– А как же Альбертина? – спросил удивленный Франсуа. – На что же она будет жить? Навряд ли эта девица будет заботиться о ней, не тот у нее вид. Может, выделить ей ренту в несколько сот франков в год?
Мадам Женевьева возмущенно взглянула на племянника.
– Дорогой Франсуа, – жестко сказала она. – Если бы я заботилась обо всех престарелых и больных слугах из нашего дома, то поверь мне, ты бы не учился в Сорбонне! Каждый кует свою жизнь в своей кузнице и своим молотом! Так говорил твой дед мне и твоей покойной матери, когда ловил нас, молоденьких девушек, на бесполезных тратах. А теперь пойдем в дом. Ты наверно, устал с дороги и проголодался. Если ты подождешь минут десять, то я угощу тебя таким омлетом с зеленью и такими булочками с кофе, что ты сразу забудешь и свой Париж, и мою бестолковую служанку, на которую ты положил глаз! Можешь даже посидеть со мной в кухне, чтобы мне не было скучно, ведь я дорожу каждой минутой, проведенной с тобой.
– Милая тетушка, – смеясь, отвечал Франсуа, – от тебя ничего не скроешь! Конечно же, я посижу с тобой в кухне, пока ты будешь готовить мне еду. Я так люблю завтракать в нашей кухне!
– В нашей! Как бальзам на душу! – улыбнулась мадам Женевьева. – Поверишь, Франсуа, я всегда холила и лелеяла весь дом, но больше всего люблю кухню. В ней так уютно.
– Может быть это потому, что вы провели в ней так много времени? – спросил Франсуа. – Дядюшка был не дурак покушать. Я помню, как вы готовили рождественские ужины и праздничные обеды на дни рождения. Эти столы, ломящиеся от всевозможной снеди, нельзя забыть, поверьте. Несколько раз мне даже снились ваши рождественские разносолы, и я чувствовал вкус копченой гусиной ножки во рту. Просыпался, и, пугая кухарку, рылся в потемках в буфете, чтобы что-то перехватить. А то бы от бурных гастрономических переживаний не заснул.
Мадам Женевьева улыбнулась и даже сощурила глаза от удовольствия, так ей понравились слова племянника. В конце концов, она посвятила свою жизнь тому, чтобы вкусно кормить своих мужчин.
Они, обнимаясь, зашли в дом, и Франсуа который раз удивился чистоте и порядку вокруг. Да, вся мебель старая, и ничего новомодного найти в этом доме нельзя, но… как уютно, как по-домашнему.
– Я восхищен, тетушка, вашим умением вести дом, – сказал он. – Вот вы упомянули о женитьбе. Вы думаете, наверно, что я не хочу найти себе девушку и создать с ней нормальную семью: с детьми и всем прочим. Вы глубоко ошибаетесь, если действительно так думаете. Все мои поиски, я имею в виду поиски девушки, отвечающей моим представлениям о семье и семейной жизни, разбиваются вдребезги, как волны в шторм о наш нормандский берег. Я не смог найти такую девушку. Все не то. Вы же знаете, что упрекнуть меня в капризности или особой требовательности нельзя.
– Дорогой Франсуа, – ответила мадам Женевьева, – подобные разговоры я постоянно слышу из уст еще одного человека. Я думаю, что вам стоит познакомиться, но это мы оставим на потом. А сейчас – завтрак, о котором можно только мечтать.
Она завела Франсуа на кухню, которую тот помнил столько же, сколько помнил себя. Здесь тоже ничего не изменилось, только кастрюли и сковороды стали блестеть еще больше, ведь в них стали меньше готовить, а чистили с той же тщательностью. Кухня по нормандским меркам была очень большая и занимала почти половину этажа. По сути, это было помещение между первым жилым этажом и подвалом. Потолок кухни был низкий, выбеленный, на его фоне резко выделялись деревянные балки, потемневшие от времени и испарений. Небольшие окошки были уставлены геранью и другими растениями, которые, как считала мадам Женевьева, отпугивают насекомых и очищают воздух в кухне. Столы по периметру были заняты различными кухонными приспособлениями, о предназначении которых Франсуа мог только догадываться. Хотя однажды он, будучи маленьким мальчиком, подсмотрел, как готовили колбасу, заполняя фаршем кишки с помощью какой-то странной машинки. Сейчас он узнал эту машинку, истертую, но вычищенную до блеска.
– Тетушка, а это машинка для начинки колбас? – спросил он, крутанув какой-то рычажок на ней.
– Да, это еще прадедушкина, – ответила мадам Женевьева. – Здесь много редких вещиц. Но не только здесь. Наша мебель куплена во время восстания в Вандее. Это было больше века назад, как ты помнишь. Сейчас за мебель дадут приличную сумму, если предложить ее антикварам.
Она надела фартук, включила вентиль подачи газа к плите, зажгла огонь и поставила нагреваться огромную сковороду. Отрезав приличный кусок сливочного масла, положила его на сковороду и начала быстро взбивать венчиком пять яиц в фарфоровой миске.
– Порежь-ка зелень, дорогой Франсуа, – сказала она, пододвигая к сидевшему за огромным столом в центре кухни племяннику. – Видишь, постарела, уже не успеваю там, где раньше посторонняя помощь была не нужна. Хочу взять кухарку в дом, об этом тоже хотела переговорить с Эммой.
В пышный омлет, поднявшийся в сковороде на высоту трех пальцев, мадам Женевьева добавила зелень и кусочек топленого масла. Затем поставила на стол несколько фаянсовых тарелок, молочник, хлеб, высокую розетку с мелко рубленной копченой сельдью, пышные лепешки, политые маслом и медом.
– Садись, милый Франсуа, – сказала она, вытирая руки о белоснежное полотенце, – все готово. Позавтракай, как в старые добрые времена.
Франсуа подвинул к себе тарелку, в которой горой дымился прекрасно поджаренный омлет ярко-желтого цвета, призывно зеленевший мелкими островками петрушки, укропа и еще какой-то неизвестной ему травки.
– Тетушка, тетушка, – меланхолично произнес Франсуа, возведя глаза к прокопченным балкам потолка. – Сказать, что вы кудесница, значит, не сказать ничего.
Он наклонился и поцеловал тетке руку.
– Мерси, мой ангел, жаль, что твоя мать не с нами, но я надеюсь, что на небесах она видит, как нам хорошо с тобой…
И мадам Женевьева краешком фартука, совсем по-крестьянски, вытерла уголки глаз, в которых выступили слезы.
Её племянник принялся за прекрасный завтрак, который, как он думал, будет сопровождать его каждый день, пока он живет в родном доме.
Тем временем мадам Женевьева сварила кофе в небольшой изящной турке из красной меди. Затем она подала племяннику небольшое блюдце с нарисованными лиловыми нимфами и фарфоровую чашечку, которую прямо перед ним наполнила густой, благоухающей, ароматной кофейной жидкостью.
– Кстати, Франсуа, – сказала она, наблюдая, как племянник поглощает ее стряпню, – ты не сказал мне, чем будешь здесь заниматься. Или ты решил бросить свои научные занятия?
Она с тревогой посмотрела на молчащего племянника. Он же делал вид, что смакует кофе и оттягивал ответ. Через несколько минут молчания Франсуа достал из портсигара сигарету, прикурил и затянулся первым дымом. После этого он, наконец, прокашлялся и решился.
– Дорогая тетя Женевьева, – торжественно объявил он. – Я, Франсуа Тарпи, магистр медицины и биологии, приват-доцент университета Сорбонна, наконец-то стал богатым человеком. И не просто богатым, а очень богатым. Но не благодаря тем деньгам, которые вы оставили мне, а благодаря собственному труду и голове.
– Как это, Франсуа? – подавшись вперед и слегка выпучив глаза, которые и так были выпуклы из-за базедовой болезни, вскрикнула мадам Женевьева. – Ты выиграл на скачках, на бирже?
Тетушка была так комична в своем аффекте, что Франсуа рассмеялся.
– Нет, нет, милая тетушка, – он улыбнулся. – Я заработал кучу денег своей головой, сделав открытие в науке. Но, к сожалению, об этом еще никто не знает, кроме человека, обещавшего мне заплатить, если я завершу за полгода исследования и представлю ему результаты, которыми он сможет воспользоваться в своем бизнесе, на фабрике.
– А… так денег еще нет… – разочаровано протянула мадам Женевьева.
– Да, деньги только в перспективе, но до них всего только отрезок пути в полгода длинной.
И он мечтательно потянулся во весь рост, привстав со стула, да так, что хрустнули суставы кистей и колен.
– Прошу тебя, Франсуа, ты же знаешь, что я не выношу, когда трещат подобным образом, меня бросает в дрожь от таких манер.
Она раздраженно развернулась в сторону окна и задумчиво стала перебирать листья герани в керамическом горшке местной выделки.
– Ты молод и неопытен, Франсуа, тем более, в делах промышленных. Будь осторожен, обещания ничего не значат, пока ты не будешь держать в руках чековую книжку с обещанной суммой. Я все же кое в чем разбираюсь, наслушалась от твоего дяди историй финансовых крахов вот в этой самой кухне.
– Ну что вы, тетушка, – сказал Франсуа, подойдя к мадам Женевьеве и нежно прикоснувшись рукой к ее седым волосам в завитой по старой моде прическе. – Все базируется на моем интеллекте и находчивости, изворотливости и гибкости, если хотите. Я никого не собираюсь обманывать и надеюсь, что этого не будет делать кто-то другой.
