«А раков с воблой вяленой вам к пивку не притаранить?» — тут же промелькнуло в моей голове, из-за чего я, сделав загадочное лицо, зашептал:
— Скажу вам по секрету, как иностранный режиссёр иностранному актёру, вчера в кафе травили тараканов, поэтому пиво пить не советую. Кстати, закусывать тоже. И вообще, для походов за пивом у вас, как у главного оператора, есть свои ассистенты. Вон, пошлите фокус пуллера, чтобы фокус не замыливался! — громко добавил я.
— А парень дело говорит, — загоготал один из осветителей и вся компания технических работников снова засмеялась.
— Ну, Феллини, ты у меня ещё побегаешь, — прошипел в спину Сергей Иванов.
«Это как же я вспомнил про фокус пуллера? — подумалось мне, когда я спрятался со сценарием за маленькую ширмочку. — Ведь эта профессия, крутить плавно фокус кинокамеры во время съемки, давным-давно отмерла. То есть в той моей жизни отмерла, так как появился автофокус и прочие компьютерные прибамбасы. А в этой она всё ещё актуальна. Память что ли какая-то возвращается от того человека, вместо которого я вселился из будущего? Как бы сказал доктор из „Формулы любви“: „Голова — предмет тёмный и исследованию не подлежит“».
— Нахамчук, ты где⁈ — через секунду окрикнула меня, появившись из гримёрки Белла Семёновна Маневич-Каплан, наша художница-постановщица, женщина с приятным лицом примерно 40-ка лет отроду. — Ян⁈
— Тут я, вот сценарий…
— Ноги в руки, — не дослушав меня, скомандовала художница, — и бегом в реквизиторский цех. Возьмёшь там шприц, стетоскоп и макет человеческого мозга.
— Клизму захватить? — улыбнулся я.
— Болтун, — захихикала женщина. — Давай быстрее, через десять минут снимаем.
— Слухаю, ваше высочество, — пробурчал я и снова полетел в другое здание.
«Кино ещё не началось, а у меня уже попа в мыле», — подумал я, на ходу засовывая бумаги со сценарием в карман брюк.
* * *
Спустя два часа, один из которых ушёл на разные мелкие доработки внутри искусственной «выгородки», ещё час потратился на репетицию актёров, мы не сняли ни одного кадра. Поэтому вся съёмочная бригада напряжённо молчала, а Леонид Быков по воссозданному врачебному кабинету нервно вышагивал взад и вперёд. Так как сцена, где главный герой пришёл на приём к врачу, получалась до безобразия не смешной. Никакой комедией положений в ней и близко не пахло. Хотя партнёры по площадке у Леонида Фёдоровича подобрались просто отменные.
Например, врача-психиатра играл Алексей Кожевников, в послужном списке которого значились: Витя Громобоев из кинофильма «Неподдающиеся», радист из кинокомедии «Полосатый рейс» и киномеханик Тарас Шпичко из фильма «Королева бензоколонки». А роль маленькой шустрой бабушки санитарки исполняла замечательная актриса Ленинградского театра комедий Елизавета Уварова. Эта 62-летняя артистка уже пересекалась с Леонидом Быковым в фильмах: «Максим Перепелица» и «Укротительница тигров». Другими словами, в данный момент в павильоне №1 было очень светло от собравшихся звёзд, но нисколечко не смешно.
— Ладно, — наконец выдавил из себя Леонид Фёдорович, — давайте сейчас пообедаем, немного выдохнем и через час снимем, наконец, этот неподдающийся эпизод.
— А где обедать-то? — возмутился главный оператор Сергей Иванов. — Вчера в кафе тараканов травили. Хоть бы объявление повесили что ли.
— Это кто же такое придумал? — спросил директор картины Иосиф Шурухт, почему-то покосившись в мою сторону.
— Спокойно, товарищи, — вскочил я с маленького раскладного стульчика, пока меня не обвинили во всех смертных грехах. — Эту вредную дезинформацию запустил вражеский «Голос Америки». Никаких тараканов в нашем кафе-ресторане не было, нет и быть не может! И кстати, министр культуры Екатерина Фурцева уже выступила с опровержением по центральному телевидению. Кушайте на здоровье!
— Ха-ха-ха! — вдруг загоготала вся съёмочная группа впервые за два часа нашей кинокаторги.
— Ну, Феллини, ты у меня дошутиться, — погрозил мне кулаком главный оператор.
* * *
В кафе «Ленфильма», которое располагалось на третьем этаже главного корпуса, сегодня было тесно словно на Бродвее в час пик. Кинодеятели разных профессий, специальностей и проектов громогласно обсуждали перипетии своей творческой деятельности и не спешили расходиться. А графинчики с прозрачной алкогольной жидкостью на некоторых столах, тонко намекали, что посетители здесь могут засидеться и дотемна. Поэтому я три минуты топтался с подносом, не зная куда и к кому примкнуться. Так как знакомыми ещё не оброс, врагами, кстати сказать, пока тоже.
— Эй, Феллини, — окликнул меня Леонид Быков, рядом с которым обедали актёр Алексей Кожевников и актриса Елизавета Уварова, — падай сюда, у нас освободился один плацкарт.
«Ну, всё, приехали, приросло „погоняло“, — грустно улыбнулся я, пробираясь между столиков. — Теперь Феллини — это моё второе имя. А с другой стороны — как вы яхту назовёте, так она и поплывёт. И это не худшее прозвище для будущего кинорежиссёра. Что-что, а в ассистентах я засиживаться не собираюсь».
— Что скажешь по поводу репетиции? — спросил Быков, когда тарелки с подноса я выставил на стол.
— Пока очень плохо, — буркнул я, не подумав.
— Леня, ты посмотри на него, — завозмущался актёр Кожевников, — ты, сколько лет работаешь на киностудии? Год, два? Удивительней у нас всё-таки народ, все знают, как снимать кино, как играть в футбол и как управлять страной.
— Да дай ты мальчику поесть, — запричитала актриса Уварова, не выходя из образа заботливой бабушки.
— Что конкретно тебе не понравилось? — хитро прищурившись, посмотрел на меня товарищ главный режиссёр.
— Текс слабый, вот, смотрите, — я вынул из кармана сложенные вчетверо листки со сценарием. — Санитарка говорит: «Вы милый не волнуйтесь, у всякого это бывает». Далее врач: «Я абсолютно спокоен. У нас же практика была». Опять санитарка: «Практика практикой, а первый больной запомниться на всю жизнь». Ну и дальше идёт по тексту куча бездарной тупой банальщины. Это не слова, а мусор, фоновый шум. А классные диалоги всегда выверены, ни одного пустого слова, и звучат они как музыка. Если комедия — это смешная музыка, если трагедия, то трагичная. Почти каждая фраза — это удар рапирой в сердце зрителя.
— Ты сколько лет работаешь в кино? Кого ты учишь? — всплеснул руками Алексей Кожевников.
— Ну, допустим, — задумчиво пробормотал Леонид Быков. — Ты взамен можешь предложить что-то иное? Если нет, то и нечего говорить.
— Вот, — я вытащил ещё один листок бумаги, исписанный карандашом, и протянул его режиссёру. — Пока осветительные приборы двигали, пока вы репетировали, я кое-что на коленке набросал. И кстати, я сегодня работаю первый день.
Главный режиссер недоверчиво глянул на меня, затем взял мои бумажки, скорее из вежливости и углубился в чтение.
— Любопытно, очень любопытно, — улыбнулся он, рассматривая мои закорючки, которые я старался делать печатными буквами.
— Так, — придвинулся актёр Кожевников. — Где там мои слова? Аха, вот. Кстати, с чего вы взяли, что я — нервный, ха-ха. А что, вроде весело? С графином — это хорошо придумано, а с халатом — можно сделать классный гэг. Я ногами вот так подрыгаю, будет смешно.
— Н-да, и финал годный. Давайте репетировать, — сказал Леонид Фёдорович, шлёпнув меня по плечу. — Молодец стажёр. Хвалю.
— Только не перехвали, — пробурчал Витя Громобоев из «Неподдающихся».
* * *
— Сцена в кабинете врача-психиатра, дубль двенадцать, — произнесла вторая ассистентка режиссёра Люба Макарова и щёлкнула «хлопушкой», такой специальной дощечкой, где мелом пишется номер сцены и номер дубля, что намного упрощает последующий монтаж.
— Плавнее кати, — прошипел главный оператор Сергей Иванов на усталого техника, который целый день толкал тележку с кинокамерой по рельсам.
И нашему мэтру с кинокамерой было из-за чего злиться. Ведь мы уже третий час не могли снять ни одного нормального эпизода. А лимит плёнки, которую выдали для сегодняшней кинопробы стремительно подходил к концу. Это в эру цифровой техники не будет иметь значения, сколько гигабайт видео загрузится на жёсткий диск, но сейчас были оттепельные и аналоговые 60-е. К сожалению, актёры, при всём уважении к ним, постоянно путали мой новый текст, и в результате выходило ещё хуже, чем со старыми диалогами. Поэтому Сергей Иванов после каждого ляпа громко на весь павильон объявлял: «Феллини — сволочь, чтоб тебе пусто было!». На что главный режиссер, и он же главный герой фильма Леонид Быков говорил: «Василич, последний дубль, сейчас всё будет в ажуре». Но каждый раз получалось всё хуже и хуже. И вдруг что-то неуловимое на съёмочной площадке переменилось. Такое иногда случается, если долго и упорно мучиться.
