Миа сонно перевернулась и, открыв глаза, заморгала. Бледное личико с заостренным подбородком, с великолепными чертами, унаследованными от отца, стало полем битвы для прыщей, вывести которые пока не удавалось никакими средствами. На зубах – брекеты, скрепленные разноцветными резинками.
– Hola, Madre[2].
– Сегодня первый день занятий.
Миа поморщилась.
– Пристрели меня. Я серьезно.
– Старшеклассникам легче. Вот увидишь.
– Это ты так считаешь. Ну почему ты не можешь учить меня дома?
– Помнишь шестой класс? Когда я попыталась помочь тебе с математикой?
– Катастрофа, – мрачно изрекла Миа. – Хотя сейчас дела могли бы пойти лучше. Я бы меньше на тебя сердилась.
Джуд погладила дочку по голове.
– От жизни не спрячешься, Мышка.
– А я и не хочу прятаться от жизни. Всего лишь от школы. Это же настоящий бассейн с акулами, мама. Честно. Того и гляди, откусят ногу.
Джуд невольно улыбнулась.
– Вот видишь? У тебя отличное чувство юмора.
– Так всегда говорят, когда хотят поддержать некрасивую девчонку. Спасибо, Madre. Все равно, что толку? У меня ведь нет друзей.
– Нет, есть.
– Никого нет. Друзья у Зака. Они пытаются быть милыми с его сестренкой-лузером. Это не одно и то же.
Всю жизнь Джуд горы готова была свернуть, чтобы ее дети были счастливы, но эту битву она никак не могла выиграть. Нелегко быть застенчивой сестрой-двойняшкой самого заметного мальчика в школе.
– У меня для тебя подарок.
– Правда? – Миа привстала. – А какой?
– Открывай. – Джуд протянула ей маленькую, обернутую бумагой коробку.
Миа разорвала упаковку. Внутри лежал тонкий дневник в розовой кожаной обложке с блестящим медным замочком.
– В твоем возрасте у меня был такой же, и я записывала туда все, что со мной происходило. Когда записываешь события, то становится легче. Я тоже была застенчивой, знаешь ли.
– Но ты была красавица.
– Ты тоже красавица, Миа. Жаль, ты этого не понимаешь.
– Ну да, как же. Прыщи и брекеты сейчас в самой моде.
– Просто будь открытой с людьми, хорошо, Миа? Это новая школа, она подарит тебе новые возможности, договорились?
– Мама, я учусь с одними и теми же детьми еще с детского сада. Вряд ли новый адрес что-нибудь изменит. Кроме того, я как-то раз пыталась быть открытой… с Хейли, помнишь?
– Это было больше года назад, Миа. Не стоит зацикливаться на плохом. Сегодня первый день в новой школе, новый старт.
– Ладно. – Миа попыталась храбро улыбнуться.
– Хорошо. А теперь вылезай из кровати. Я хочу привезти тебя в школу пораньше, чтобы помочь отыскать твой шкафчик и усадить на первый урок. Геометрию у вас ведет мистер Дейвис. Я хочу, чтобы он знал, как хорошо ты написала государственный тест.
– Нет, ты не поведешь меня в класс. И шкафчик я могу найти самостоятельно.
Умом Джуд понимала, что Миа права, но сердце было не готово отпустить поводья. Пока не готово. Слишком много неприятностей подстерегало дочурку. Миа такая хрупкая, такая ранимая. Что, если над ней станут смеяться?
Долг матери – защищать своих детей, хотят они того или нет. Джуд решительно встала.
– Меня практически не будет видно. Сама убедишься. Никто меня даже не заметит.
Миа застонала.
2
В первый день занятий Лекси проснулась рано и, еле передвигая ноги, прошла по узкому коридорчику в ванную. Один взгляд в зеркало подтвердил худшие опасения: кожа бледная, даже слегка желтоватая, а голубые глаза под припухшими веками налились кровью. Должно быть, она снова проплакала во сне всю ночь.
Она быстро приняла теплый душ, экономя тетины деньги. Сушить волосы феном не было смысла – они хоть и длинные, до пояса, все равно завьются и закрутятся как им вздумается, поэтому Лекси собрала их в хвост и вернулась к себе в комнату.
Там она открыла шкафчик, раздумывая, во что бы одеться. Выбор такой скудный…
Что здесь носят дети? Неужели Пайн-Айленд окажется таким же, как Брентвуд или Хиллс, где подростки одевались как авангардные модели? Или как Восточный Лос-Анджелес, где классы заполняли фанаты рэп-звезд и рокеры?
В дверь постучали, но так тихо, что Лекси едва расслышала. Она проворно застелила постель и только тогда открыла.
За дверью стояла Ева и держала в руках хлопковую толстовку ярко-розового цвета с блестящей бабочкой на груди. Крылышки бабочки переливались фиолетовым, желтым и зеленым.
– Вот, купила вчера у себя на работе. Подумала, что в первый школьный день каждая девочка должна надеть что-то новое.
Такой уродливой вещи Лекси в жизни не видела. Толстовка скорее подошла бы четырехлетней малышке, чем четырнадцатилетней девочке, но Лекси мгновенно ее полюбила. Никто и никогда не покупал ей подарки к началу учебного года.
– Очень красивая, – сказала она, чувствуя, как сжимается горло. Она прожила у тети всего четыре дня и с каждым часом все больше привязывалась к дому. Это ее пугало. Она знала, что опасно привыкать к месту. К человеку.
– Можешь не надевать, если не хочешь. Я просто подумала…
– Мне не терпится ее надеть. Спасибо, Ева.
Тетя радостно улыбнулась, и щеки превратились в гармошку.
– А я ведь говорила Милдред, что тебе понравится.
– Так и есть.
Ева коротко кивнула и попятилась в коридор, прикрыв за собой дверь. Лекси надела розовую толстовку и потертые дешевые джинсы, после чего сложила в старенький рюкзак тетради, бумагу и ручки, которые тетя накануне принесла с работы.
На кухне возле раковины стояла Ева и пила кофе. Она успела переодеться на работу в светло-желтый акриловый свитер, джинсы и синий халат «Уолмарта».
В этой маленькой опрятной кухоньке их взгляды встретились. Карие глаза Евы выражали беспокойство.
– Мисс Уоттерз пришлось постараться, чтобы записать тебя в школу Пайн-Айленд. Это одна из лучших школ штата, но школьный автобус не переезжает мост, поэтому тебе придется ездить на местном. Ничего? Я тебе уже говорила?
Лекси кивнула.
– Все в порядке, Ева. Не переживай. Я давно езжу на автобусах. – Она не стала добавлять, что ей частенько приходилось спать на их грязных сиденьях, когда им с мамой некуда было деться.
– Тогда ладно. – Ева допила кофе, ополоснула чашку и оставила в раковине. – Нельзя, чтобы ты опоздала в первый день. Я тебя отвезу. Поехали.
– Я могу на автобусе…
– Только не в первый день. Мне разрешили сегодня прийти попозже в виде исключения.
Лекси пошла с тетей к машине. Пока они ехали к острову, Лекси осматривалась. Все это она уже видела на картах, но мелкие линии и значки почти ни о чем ей не рассказали. Она лишь узнала, к примеру, что Пайн-Айленд протянулся на двенадцать миль в длину и четыре в ширину, что с острова до Сиэтла ходил паром, а на материковый округ Китсэп вел мост. По ту сторону моста, где располагался Порт-Джордж, земля принадлежала индейцам. Пайн-Айленд, как она теперь убедилась, не относился к индейской территории.
Она сразу поняла по домам, что на острове живут богатые люди. Это были не дома, а настоящие особняки.
Они свернули с магистрали и двинулись вверх по склону к школе, располагавшейся в приземистых кирпичных зданиях, выстроенных вокруг флагштока. Как и в других школах, которые посещала Лекси, помещение здесь было явно тесновато – Пайн-Айленд разрастался быстрее, чем предполагалось, – территорию школы охватило кольцо переносных туалетов. Ева припарковалась возле безлюдной автобусной остановки и посмотрела на Лекси.
– Местные ребята ничем тебя не лучше. Помни об этом.
Лекси накрыло волной признательности к этой измученной заботами женщине, взявшей ее в свой дом.
– Со мной все будет в порядке, – сказала девочка. – Не беспокойся.
Ева кивнула.
– Удачи, – наконец произнесла она.
Лекси не стала говорить, что удача в новой школе бесполезна. Вместо этого она вымученно улыбнулась и вылезла из машины. Пока она махала на прощанье рукой, к машине Евы подкатил автобус, из него высыпали ученики.
