— Ты во сне был бабником? — Наташа укладывала пустые скорлупки на широкую сковороду и ставила их в горячую духовку для закрепления рисунка.
— Нет… — я прервал свою речь, вдувая воздух в следующую скорлупку. — Я, то есть он, — мусульманин, у него большой гарем.
— Да-а-а! Твои предки дают о себе знать… И как ты чувствовал себя в роли султана?
— Это был не султан… Космический торговец…
— Ух, ты! Это что-то новенькое. Ты не собираешься, случайно, обзавестись ещё одной женой на стороне?
Я хмыкнул:
— Куда уж мне… на одну зарплату. Да и ту платят не вовремя.
— То-то же, — назидательным тоном сказала жена.
Несколько минут мы молчали. Нагретые яйца протирались тряпочкой, которая впитывала излишек парафина и, заодно, растирала его по краске, делая рисунок водостойким. Пока мы протираем одну партию, в духовке греется другая.
Вдруг Наташа спросила:
— А почему ты говоришь о себе во сне в третьем лице?
— Не знаю… Это был, как будто, я, но, в то же время, не я. Во сне я был им, а сейчас я себя им не чувствую.
— Ага! Так ты ещё хочешь уйти от ответственности? — пошутила жена. — И у тебя было много детей?
Я смолчал, и мы опять работали несколько минут в тишине.
Яйцо одно, яйцо второе, яйцо третье… Красивые, глянцевые, яркие. Воздушно-лёгкие и стеклянно-хрупкие. Вот, наконец, последняя партия.
Наташа опять нарушила молчание.
— Ты имел секс со всем гаремом?
Её, похоже, мой сон нисколько не смущал. Мало ли что снится мужчине.
— Нет. Я вообще не имел с ними секса. Я успел пообщаться всего с… тремя… Да, правильно, с тремя.
— Они были хороши в постели? — игриво поинтересовалась Ната.
— Да не был я с ними в постели! Я выяснял сведения о планете, к которой мы прилетели.
— И всё? — она была явно разочарована. — Ты во сне с женщинами решал такие вопросы? Ну, ты нормальный?
Я почувствовал, что теряю душевное равновесие.
— Я же тебе говорю, что у меня было ощущение невероятной реальности того, что там происходило. Там я не помнил тебя и себя этого. Это вообще был как бы не я. И меня там беспокоили совсем другие проблемы.
— Угу… Проблемы межпланетной торговли. — Она прыснула от смеха, точь-в-точь как старшая жена этого Али. — Приготовь омлет, а я уложу всё в коробочки и подниму девчонок.
Больше мы к проблеме моего сна не возвращались — просто не было когда. Наташа разбиралась с дочкиными домашними заданиями, а я вдруг придумал, что сделаю с насосом.
Как ни странно, эксперимент у меня занял не очень много времени. Я распилил корпус насоса вдоль оси, промыл "потроха" и вставил их в оболочку, собранную из пивных пластиковых бутылок. Детали вошли плотно, будто бутылка специально проектировалась для этой цели. Мягкая полупрозрачная конструкция, стянутая капроновой бечёвкой, исправно качала воду.
Я был на седьмом небе от такого успеха. Жена же, скупо меня похвалив, сказала:
— Поставь воду греться на стирку.
Остаток дня я носил воду, заливал в большую кастрюлю, в многочисленные тазы, в стиральную машину, потом сливал из машины, перекладывал мокрое бельё, помогал Наташе отжимать и вешать. Мы закончили, когда девчонки, Леночка и Танюша, уже вовсю сопели носиками в подушки.
Засыпая, я почему-то вспоминал институтскую военную кафедру, лагерные сборы, наряды на кухню, мойку полов в казарме. Умаешься, как бобик, а в шесть часов утра дневальный орёт "подъём". Припомнилось, как в общежитии, уже во время диплома, кто-то в шутку, на ночь глядя, заорал "подъём". Его чуть не избили — половина этажа вскочила и стала одеваться, не разобравшись, где они.
Глава 3
— Р-р-р-о-та-а-а! Подъё-о-о-м!
Я привычно отбросил одеяло, вскочил с постели и бросился к табуретке, где должна была лежать моя одежда. Но табуретки не оказалось на месте, сапог тоже, а ноги по щиколотку утонули в мягком ворсе коврового покрытия. Я был не в казарме, это уж точно. Яркий, как днём, свет многочисленных кристаллических светильников, рассыпанных по потолку, будто звёзды. Отливающие металлом панели каюты… Большая кровать, как у королей, чуть прикрытая бордовым шёлковым балдахином… В голове проносились обрывки образов и мыслей, будто кто-то играл в моих мозгах в "пятнадцать".
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
За спиной раздался захлёбывающийся, до боли знакомый женский смех.
— Али! Ты что, в российской армии служил? — она ещё и издевалась.
— Бамбарбия! — заорал я. — Зарэжю! Гдэ мой кынджал!
Она стояла совсем голая по другую сторону кровати и показывала мне язык. Я огромным прыжком преодолел это препятствие и в следующее мгновение едва увернулся от удара ногой в голову. А если бы не увернулся?.. Мне ещё не удалось выпрямиться, когда Натача звонко шлёпнула меня по голой ягодице внешней стороной стопы, и я кубарем полетел в угол комнаты.
— Ай, женщина! Ты не уйдёшь от расплаты! — я, действительно, рассвирепел.
Расплата наступила скоро. Мне удалось захватить её руки и повалить на постель. Она смеялась, извивалась всем телом, и небольно кусала меня за уши, щёки и губы. Я пылал страстью, как вдруг моё желание словно испарилось. Я в задумчивости уселся на постели.
— Что случилось? — Натача села рядом и провела рукой по плечу. — Ты не ушибся?
Я помахал отрицательно головой.
— Тогда что с тобой? — она рассматривала меня с тревогой.
— Сон.
— Какой сон? Тебе приснился плохой сон?
— Нет. Не то, чтобы плохой… Просто очень странный сон. Очень ясный, чёткий. Как будто это всё происходило со мной.
— А-а-ли-и-и! — она баюкала меня, словно ребёнка. — Это, наверное, из-за глупости, что я устроила. Ну, эта, "рота, подъём".
— Да ты знаешь, это не имеет никакого отношения к остальному сюжету. Я, будто бы, попал в конец двадцатого века. Распад Российской империи. Вернее, нет, — Советского Союза. Нищая семья, у меня в кошельке жалкие копейки и одна-единственная жена. Представляешь?! "Шоб ты жил на одну зарплату"! Никогда не слыхала такого?
— Просто ужас! — сказала Натача. — Но ты должен знать, что резкий раздражитель, например, громкий хлопок, удар, может породить в мозгу вымышленные события, которые объясняют этот хлопок или удар. Мозг легко разрисовывает картинку до самых мельчайших подробностей. А ты в армии там служил?
— Нет. Но был на лагерных сборах…
— Это что? — удивилась Натача.
Я ей подробно начал рассказывать про систему военной подготовки при институтах, про "своих" преподавателей, вспоминал армейские и студенческие анекдоты. Натача выглядела озабоченной. Вдруг она вскочила.
— О, боже! Скоро завтрак! У тебя ещё молитва, а мне надо зайти на вахту, узнать требования таможенников, и долго ли они нас будут мучить.
Моя первая, она же старшая жена, оделась за тридцать секунд и умчалась, оставив за собой разорённую местность в виде раскиданных вещей с одним-единственным трупом, погружённым в раздумья. Я глянул на часы — время молитвы.
Склонившись в поклоне на коврике, я анализировал свой сон. Всевышний никогда ничего не делает просто так. Этот сон — пинок мне, чтобы задумался о своей жизни. Я живу на много уровней выше этого бедняги Алёши из двадцатого века, но нас связывает одна общая цель: и он, и я, мы оба хотим лучшей жизни, семейного счастья, благополучия. Он, как и я, из шкуры лезет вон, чтобы добиться этого. Я — богач в сравнении с ним, но всё равно пытаюсь идти дальше. Куда? Чего мне сейчас не достаёт? Куда направляет мою жизнь воля Аллаха? Всемогущий разум не будет впустую тратить свои силы, он укажет мне цель, совпадающую с моими чаяниями, пусть даже на короткое время. Достигая своей цели, я смогу оказать услугу Всевышнему. А что является моей целью?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я вздохнул. Мне хотелось создать свой мир. Начать заново историю планеты. Заселить её своими потомками. И чтобы народы на ней жили счастливо. О, Аллах, прости мне мою дерзость! Но я очень хочу!
