Неожиданно раздался выстрел, эхо пронеслось над крышами заброшенных полуразвалившихся лачуг. Виктор вздрогнул, побледнел, не обращая внимания, что режется, поломал оставшиеся стёкла и вывалился на улицу. Грохнул ещё один выстрел, свист пули рассёк воздух где-то над трубой. Солдат машинально поднял лицо, не понимая – по нему лупят или нет. Глаза задержались на обрезе, зажатом в ладони: может, выкинуть? Да нет, без оружия нельзя. Виктор согнулся, представляя, как его сейчас увидят и выпустят из автоматов в спину такие жужжащие и визжащие смертельные рои, что он разлетится кровавой пыльцой и унесётся ветром. Ноги понесли его через сырую болотную траву, высоко задирая колени, а душа замерла в ожидании смерти. В лицо бились всякие мошки.
Перед глазами появился пологий край оврага. С мыслью, что, кажется, пронесло, Солдат прыгнул, упал на бедро и несколько метров шумно скользил по траве; подошвы берцев проборонили вязкую сырую землю. Он вскочил на ноги и побежал, ища глазами вход в подземелье. Боковое зрение уловило движение, которое материализовалась в человеческую фигуру; мысль с сожалением простонала: «Не успел! Увидели! Теперь заблокируют выход!» Кирпичная разбитая арка появилась слева через пять шагов, всюду валялись кирпичи, какие-то балки, брёвна, мотки колючей проволоки, грязная шерсть мёртвой разложившейся козы. Виктор увидел полуметровую щель высотой, но узкую. Он упал, рьяно начал откидывал половинки кирпичей и камни, часто оборачиваясь. Он увидел, как омоновец в шлеме наметил на него ствол. Солдат обречённо перевернулся на спину, расставил руки и, остановив дыхание, приготовился к смерти. Наверное, прошла вечность, но омоновец не открывал огонь. Виктор попятился, подполз ближе к дыре, не отводя глаз в ожидании смерти; омоновец опустил автомат, зачем-то снял шлем, повернулся и пошёл к домам.
– Друг, – простонал Солдат, не понимая, почему его оставили в живых или не увели с собой. – Ты – человек. – Покрепче сжав в одной руке обрез, в другой рюкзак, он протиснулся в щель и оказался в темноте. Переведя дыхание, Виктор сомкнул ресницы и вслушался: ничего – кроме тишины и запаха пыли. Хруст открывающейся молнии на рюкзаке нарушил спокойствие, ладонь достала фонарик, щёлкнуло, столбик лучика высветил полукруглый кирпичный свод потолка. Осветил земляной пол, который тянулся к следующему проходу и резко поднимался: значит, дальше придётся идти гуськом, или ползком, если вообще там не завалено. В неглубоких нишах стен покоились глиняные черепки.
– Валим дальше… а то передумают. – Что-то впереди мелькнуло, а потом раздался такой визгливый кошачий звук, что все волоски на теле прошлись холодной волной. Солдат вытянул впереди себя фонарь и обрез, всмотрелся в скачущую тень. – Это какой-то не кошачий вопль, больше какой-то бесовской. – Пнул банку от тушёнки. – Кто-то недавно жрал. – Виктор подпрыгнул на месте, поправил лямки на плечах и, шаркая подошвами, направился к тёмному провалу. Лучик света старался найти, кому принадлежал душераздирающий визжащий вопль.
Солдат уже прошёл шесть проходов, шёл в полный рост – здесь земляной пол сильно опал, даже по центру глубоко треснул, впереди замаячила серая прореха, потянуло свежим воздухом, пыль в столбике света неслась к глазу фонаря.
«Сильно дует. И пахнет озоном. Не хотелось, чтобы вновь началась сильная гроза». Неожиданно в глазах сильно щёлкнул свет, перед взором пронеслась ужасная кровавая картина с растерзанными телами, всё потемнело. Виктор упал на колени и выругался, фонарь выпал из руки, прокатился, но не погас и не разбился.
– Что это было? – Солдат часто покачал головой, словно скинул кровавый морок, от которого едва не потерял сознание. – Не из-за вчерашнего ли удара головой с балкона? – Он поднял фонарь и осветил потолок, земляной пол, стены. На правой стене за ржавыми перилами разметалась высокая надпись: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА КРОВАВУЮ ФЕРМУ. ТВОЯ ИГРА ПРОКЛЯТИЙ – НАЧАЛАСЬ!» С обеих сторон от потолка до пола тянулись перевёрнутые кресты.
– Надо же. Краска на кровь похожа. Ведь делать нечего кому-то – нести краску и черкать тупые изречения.
Неожиданно подул сильный ветер, утробно завыл, а с ним под потолком пронеслось очень тонким женским голосом: «Зачем ты так?»
– Че-е-ерти бешеные, по-моему, у меня глюки. – Виктор никогда не был трусливым, наоборот, про таких, как он говорят – безбашенный, но женское стенание заставило его покрыться мурашками и холодным потом: ведь голос сильно напомнил бывшую жену. «Может, здесь какие-то испарения, из-за которых возникают слуховые галлюцинации, какие-нибудь грибковые споры, плесени?» На всякий случай он поводил фонарём и поспешил выйти в следующий проход.
Кирпичная арка выходила из земляного обрыва, взору предстала гладь огромного озера, между входом и водой илистый островок, как ковром покрытый толстым слоем сухой тины. На стыке воды и суши воткнут покосившийся деревянный столбик, облюбованный мхом, от него тянулась полусгнившая верёвка к носу лодки, на полкорпуса занесённой на сушу.
Солдат часто моргал, опешивши расставив руки: на небе светились редкие блёклые звёзды, месяц разложил свои рога, а чернильная ночь окутывала весь горизонт, где шумели листвой высокие деревья.
– Что-то я не понимаю… – Виктор подошёл к лодке, осветил фонарём. – Затмение наступило?.. Какое на хрен затмение, на месяц хоть ведро вешай. – Он озадаченно посмотрел на темнеющий вход, откуда только что пришёл, перевёл взгляд на череп барана, приютившийся на последней скамье лодки. «Не тот ли, чья кожа с шерстью валялась у подножия входа?» Солдат присел на корточки и провёл столбиком света по боку лодки и засомневался, что сможет на ней добраться до другого берега: слишком вид гнилой. Фонарь задержался на названии: «ПУТЬ В АД».
– Путь в ад, – шёпотом повторил Виктор. Он не понимал, как такое возможно: не мог он проходить двести или триста метров целый день, от силы прошло полчаса-час. Он был сильно обескуражен и не знал, что дальше предпринять. – Может, я упал… и провалялся без сознания? Отсюда и глюки потом словил?
Три громких выстрела трижды осветили проём выхода – Солдат определил как из дробовика. Раздались мужские крики, короткие очереди, потом грохнула граната, выбив из темноты прохода щепки, камушки, пыль. Виктор не намерен ждать, когда перестрелка придёт к нему. Яростно толкая лодку в воду, он собрал все силы, чтобы её сдвинуть. Потом одно за другим выдернул из ила вёсла. Визги пуль перед самым носом подобные «сциф-ф-ф, сциф-ф-ф» и фонтанчики на воде заставили запрыгнуть в лодку и бешено грести прочь.
2
Лодка подплыла к крутому берегу, высокие плакучие ивы склонили ветви над самой водой, длинным полумесяцем пролегал песчаный пляж. Солдат был доволен, что успел доплыть. Как он и предполагал – судёнышко слегка дырявое: сквозь мизерную дырочку натекло, лодка наполовину наполнилась тинистой водой и к тому же вонючей, словно в ней давно утопили много живых существ. Виктор откинул вёсла в воду и спрыгнул на пляж, осмотрелся, потом повернулся взглянуть на дальний вход северного берега. Когда лодка доплыла до середины озера – в подземном складе, – если это вообще когда-то был склад, – произошёл мощный взрыв, и всех, кто там устроил стрельбу, навеки похоронило под грудами кирпича и земли.
Некоторое время Солдат стоял на кромке воды и песка, обдуваемый слабым тёплым ветром, и всматривался в арку засыпанного входа: почему-то ему было жаль омоновцев. Он не мог понять: то сначала его отпустили, затем снова начали преследовать. И главное – с кем они устроили мощную перестрелку? – ведь никого в подземелье он не встретил. В его зрачках плясал огонёк, казалось, выбивающийся из какой-то щели завала. Виктор задал в мыслях вопрос: «Какая же там температура, что яркая точка от огня доходит до этого берега?» Он грустно усмехнулся: «А может, демоны включили мощные прожектора, чтобы подсветить новую преисподнюю с новыми потерянными душами?»
За спиной где-то на высоте шумно проехала машина, музыка и веселье донеслись до пляжа, девичий смех удалялся. Солдат глубоко вздохнул, на сердце стало спокойнее: люди веселятся – жизнь продолжается.
