стороны одновременно и мне было забавно наблюдать за Ваней, когда он увидел Веру, так похожую на меня, потом подходящего Торопова, а потом как тот, подойдя, "меня" поцеловал и протянул Ване руку:
– Женя.
Ростом Ваня был выше Торопова, но Торопов массивней, шире – все же почти на десять лет старше.
Я, с букетом в руках, вылезла с другой стороны машины, и, смеясь, крикнула:
– Это Иван!
Пока я топала кругом, Вера тоже протянула Ване руку:
– Вера.
– Иван, – сказал тот, косясь на меня.
Торопов встретил меня, чуточку приобнял, чуточку коснулся своим сломанным носом моей щеки:
– Привет, Таня. Ух, какой букет! Мне?
– Это нам с Верой Ваня подарил.
– Ну, если вам, тогда не претендую.
Мы провели отличный день. И Ваней и Тороповым было рассказано столько смешного – мы хохотали, как сумасшедшие. Иногда я даже держалась за живот, а из глаз текли слёзы от смеха. Правда, Вера не смеялась, но она улыбалась и всегда поддерживала разговор. Торопов, наверное, уже привык к её сдержанности, да и Ваня вроде понял, что из нас двоих хихикалка-хохотушка я, а у Веры всё время "морда тяпкой" – что-то из разряда "не уронить достоинство" и "не потерять лицо". А может просто лишних морщин боится. Они с Тороповым над ней даже немножко подшучивали, но немножко и очень корректно. Я в этом к ним не присоединялась, а, наоборот, обстёбывала их и в чём-то себя. Мне пришло в голову, что Веру надо научить быть "немного с прибабахом". Собственно, она такой и была – со своеобразным чувством юмора а-ля поручик Ржевский, который не ведает, что творит. По крайней мере, с виду Вера никаких особых затруднений не испытывала. Правда, я плохо представляла, каково ей на самом деле – я так ни разу и не смогла представить, что она ощущает и переживает, когда находится среди многих людей, а не с кем-то один на один, как с Дмитрием, Тороповым или со мной. Когда вокруг неё целая моя семья – мама, папа, разные родственники, или как на стрельбище тогда, или на яхте сейчас – все что-то говорят, смеются, едят – всё бестолковое будто бы, бессмысленное, не имеющее никакого значения, но оно всё общее, для всех естественное, понятное, объединяющее даже. А она одна, совсем чужая, другая. Пусть об этом никто, кроме меня не знает, но сама-то она знает. И ей же, наверное, тоже хочется быть со всеми, быть такой, как все.
В разгар организованного Тороповым застолья я вспомнила про Ванин подарок – он пока так и лежал в пакете, и у меня зудело, что же там такое?
– Кирзовые-то сапоги когда мерить будем? – я наклонилась, взяла пакет и передала Ване.
Пакет был лёгкий – явно, не сапоги. Ваня сунул в пакет руку, достал что-то свёрнутое, развернул, и мы увидели зелёный армейский берет. Ваня хлопнул им, расправил и подал мне:
– Держи! Войсковая разведка, девятая рота.
Я повертела берет в руках и надела на голову.
– Подожди, не так, – сказала Вера. Я повернулась к ней, она встала и несколькими движениями поправила берет на моей голове. – Вот.
– Ух ты, профессионально! – заметил Ваня. – Я сам так не умею.
Чтобы отвлечь всех от этого эпизода, я вскочила, вытянулась по стойке смирно и отдала честь.
– В белом купальнике и зелёном берете выглядишь очень даже по-боевому, – заметил Торопов, посмеиваясь. – Я бы с тобой в разведку пошёл.
– Только сейчас не начни шутить, про прикрывать мне спину, – рассмеялась я, усаживаясь на место и сунув берет обратно в пакет. – Мерить никому не дам, это моё, а я жадная.
Потом наши "мальчики" остались сзади внизу (я не знаю, что как называется на яхте) пить пиво с рыбой и разговаривать свои "пацанские" разговоры, а нам с Верой Костя – наш капитан, как представил его Торопов – наверху у мачты постелил мягкий плед и мы сидели там и смотрели на море, на остров Тань-Вань, слышали, как бьётся о борт вода, как хлопает иногда парус, и я обняла Веру сзади, прижалась к её спине, и нюхала её волосы, и они пахли тёплым солнцем.
– Я тебя люблю, – прошептала я ей на ухо.
– А ты читала книжки про попаданцев? – совсем не к месту спросила Вера.
– Скорее нет, чем да, – ответила я. – Помню что-то смутное, но мне не зашло. Если бы понравилось, я бы запомнила.
– А я довольно много просмотрела, но не встретила такой, где бы киборг попадал из будущего в настоящее и потому никакой инструкции к действию для себя не нашла.
– Можешь сама теперь написать инструкцию, – я села рядом с Верой, положила голову ей на плечо и смотрела на далёкий берег, где виднелось какое-то село с церковью. Мы разговаривали совсем тихо.
– Теоретически, могу, а практически, что мне в этой инструкции написать? Ничем конструктивным и полезным я попаданчество пока не обогатила, а включать туда пункт, где будет написано: "Найди среди людей кого-то, кто внешне на тебя похож, влезь к нему в доверие и потом признайся, что ты киборг" как-то не очень конструктивно выглядит. Тем более, что как это сделать – найди! Ходить по улицам и заглядывать всем в лицо?
– Ну, ты же меня как-то нашла?
– Я тебя не искала. Хотя, можно сказать, что и искала. На лица смотрела, если оказывалась где-то среди людей. Когда Дмитрий разрешил мне уже не только в его сопровождении, но и самостоятельно выходить на улицу, я и стала смотреть. Выходить-то мне особо было незачем. Мусор, чтобы его выносить, у меня не накапливался, за продуктами в магазин мне не надо, так что мы определили так – я каждый день строю себе какой-нибудь маршрут – пеший или с использованием общественного транспорта, кроме метро, конечно, и исполняю его. Музеи, выставки, кинотеатры, магазины, в которых я ничего не покупала, а просто посещала и глазела, парки, аллеи, достопримечательности. Из транспорта – автобусы, маршрутки, трамваи, троллейбусы. И однажды у нас в Академе увидела тебя. Ты как раз домой к тёте из университета отправилась, и я отправилась с тобой и выяснила, что ты живёшь на Ватутина. Рассказала о
