Эти же милые детальки торчат и в проекте воцерковления школы. Превращение религиозного образования из факультативного в обязательное способствует формированию поколений, обученных верить и не выступать. Здесь ищут сознания не праведного, а воспитанного в послушании – внушаемого и некритичного. Но при набранной скорости развала здесь с «новым народом» элементарно не успеть: назад в рабство его нужно лет сорок водить задом наперед по пустыне, которую еще нужно создать в накормленной стране с мобильниками. Кроме того, забывают, что люди именно с таким особо внушаемым сознанием сначала «слушают и повинуются», а потом так же неожиданно восстают, слепо свергают и рвут на части, насилуя черенком от лопаты. С темным населением протянуть можно дольше, но конец будет ужасней.
Все эти попытки хоть где-то схватить ускользающую легитимность говорят о состоянии и самоощущении власти. Так раньше укрывались в соборах и бежали в монастыри. Но и здесь есть свои риски. Для истинно верующих правда может оказаться более священной, чем лояльность. Интересно: если бы все школьные учителя свято веровали во Христа, что творилось бы на участковых комиссиях в школах? Может быть, проблема наших избирательных технологий еще и в почти повальном атеизме шкрабов?
Беда еще и в том, что ничего не вышло из «нашистов». А вот из пары сотен фанатиков можно сколотить ополчение, которое будет решать проблемы там, где самой власти действовать не с руки. Однако и этот опыт пока выходит боком, как с правоверным казачеством, заточенным против кощунств, но почему-то двинувшимся сразу к ларькам.
18 января 2013Власть как мегапроект
В начале нового века Россия опять обречена на мегапроект – либо на сползание в третий мир с плохо предсказуемыми последствиями
Эта серия статей началась с констатации: отношения между властью и людьми, еще ценящими достоинство и независимость, зашли так далеко, что уперлись в вопрос о природе режима, о его сущностных и даже трансцендентальных обоснованиях. В самом деле, а, собственно, по какому праву здесь вообще правят?5 На тот же вопрос наводит и шумная суета, с какой начальство теперь доказывает себе и миру, что оно не самозванно, а, наоборот, «право имеет».
Год назад властям, и ранее технично избиравшим себя в выжженной политической пустыне, с изнасилованным ТВ и явными подтасовками, вдруг не простили привычный, казалось бы, фальсификат6. Да, на этот раз оппозиция всерьез отслеживала нарушения, а власть демонстративно игнорировала вопли наблюдателей (промышленный масштаб махинаций призван был явить стране не только результат, но и силу: власть с запасом легитимна по каким-то иным основаниям, а потому переписывает протоколы как хочет и на глазах у всех). На самом же деле тогда ломались и все прочие «машины легитимации», ранее примирявшие с режимом подкормленную массовку, но и сытую фронду. В итоге в обоснованиях власти не осталось ни традиции, ни идеологии или харизмы, ни даже сомнительных прелестей «стационарного бандита» или «полицейского государства всеобщего блага»… Не обретается последнее прибежище и в сакральной легитимации, тем более в окладе РПЦ7. Но эта затея не от мира сего тем более чудесна, что еще год назад в легитимации режима, наоборот, работало присутствие именно рационального плана – почти мегапроекта. Просто мы еще не оценили, насколько это было важно тогда и как важно, что этого нет сейчас.
Мы все еще очень советские. Это наш бард учил не бояться пекла и ада, а лишь того, кто скажет: «Я знаю, как надо!» Но при этом у нас только за такими и ходят – и всей толпой, и стайками продвинутых экспертов с аналитиками.
Проектное сознание – основа цивилизации и в политической философии – культивируется с XV века, от Большого модерна. Макиавелли был не просто циничным певцом интриги и силы, но обосновывал это право государя знанием обо всех делах и о подлинных интересах государства (ragion di Stato, raison d’État, Sttatsträson и проч.). В модели «нация-государство» интерес-стато по определению есть интерес всех.
В 1917 год веками правившую богоданную династию у нас сменила династия Партии, «помазанная» светской религией идеологии. Верой стало Знание, Учением – проект рая на земле, Троицей – классики в профиль, царем – пожизненный генсек. Потом это «бессмертие» начали хоронить раз в год, и процесс пошел вразнос.
Правительство Егора Гайдара третировали тоже за проект: ярлык «младшие научные» намекал на умозрительность программы (хотя парни всего лишь делали неизбежное в условиях обвала и под угрозой реванша). Послания Ельцина были более концептуальны (чего стоит только прорывная тема последнего – издержки роста), но содержали и развернутые списки конкретных поручений, отслеживавшихся Контрольным управлением. Проект был, хотя с документами работали, не покидая дачи.
Путина ввели как безыдейного назначенца, но тут же создали Центр стратегических разработок (ЦСР). Замах был беспрецедентным: в группе Михаила Краснова всерьез прорабатывали перспективу реинкарнации в России наследственной монархии через ряд легислатур. Далее запустили ряд институциональных проектов, программный характер которых не афишировали, но имели в виду. Техническое регулирование и надстроенная над ним административная реформа были вписаны в общую «стратегию дерегулирования» – снижения прессинга, барьеров и административной ренты. В речи Путина вписывали страшные слова: «В наши планы не входит передача страны в руки некомпетентной, коррумпированной бюрократии!», которые он произносил с видимым удовольствием. Попробовал бы сейчас…
Схождение признаков намекало на очередной мегапроект: программные разработки, харизматические заявления, сверхординарная консолидация ресурсов – финансовых, административных, информационных, потуги на создание системы управления реформой. Тогда проект распила страны еще содержал фрагменты плана ее преобразования.
Небывалый расцвет стратегического планирования случился перед сдачей президентского кресла на временное хранение Дмитрию Медведеву. Программы развития страны написали все. Венчал дело «План Путина» – идеологический «стелс», которого никто не видел и который пролетел над озадаченной страной как фанера над Парижем. Это был жест, указывающий, кто реально остается у кормила (в обоих смыслах слова). Но при Медведеве программы ваяли с не меньшим энтузиазмом, к тому же нелицеприятные («Инсор»). Этот модернизационный порыв поддерживал условную лояльность продвинутой части общества, имевшей основания рассчитывать. Слухи, будто шансы были нулевыми, – конспирология без инсайда.
Рокировка оттолкнула уважающих себя людей оголенным цинизмом, но в тот момент кончилась и риторика модернизации, а из дискурса власти вовсе выпало стратегическое. Комплект предвыборных путинских статей был эклектичен, содержал опасные намеки, правильные, но ни к чему не обязывающие сентенции – и огромную дыру там, где ранее привычно располагались фразы о модернизации. Этот коллаж не получил даже запоминающегося имени, потому что не содержал стратегической мысли. Что-то там «сосредоточилось», а ради чего?
Пробоина оказалась незаделываемой. Авторы стратегий не могли обойти задачу «снятия с иглы» – преодоления зависимости от экспорта сырья. Драматизм «смены вектора развития» уловили даже спичрайтеры: на расширенном Госсовете Путин заявил, что мы ставим под вопрос «само существование страны». Но забыл добавить, что прорыв от сырьевой модели к инновационной – мегапроект, соизмеримый с построением плановой экономики или воссозданием на ее руинах цивилизованного рынка (в СССР такое называли «сменой формации»).
Правильный ход оказался для власти ловушкой. Десять лет все знать, болтать о модерне и ничего не сделать – итог провальный. Теперь любые проектные высказывания власти вызывают лишь злобную усмешку. Да и произносятся они через силу, только с ненормально утрированной артикуляцией и театральными децибелами. Читка послания-2012 это показала во всех видах: чтобы от благочестивых банальностей не свело скулы, речь приходилось раскрашивать мимикой на грани подмигивания и форсировать децибелами. Последняя пресс-конференция и вовсе добила формат эпического полотна «знает все». Не помогло даже безотказное цитирование статистики целыми страницами – уход от прямых вопросов создал совершенно другой образ: либо вовсе не в курсе, либо просто не знает, что отвечать и делать. Успех закрепил Медведев в Давосе, сообщив, что в стране все и так хорошо, а институциональные реформы в повестке более не значатся.
В итоге мы получили власть без проекта и даже без видимости адекватного владения ситуацией. Все более заметно, как приемная управляет кабинетом, контролируя поступающую туда информацию, особенно свидетельствующую об ошибках. Знакомый по Макиавелли образ коварного государя, не стесняющегося подкупа, лжи и насилия, но только на этот раз не способного хотя бы достоверно имитировать исключительное знание о происходящем, понимание интересов государства-стато и правильных путей движения в истории.
