- Не у ВАС, а у НАС, - ответил я. - Мы все сейчас в длительном походе, и все вместе отвечаем за его благополучный исход. И тут я высказал свое мнение об излишней ретивости прикомандированных офицеров, отсутствии у них тактичности и, на мой взгляд, несвоевременности дополнительных проверок. Ведь и без того напряженная служба усугубляется дополнительными стрессами, а ситуации на этом фоне могут перейти в нештатные...
Выслушав все мои непозволительные критические, по его мнению, замечания, адмирал молча вышел из лазарета. Заместитель командира по политической части посмотрел на меня с укором, давая всем своим видом понять, что меня ждут неприятности. По крайней мере, не на моем уровне высказывать предположительные причины сложившейся ситуации. Но лодка - это большое общежитие, и известие о том, что Фиряго онемел во время контрольного опроса, вызвала у моряков неприятный осадок. Продолжались бесконечные учебные боевые и аварийные сверхзапланированные тревоги. Народ издергался. Из специальной литературы я почерпнул, что состояние Фиряго - временное. Единственное, точные сроки окончание болезни были неизвестны.
Не прошло и нескольких дней, как внезапно была сыграна аварийная тревога. Все высыпали в спасательных средствах на палубы - узнать, в чем дело. Все оказалось проще простого: в трюме третьего отсека из-за невнимательности матроса вырвало заглушку, что вызвало поступление забортной воды. За полминуты мы приняли до четырех тонн воды через мизерное отверстие под давлением забортной воды в пятнадцать атмосфер, которая поступала в виде мелкодисперсной пыли. С этой неприятностью мы справились довольно быстро, откачали воду, проверились на герметичность и только потом успокоились. Я неспеша заглянул в лазарет к Фиряго. Он лежал бледный, ничего не понимающий, и только испуганные глаза выдавали его внутреннее состояние.
Не знаю, что изменило ситуацию на корабле - этот ли случай или все ранее накопившееся, но проверяющие офицеры резко снизили свое рвение. Теперь проверки проходили планово и привязывались к корабельному ритму. Обстановка была благоприятная, и в глазах офицеров уже не было жесткости. А вот капитан I ранга проверки начинал со слов:
- А скажите, старшина такой-то, что Вы будете делать, если... Не спешите, подумайте, - говорил он мягким голосом. Фиряго же заговорил на пятые сутки и в полном здравии приступил к исполнению своих обязанностей, с которыми он прекрасно справлялся до конца похода.
Венок
Февраль на Камчатке был относительно теплый, температура резко понижалась до 6-8°, но крайне снежный и ветреный. Сугробы наносило до двух метров в высоту, дома стояли засыпанные по первые этажи. Расчищались только основные дороги в поселке - центральная, пересекающая весь поселок по длине, к дому офицеров, к школам, на пирсы и больницы. К народным домам прорывались в снегу дорожки, имеющие вид настоящих туннелей. Несмотря на переменчивую погоду настроение у камчедалов было предпраздничное, приближался день Советской армии и Военно-морского флота.
В дивизии подводных лодок шла будничная жизнь. Часть кораблей собиралась в походы, другие, возвратившись, приводили материальную часть в порядок или стояли в боевом дежурстве. Наш экипаж уже несколько дней как сдал лодку второму, и мы готовились к очередному отпуску, большую часть дня проводя в мелочных заботах на плавучей казарме.
Появилась необходимость провести консультацию мичмана Тарабанова В.К. в условиях главного госпиталя, так как состояние его здоровья вызывало у меня опасения. Оформил все необходимые документы, краткосрочную командировку в Петропавловск-Камчатский в качестве сопровождающего и пошел ставить у командира печати.
В каюте находился и заместитель командира по политической части. Узнав о моей поездке, он выразил пожелание, чтобы я присоединился к группе офицеров - старшим лейтенантами Григорьеву В. и Корытному С. Им было доверено получение в городе заказанного венка, который надо было доставить к торжественному построению флотилии и возложить к памятнику Неизвестному Матросу в день Советской армии и Военно-морского флота.
Так как Авачинская бухта никогда не замерзала, было решено всем коллективом назавтра рано утром поехать в Петропавловск-Камчатский на пароме. С утра стояла морозная и солнечная погода, безветрие, паром быстро рассекал бухту, и уже через час мы сходили на пирс города.
Наша команда разделилась, мы с больным пошли добираться до госпиталя, а товарищи поехали на скалу тыла флота за своим грузом. Договорились о встрече у гастронома напротив ресторана "Авача" в 16:00. В госпитале организационные моменты, в том числе и госпитализация мичмана, заняли не более четырех часов, и я на рейсовом автобусе направился на встречу. Хотя был еще день, начало смеркаться, задул сильный ветер и повалил снег, на глазах наметало сугробы высотой до метра.
Автобус довез меня до места встречи за полчаса. Я вышел, погрузившись в снежную пелену, и стал искать глазами своих товарищей. За спиной мерцали ярко освещенные витрины крупного гастронома, на той стороне дороги проглядывалась очередь человек на пятьдесят у входа в ресторан. Друзей видно не было. Чтобы спрятаться от ветра, я забрел в гастроном, и мне сразу представилась живописная картина: у прилавка винного отдела стояли спиной два офицера, на спине одного из них был привязан большой венок, в руках другого висела сетка-"авоська", в которой переливались три бутылки вьетнамской водки. Они о чем-то живо спорили - как выяснилось потом, спор шел о покупке закуски, в частности, плавленых сырков, а расходились офицеры во мнении, сколько покупать, три или четыре. Я быстро подошел и предложил вступить в долю. Решили, что две бутылки мы привезем сослуживцам для домашнего застолья, а одну спокойно разопьем в ближайшем кафе и, конечно, заедим четырьмя плавлеными сырками.
Вышли на улицу. Ветер усилился, снег больно бил по лицу, и что интересно, к звуку ветра присоединился железный шелест венка, привязанного к спине Григорьева. Зашли в ближайшее кафе, выпили, закусили сырками и почувствовали, как разыгрался аппетит. Выйдя вновь на улицу и увидев вывеску ресторана "Авача", мы захотели посидеть в уютном ресторане и хорошо пообедать, тем более что до отправления последнего парома было еще почти четыре часа.
Подошли ко входу - очередь рассосалась, но небольшая кучка желающих облепила входную дверь, за которой маячила величественная фигура швейцара. Следует напомнить, что в те времена в подобных заведениях на этой почетной вахте стояли бывшие служивые, которые к нашему брату относились благосклонно.
Постучали железным рублем в стеклянную дверь, чтобы привлечь внимание швейцара. Посмотрев на нас и увидев трех бравых морских офицеров, он приоткрыл дверь и под неодобрительный гомон остальных впустил нас в холл ресторана - тем более, что было преддверие праздника. Григорьев вошел в дверь лишь боком.
Окружив швейцара, мы уже начали договариваться, но тут Володя начал развязывать веревки, которыми венок крепился на спине. Присмотревшись к нам и увидев венок, швейцар мгновенно изменил свое решение. - С венком нельзя, не положено, - сказал он сонным голосом.
- Мы его снимем, аккуратно поставим в угол гардероба, и никто не заметит!
Подошел старший по гардеробу, ознакомился с ситуацией и ... отказался принять венок на хранение:
- Шинели и шапки приму, даже сетку с водкой поставлю в тумбочку - а вот венок ни за что.
Все наши уговоры с привлечением дополнительных материальных благ оказались тщетными. Как приятно пахло в вестибюле ресторана шашлыками, коньяками и еще чем-то ароматным, веселая музыка ласкала слух - жаль, что все это не для нас. Покидая холл и протискиваясь к выходу под злорадный гул жаждущих, мы вновь вышли на продуваемую насквозь улицу. Все, неужели нет выхода? Мы стояли и смотрели на светящиеся витрины ресторана. Мое внимание привлекла небольшая пристройка к ресторану с надписью "Парикмахерская". Не задумываясь, быстро в нее вошел, попросив товарищей ждать меня на улице. Большинство кресел, на удивление, были пустыми. Выбрав достойного мастера-женщину, я заговорщически зашептал:
- Хочу подстричься, но быстро, так как время не ждет!
- Садитесь, - ответила она и стала быстро работать ножницами и машинкой.
Завязался разговор, я выяснил, что Нина Петровна работает здесь уже больше двадцати лет, сама приехала из Ленинграда вместе с мужем-военным думали после окончания службы вернуться, но привыкли здесь. Дети выросли, учатся в Ленинграде, родители навещают их только раз в год во время отпуска.
- А что, Нина Петровна, есть ли проход в ресторан из парикмахерской?
- Конечно есть!
- Ой, как нам кушать хочется!
- Можно легко устроить, - сказала Нина Петровна и пошла за кем-то.
Я быстро встал с кресла, подошел к окну и позвал друзей. Они мигом зашли в зал, вид у них был неважный - здорово замерзли. Из смежной с рестораном двери вышла Нина Петровна в сопровождении ее знакомой официантки. Увидев, что нас трое, несколько удивилась, а всмотревшись в венок на спине Григорьева, смутилась.
