в Петербурге было заседание под председательством государя, при участии генерал-адмирала, управляющего морским министерством и Рожественского по должности его, как начальника главного морского штаба и командующего второй эскадрой, по вопросу отправки эскадры. Никто не может обвинить Рожественского в недостатке личной храбрости, но гражданского мужества у него не нашлось. Он должен был сказать: «После того как с хорошо обученной эскадрой нам не удалость овладеть морем, после того как половины этой эскадры нет, а другая половина заперта в гибнущем Порт-Артуре, посылка второй эскадры, составленной наполовину из новых неиспытанных судов, а наполовину из старого хлама, есть преступление. Завладеть морем она не сможет и только будет обречена на бесславную гибель». Сказать эту правду он не посмел или не смог.
На другой день после боя Энквист перенес свой флаг к нам. (Командир убит, командующий ранен.) Сначала хотели зайти в Шанхай, чтобы принять уголь с наших транспортов, но потом приняли решение идти в Манилу. Перед Манилой зашли в Суал (ост. Лицон), но там угля не оказалось. На переходе похоронили в море наших матросов. Тело командира хотели довезти до Манилы, но это не удалось, пришлось тоже похоронить в море. Перед Манилой встретили американскую эскадру, адмирал которой, узнавши, что мы заходили в Суал, вышел к нам навстречу.
Сначала мы приняли их за японцев, но быстро поняли свою ошибку. После обмена салютами американцы легли на курс, параллельный нашему, но мористей, и вместе с ними мы дошли до Манилы. После отдачи якорей «Жемчуг» прекратил пары, так как не было угля даже для освещения. Сейчас же было приступлено к переговорам о возможности ремонта и приема угля. Но на другой же день мы получили приказание из Петербурга: разоружиться до окончания войны по указанию американских властей. Они потребовали сдачу орудийных затворов и частей машин. На первое Энквист согласился, а от второго категорически отказался. Мы сдали орудийные затворы.
На другой день после прихода мы сдали всех тяжелораненых, около 100 человек, в госпиталь в Кавитэ.
В июле приехал к нам из России новый командир Б…, капитан 1 ранга. Более неудачного назначения трудно было выдумать. Назначен только потому, что по спискам штаба стоял первым кандидатом для получения ценза (проклятый ценз, сколько вреда он сделал флоту). Командующий капитан 2 ранга Небольсин получил назначение военно-морским агентом в Америку. Старшим офицером утвержден наш старший штурман лейтенант Константин Викторович Прохоров. По инициативе нескольких молодых офицеров, под председательством адмирала, при участии командиров кораблей и всех свободных офицеров два раза в неделю у нас на корабле собиралась комиссия для обсуждения итогов боя. Душой всего этого был наш артиллерийский офицер лейтенант Николай Иванович Игнатьев.
В один из дней во время нашей стоянке в Маниле нам пришлось испытать жестокий тайфун. Около 10 часов утра на сигнальный мачте был поднят первый сигнал, около полудня уже ревело вовсю. Мы стояли на двух якорях, отдали третий, и две машины работали на средний ход, а ведь у нас за кормой был мол. Около 6 часов вечера было уже совсем тихо. С благодарностью мы вспомнили Энквиста. Это он отказался сдать части машин.
Манила, 1905 год
Во время стоянки нам удалось сделать весь ремонт. Кроме пробоин в борту дымовая труба и вентиляторы были совершенно разбиты. Некоторые вентиляторы представляли собой сплошное сито.
В августе (дату точно не помню) приезжал в Манилу военный министр Соединенных Штатов Тафт в сопровождении дочери президента Рузвельта. Он приезжал, чтобы сообщить о возможности объявить в ближайшее время независимость Филиппин.
После его отъезда начались переговоры о мире. После ратификации мира, после сердечных проводов мы ушли из Манилы, «Аврора» и «Олег» ― в Сайгон. После заключения мира нам были возвращены орудийные замки и была предоставлена полная свобода действий. По условиям мира мы имели право иметь во Владивостоке два крейсера и наличные миноносцы. «Жемчуг» отправился во Владивосток.
Теоретически предполагалось под командованием Энквиста сосредоточить все возвращающиеся корабли. Практически из этого ничего не вышло, так как «Диану» понадобилось срочно отправить в Средиземное море, а поэтому мы возвращались втроем, к нам присоединился «Алмаз». «Россия» и «Громобой» шли отдельно, «Цесаревич» один, а «Аскольд» ушёл во Владивосток.
После Коломбо ― Сайгон. Здесь адмиралу удалось на один из наших транспортов погрузить матросов, призванных из запаса, и отправить их в Севастополь.
После ― Джибути, Порт-Саид ― Алжир. В этом порту застрял из-за неисправности котлов «Олег». Адмиралу было приказано остаться на нем. Трогательно распрощались с адмиралом и с нашими боевыми товарищами, после чего тронулись дальше одни.
О нашем командире, капитане 1 ранга Б…: на переходе из Шербурга в Либаву в середине Немецкого моря мы попали в снежную пургу. На ночной вахте я услышал впереди себя сирену. Командира на мостике не было, я послал ему доложить и получил ответ: «Расходиться по правилам».
В Либаве краткий смотр, после которого мы вошли в гавань, где уволили подлежащих увольнению в запас. Из наличного состава в 550 человек осталось около 70 человек.
В конце апреля пришли в Кронштадт, сдали боевой запас, а оттуда перешли в Петербург, где стали на все лето у Франко-Русского завода для окончания ремонта.
3. «Аврора». Сентябрь 1906 – май 1908 года
Зиму 1906–1907 годов мы простояли в Кронштадте в вооруженном резерве.
За время плавания я был ктитором церкви, и у нас накопилось около 400 рублей. В Петербурге я просил разрешения заказать доску с именами убитых. Командир разрешил. Черная мраморная доска с именами убитых, размером около аршина и с толстой серебряной веткой через всю доску, была помещена на переборке, которая при собранной церкви была ее задней стенкой. Раму к доске завод сделал бесплатно. На раме доски была дощечка с надписью: «От товарищей».
В кают-компании был помещен большой портрет убитого командира, а ниже портрета в ящике под стеклом боевой флаг корабля.
В 1907 году «Аврора» была назначена в плавание в отряд судов морского корпуса. Это был первый современный корабль в отряде. До этого времени были только старые парусные корабли. У нас плавал старший выпуск. Офицерство подобралось очень хорошее, было пять человек, которые были на корабле во время боя. Я думаю, что это плавание много дало гардемаринам, так как они видели современный корабль.
За это плавание кроме наших портов мы посетили Висби (Готланд) и Стокгольм.
В середине августа, сдавши гардемарин, мы опять встали в Кронштадте в вооруженный резерв. Сейчас же после плавания ушёл наш старший офицер Константин Викторович Прохоров. Он геройски погиб в 1915 году, командуя заградителем «Енисей», ― взорван подводной лодкой. На его место назначен Григорий Иванович Бутаков.
4. Лето 1908. Зима 1908–1909 года
15 мая 1908 года мы
