После этого разговора я понял, что Порочестер, пожалуй, себя недооценивает: несмотря на репутацию умнейшего пользователя «Златоперья», голова у него действительно золотая.
Но всё же — как мы с ним подружились?.. Очень странным образом. Но об этом чуть позже.
А пока немного поною.
В какой-то момент я стал догадываться, что не избежал страшной болезни 21 века — интернетзависимости. Это меня не очень пугало — в жизни одинокого холостяка-фрилансера слишком мало зависимостей, чтобы он не принял с горькой радостью современнейшую из них. Хоть к чему-то в этой Вселенной должен ведь я быть привязан.
Куда больше раздражало меня то, что я, в реальной жизни человек отстранённый и прохладный, всё чаще принимаю эти глупые виртуальные перипетии слишком близко к сердцу. Поначалу оно было ещё ничего — отошёл от компьютера и забыл; но вскоре некоторые особо яркие персонажи повадились являться мне во сне, где я горячо спорил с ними и, брызгая слюной, что-то доказывал. Просыпался я в такие утра совершенно разбитым. Умом я, конечно, сознавал, как всё это дико, но как-то вдруг стал понимать свою покойную бабушку Валю, которая не садилась смотреть ни один телесериал без валокордина.
Особенно часто беспокоила мои ночи одна почтенная детская поэтесса из небольшого южного городка, имевшая за душой уже не один напечатанный сборник — чем не всегда могли похвастаться её гениальные враги (не говоря уж о друзьях-графоманах). Этими книжками, переведёнными, по её словам, на пять языков, она размахивала на форуме, как боевыми знамёнами, и мне, всё же мало-мальски понимающему в поэзии, так и чесалось раскрыть ей глаза на страшную правду. Увы, я не мог позволить себе этого удовольствия, которое, несомненно, принесло бы мне в стане Гениев большое уважение и почёт. Я привык всегда думать о последствиях своих действий — и резонно боялся, что крушение иллюзий, которое я мог бы ей обеспечить, убьёт старую даму.
К слову сказать, так оно однажды и вышло. В один прекрасный день со страницы поэтессы исчезли все её 868 «стихокаплюшек для малявочек и крох», — а взамен появился пространный некролог, вывешенный друзьями, которым покойница в последний миг успела открыть свои пароли. Те скорбно сообщали, что, дескать, сердце бедной дамы не выдержало грубых нападок и глумления, которым ежедневно подвергали её местные критики (список убийц прилагался — в нём было не менее полусотни имён). На какое-то время лагерь Гениев угомонился, а торжествующие Графоманы устроили на виртуальной могиле своей подруги роскошные поминки, куда не решился бы залезть ни один из подавленных критиканов (исключая разве что Порочестера, с лёгкостью перескакивавшего через любые нравственно-этические нормы. Этот удивительный персонаж везде был званым гостем).
Но каков же был всеобщий шок, когда несколько дней спустя героиня печального торжества, как ни в чём не бывало, появилась на форуме — слегка перепуганная, но по-прежнему говорливая и живая!.. Оказывается, она узнала о своей «кончине» только сейчас, вернувшись с дачи, где мирно отдыхала всё это время — и происходящее стало для неё не меньшим потрясением! Было ясно, что бедную даму кто-то подставил и жестоко. Источника дезинформации так и не обнаружили (замешанные соратницы испуганно кивали друг на друга), зато у Гениев появился новый беспроигрышный повод для злорадства — в чём их, собственно, не стоит винить, учитывая, что пришлось пережить им за несколько дней недоразумения.
Вот такие там клокотали страсти — в обыденной жизни я таких не видел. Как тут было не втянуться?.. В конце концов я так на себя разозлился — перманентное нервное возбуждение было для меня, человека-воблы, состоянием новым и непривычным, — что решил объявить карантин и не заглядывать на «Златоперье» как минимум три дня.
Это было рискованно: как раз в эти дни я работал над очередной статьёй для Кормильца — то есть, конечно, его ежемесячника, — а, когда я пишу, мне обязательно надо время от времени переключать мозги, иначе толку от работы не будет. К сожалению, я некурящий — как ни пытался лет с пятнадцати, привыкнуть не смог! — так что раньше эту функцию в моей жизни выполняли социальные сети, а ещё раньше — уютный пасьянс «Паук». Но теперь я опасался, что всего этого будет недостаточно — за последние недели я успел подсесть на гораздо более занимательную игру. Что ж, появился повод проверить, действительно ли моя виртуальная зависимость успела зайти так далеко, как пугали меня многочисленные статьи в Интернете на эту тему.
Но куда больше всех прочих неудобств я боялся, что за дни «карантина» и впрямь отвыкну от любимого сайта — а, стало быть, утрачу единственную привязанность, что вот уже почти месяц скрашивала мне жизнь. Моя прогрессирующая с годами тяга к одиночеству и прежде пугала меня куда больше самого одиночества, ничуть не мучительного и даже приятного, — а теперь она, мнилось мне, проходила окончательную проверку, после которой последняя ниточка, связывающая меня с кипучим миром людских страстей, рискует оборваться навсегда. Скорее всего, так бы оно и вышло — едва ли безликая виртуальная реальность сама по себе смогла бы переменить такого сухаря, как я. Но вдруг случилось нечто удивительное — такое, чего я никак не ожидал.
* * *
Среди моих вещиц, опубликованных на «Златоперье», есть одна под названием «Конфетульки». Это скорее размышление, чем рассказ. Там я вспоминаю одну старушку, с которой был знаком когда-то — покойную бабушку моего школьного приятеля. От неё я и перенял это дурацкое словцо — «конфетульки». (Она их обожала навернуть с чайком — единственная радость, оставшаяся в жизни девяностолетней старухи). Так и навязло в зубах — прямо как та самая конфетулька. А ведь старуха прожила огромную, трудную, интересную жизнь, вынесла из неё наверняка многогранный опыт, из которого многое пыталась передать и нам. Но я перенял и понёс дальше только эти «конфетульки». Страшно иногда делается, как подумаешь, какая ерунда остаётся от людей — причём даже самых ярких и талантливых. Иной трудится всю жизнь в поте лица, надеется оставить после себя огромное творческое наследие, — а в итоге его переживает только память о двух-трёх неловких ситуациях, в которые довелось вляпаться бедняге, да ещё какая-нибудь забавная прибаутка или словцо — вроде тех самых «конфетулек». А ещё страшнее то, что я хорошо знаю — от меня-то самого даже и «конфетулек» не останется.
Видимо, подобные мысли угнетают не меня одного — судя по тому, что эти бедные, плохо отредактированные «Конфетульки» получили на сайте рекордное число откликов (рекордное для меня, конечно: так-то я откликами не богат). Мне даже стало слегка неловко. Вот когда пришёл и мой черёд ощутить себя признанным Гением! — или графоманом, на выбор.
Меня навестили и те и другие. Под заумным комментарием одного симпатичного психоделиста разгорелась даже целая дискуссия о жизни и смерти — в которой я, впрочем, не участвовал, ибо до жути боюсь теологических споров. Кто-то из редколлегии «Златоперья» вывесил меня в анонсы на главной странице — честь, которой удостаивается редкий счастливец. К счастью, мне хватило ума отнестись ко всем этим подаркам жизни спокойно и не возомнить себя великим писателем. А на третий день моего «карантина» кто-то неизвестный прорвался ко мне в скайп — я, дурак, зачем-то подвесил свои координаты в контактной информации — и рыдал, да-да, вслух рыдал писклявым голосом (я даже сперва подумал, что это женщина), сквозь тонкие всхлипы выкрикивая, что я, дескать, «заглянул ему в душу».
Это было странно. Я не привык к таким восторгам по поводу своего творчества — да и вообще, если честно, не сторонник бурного проявления чувств. Слишком нервические, экзальтированные люди меня пугают. Словом, в тот день разговора так и не получилось. Я терпеливо выслушал горестные причитания, что счёл нужным излить на меня темпераментный собеседник («Дружище! Как это Вы точно написали! Какие люди жили раньше, вот это люди! А что от нас останется?! ХТМЛ-страница в Интернете? Я в последние годы только об этом и думаю, только об этом, беспрерывно!!!»), — с помощью вялых увещеваний худо-бедно успокоил его и поспешил под вежливым предлогом распрощаться. Кстати, мой новый знакомец был так взволнован, что ему даже не пришло в голову назвать себя; ну, а я тоже умник — не спросил.
Но каков же был мой шок, когда я, задним числом сверив стилистику и настроение странного разговора с кое-какими репликами, появившимися в отзывах за дни моего карантина, безо всякого сомнения понял, КТО это был!..
Впоследствии я часто спрашивал Мистера Порочестера: — Чем же Вам, дорогой друг, так приглянулась-то эта ерунда? — и тот честно пожимал пухлыми плечами: ничем другим, кроме некоего внутреннего сходства, сродства, чудесного попадания в резонанс, объяснить это и впрямь невозможно. Мне не раз случалось наблюдать, как этот громила без тени жалости растирает в порошок творцов и погениальнее. Да и сам он полгода спустя, когда мы с ним были уже закадычными друзьями, вернулся к прочитанному — и так раскритиковал злополучный шедевр, что мне, честному культработнику, ничего не оставалось, как снести его в «корзину» от греха подальше.
