Аделаида прикусила губу, не зная, что делать: обижаться? Гавкнуть? Просто расплакаться? Или Фрукт всё знает, и он прав? Если он такой сильно умный и действительно прав, то пусть скажет, что делать?
В лоджию заглянул Чапа:
– О! Вы ещё не закончили?
– Чапа, пойди, погуляй, – Манштейн снова начал задумчиво разминать в пальцах «Ту-134», – кстати, притащи мне сюда гитару. Она у меня в спальне висит.
– Ладно! – светлый чуб Чапы исчез так же резко, как появился.
– Фрукт! Ты что, гонишь?! Какую гитару?! Ты ещё и поёшь?! – вот это сюрприз! Аделаида забыла всё: и про волков и про гончих. Фрукт своим писклявым голосом, похожим на ржавую калитку, ещё и поёт?!!
– Ты от разговора не уходи! Говорили вроде как о тебе! – Манштейн засунул сигарету обратно в пачку и теперь ковырялся в карманах в поисках чего-то.
– Так и что ты предлагаешь? – Аделаида с тоской вспомнила, что говорили действительно о ней. И вовсе он не влюбился, мрачно констатировала она, просто очень странный тип… очень странный… и довольно противный.
– Это не я предлагаю, а психиатры. Вон, мамины книжки предлагают, – кивнул он в сторону двери в комнату, – и всё правильно предлагают! Представляешь? – засмеялся он кудахтающим смехом. – Так вот, у тебя, Адель, только два выхода. Выход номер один: прими ситуацию, скажи: «Да! Это я! Я такая – толстая, неуклюжая, ну и ещё какая уж не знаю. Но я такая одна. Я уникальна! И я имею права на все радости жизни! Я глухой, но желаю петь! Я слепой, но желаю рисовать! Я буду делать всё, что мне заблагорассудится, я хочу научиться всему, что делают другие! И пусть все смотрят»! И обязательно у тебя появятся сторонники и даже болельщики. И новые друзья тоже появятся, потому что люди увидят в тебе личность, сильную и независимую, а не толстую тень ободранного волка. Поняла?!
Аделаида вовремя прикусила язык, чтоб не сказать:
Много ты знаешь! Тебе хорошо рассуждать…
Она начала со второй части вопроса:
– И как ты это всё себе представляешь?! Как я должна бегать на уроке физкультуры в мужских трусах, которые ненормальная Линоида заставляет носить на уроки?! Как, я тебя спрашиваю, если вся школа бросается к окнам и липнет к ним, отталкивая друг друга. А те, кто не боятся учителей, в один голос кричит: «Жирная камбала, тебя кошка родила!» Ну, скажи, как?!
– Адель! Ты меня восхищаешь! Адель, ну посмотри в зеркало! Мать, ну ты же действительно жирная! Это, кстати, второй выход! Тебе не нравится, как тебя называют, – сделай что-нибудь!
– Как это? – опешила Аделаида. – Что я могу сделать?!
– Худей, тётка! – ржаво заскрипел Манштейн. – Сядь на диету, пойди на какой-нибудь спорт! Займись собой!
«Знал бы ты про мой спорт! – с тоской подумала Аделаида. – Про „вихади ва двор, бегай – пригай“! Или про мамино – „жри, тебе сказала, а то мозги работать не будут!“ Эх! Уважаемый Игорь Моисеич! Были бы вы в курсе, какова женская жизнь в этом Городе на самом деле… Хотя, конечно, в ваших умозаключениях много разумного. Всё-таки странный вы какой-то, товарищ Манштейн. Совсем не такой, как многие. И родители ваши, Игорь Моисеич, скорее всего, должны быть странными. Увидеть бы их хоть в пол глазика. Поговорить».
– Фрукт, вы откуда-то переехали? – помолчав, спросила Аделаида.
– Из Кривого Рога. Три года уже стараемся вжиться в тутошнюю действительность. Нас же сюда, наверное, насовсем прислали.
– Что значит «прислали»?
– Партия и правительство! Слышала такие слова? Так вот, они и прислали папана работать на вашем заводе, как высококвалифицированного специалиста. Квартиру дали, матери должность нормальную.
«Более чем нормальную! „Председатель медкомиссии в военкомате“. Классно Фрукт устроился! Даже если в вуз не поступит, армия ему не грозит!»
– Ну и как тебе наш Город?
– Город как город… – задумчиво произнёс Фрукт.
Дверь тихо приоткрылась. Но вместо Чапы с гитарой в лоджию проскользнул Лорд.
– Всё нормально, брат! – Фрукт потрепал его за шкурку между ушами.
Аделаида тоже протянула было руку. Лорд глухо зарычал и оскалился. Она резко дёрнулась и чуть не свалилась с раскладного стула.
Лорд! – голос Манштейна впервые показался ей не таким писклявым. – Тебе не стыдно?! Это же моя подруга! Извинись сейчас же!
Лорд безропотно подошёл к Аделаида и, прикрыв глаза, положил ей морду в колени.
Шерсть его была гладкая, как шёлк и в то же время жёсткая и упругая…
– Сказать тебе про Город?
– Скажи!
– Кстати, а куда ты будешь поступать? – он опять спрашивал, а не отвечал.
– Хочу стать судмедэкспертом. Кстати, куда это Чапа пропал? Может, он забыл про гитару? – Аделаиде не так, чтобы очень хотелось услышать, как Манштейн будет «петь». Ей тупо надоел этот неприятный разговор. Надоел и очень расстроил. Оказывается, над собой надо работать?
– Придёт, не заблудится, – Фрукт отмахнулся, – эта специальность, мать, называется «врач-прозектор». А «судмедэксперт» – это должность. Тебе действительно нравится работа в морге? – Фрукт почему-то не удивился, не испугался, как будто речь шла о Политехе, или педиатрии.
– Да, очень! – ответила Аделаида с вызовом.
– Ты чего задёргалась? Ждала, что я упаду в обморок? Значит, тебе хочется ошарашивать, хочется быть не такой как все!
– Мне хочется работать в тишине, и чтоб было поменьше людей!
– Ну, так иди ночным сторожем в библиотеку! Чего ты сама себя обманываешь? – вредный Фрукт явно издевался! – Ладно, ладно, я пошутил!
– Короче, мы пошли! – в дверь просунулся Пупок в куртке и туфлях. – Там снег пошёл. Пойдём, погуляем на свежем воздухе.
– У нас в Городе праздник, когда идёт снег. Гуляют все, некоторые даже до утра.
– Что ли все идёте? Ну, ладно! А куда Чапа запропастился? Я его за гитарой послал, а он куда-то делся. Давай, давай… тебя, товарищ, только за смертью посылать! – Манштейн протянул руку и взял у Чапы гитару. – Вы там сильно нагуляли?
– Ну, да… есть немножко… Но девчонки прибрали, всё нормально. Ты с нами? – обернулся Пупок к Аделаиде.
– Нет! Она не идёт. За ней её пахан должен прийти! – Фрукт врал с совершенно непробиваемым лицом. Вот именно сегодня папа и не должен был её забирать! Её отпустили под «честное слово», и не как обычно до девяти, а до десяти вечера по случаю на «отлично» оконченной четверти, и под «честное слово», что её «обязательно проводят все вместе» прямо до порога.
– А-а-а, – понятливо протянул Пупок, – тогда мы пошли. Всё, пока!
– Пока! Лорд, проводи гостей!
Лорд с достоинством встал и направился к двери.
В квартире осталось трое: он, она и овчарка по кличке «Лорд».
– Может, ты хотела пройтись? Я как-то не подумал, – Фрукт медленно перебирал струны на гитаре, то подкручивал, то снова отпускал их.
– Ага! Очень хотела! У меня всю жизнь все сапоги промокают. Они же ещё снежками кидаться начнут. Терпеть не могу такую погоду! У нас в Городе, как только две снежинки выпадут, все выскакивают на улицы «играть в снежки» и кидаются льдом, замороженными шишками. Кто кому в глаз попал – тот крутой! Эти ненормальные и на крыши залезают, оттуда кидаются, и из-за углов! Вон мимо Дворца Культуры металлургов пройти невозможно. Знаешь, сколько их там на крышах сидит?! И кидают на головы что в руки попадёт.
– В кого? В знакомых, в друзей, что ли?
– Да, счас! На улицу выйти невозможно! И так скользко, тут тебе как засветят куском льда с ёлочной шишкой в центре, ни одна больница не примет. И никто их не ругает, типа, юноши радуются, развлекаются и в снежки играют.
– Нормально! Это как раньше гульбища устраивали?
– Вроде того! Только на гульбищах за женщинами по улицам не гнались и в угол их не загоняли. А у нас в Городе всё нормально, если череп проломят – только веселее будет!
– Да, ладно, не бери в голову! Так ты хочешь песню?
– Что за манера менять тему разговора?! Но песню хачу-у-у! – огрызнулась Аделаида.
Манштейн, наконец, настроил гитару, резким движением прижал ладонью струны…
Рыжий клок волос сполз на лоб. Но Фрукту он не мешал. Он совсем не смотрел на гитарный гриф. Наконец Аделаида увидела у него в руке то, что Фрукт искал по карманам. Это был медиатор. Фрукт зачем-то сунул его в рот.
У-у-у-у, – стал он скулить себе под нос тоскливым голосом, – ми-ми-мии-и-и…
– Всё! Готово! «Старый дом»! – вдруг, как бы приготовившись к старту и вспомнив об Аделаиде, объявил он. – Посвящается тебе, Адель!
– Ну скажи, твоё? – Аделаида чуть не захрюкала от умиления.
– Куда нам! Заимствуем!
Что за дом притих,Погружён во мрак,На семи лихих Продувных ветрах,Всеми окнами Обратясь в овраг,А воротами – На проезжий тракт?Ох, устал, я устал, – а лошадок распряг.Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги!Никого, – только тень промелькнула в сеняхДа стервятник спустился и сузил круги.В дом заходишь как Всё равно в кабак,А, народишко – Каждый третий – враг.Своротят скулу,Гость непрошенный!Образа в углу – И те перекошены.
««Образа»?! – ошарашенно подумала Аделаида. – Как это «образа»»?! Иконы церковные, что ли?! Так про них говорить вслух нельзя! За это же можно и из комсомола вылететь!»
