташа расписывала яйца парафином, нагревая в пламени свечи специальный "писачок", а я окунал их в анилиновую краску, промакивал пятнистой тряпкой, уже похожей на камуфляж. Жена опять рисовала новый узор, я окунал яйцо в другую краску… Так, постепенно на белой скорлупе появлялся сложный многоцветный орнамент. Сперва жёлтые цвета, потом — красные, голубые, зелёные, коричневые…
Утром, едва промыв слипающиеся глаза, я заострённым круглым надфилем проделывал в скорлупе аккуратные отверстия и выдувал содержимое яиц в гранёный стакан. Яиц была огромная куча. Часть яичной массы получалась окрашенной в разные цвета из-за незаметных трещинок в скорлупе, и я с сожалением выливал их в раковину. К счастью, большая часть была нормальной, и я сливал всё в баночки, чтобы в один из дней сделать омлет на завтрак, обед или ужин. Вдруг я вспомнил! Мне в эту ночь ничего не приснилось!
— О-о-о! — разочарованно завыл я.
— Ты чего? — спросила жена.
— Да так… — я чуть помедлил с ответом. — Вчера мне приснился чудесный сон, а сегодня, увы, нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ну, ты нахал! — хохотнула Наташа. — Хочешь приятный сон по заказу. И кто была она?
— Это была не она, а они, — поправил я.
— Ах ты, мерзкий развратник! Ты у меня под боком занимаешься групповым сексом?
— Да нет! Это было нечто другое, — я вдруг испытал колебания. — Понимаешь… Это был такой странный сон… Но, почти как наяву. Я был как будто другим человеком. Я почти всё знал про него, про его женщин…
